БУДУЩЕЕ У ПОРОГА

Сегодня мы завершаем дискуссию о проблемах современной советской научной фантастики. На страницах газеты выступили И. Бестужев-Лада, Б. Стругацкий и Ал. Романов («ЛГ», 7 августа 1985 г.), С. Плеханов, С. Ягупова («ЛГ», 14 августа), Ю. Школенко, Г. Москвин («ЛГ», 4 сентября), Кир Булычев («ЛГ», 11 сентября), В. Каверин, Анар, Т. Пулатов и 3. Вольный («ЛГ», 25 сентября), В. Бабенко («ЛГ», 9 октября), наши многочисленные читатели («ЛГ», 14 августа, 4 сентября, 11 сентября, 16 октября).

Итоги дискуссии подводят в своем диалоге заведующий отделом науки газеты «Правда», автор популярных репортажей с космодрома Байконур, бесед с героями космоса, ряда книг по научной фантастике Владимир Губарев и председатель совета по приключенческой и научно-фантастической литературе СП РСФСР прозаик Сергей Абрамов.

С. А. Мне кажется, прежде чем выносить приговор фантастике – кризис или расцвет, подъем или спад, – надо наконец определить, что мы вообще должны понимать под фантастикой.

В. Г. Я бы поставил вопрос иначе. Нет смысла резко разделять литературные жанры. В художественном произведении существует много элементов, нередко и фантастических. Но коль скоро речь все же идет о собственно фантастике, ее своеобразие я определил бы так: ЭТО ЛИТЕРАТУРА О БУДУЩЕМ. Поэтому-то так велик интерес к ней.

С. А. А если вообще отбросить термин «научная» фантастика... Почему обязательно – «научная»? Прошли те времена, когда всерьез подсчитывали, сколько изобретений Жюля Верна обрело жизнь в науке и технике. Не для того пишут фантасты.

В. Г. И для этого тоже.

С. А. Ставить перед фантастикой одни лишь задачи научно-технического предвидения – не слишком ли узко? Любая научно-популярная литература для пополнения соответствующих отраслей знания куда интереснее и полезнее. Сама по себе «фантастика» – без уточнения «научная» – завоевала неоспоримое право на существование.

И. Бестужев-Лада в своей статье заявил: фантастика, мол, начинает умирать. Жанр ищет «пути отхода» через психологическое, социальное... Не «отхода» он ищет, а новых средств контакта с читателем и жизнью. Не случайно к элементам фантастики все чаще прибегают в своем творчестве такие признанные реалисты, как Л. Леонов, В. Каверин, Ч. Айтматов, а также Л. Ким, В. Крупин, В. Орлов, Л. Житинский. А сколько писателей в республиках ныне успешно работают «на стыке» фантастических интерпретаций самых злободневных проблем нашей жизни! Это и Анар (Баку), и Т. Пулатов (Ташкент), и С. Ягупова (Симферополь), К. Симонян (Ереван), белорусы В. Шитик, Г. Попов, Э. Скобелев.

В. Г. И все же от термина «научная фантастика» отказываться нельзя. Посмотри, с какой заинтересованностью, с каким знанием предмета обсуждают положение дел в современной научной фантастике читатели «ЛГ». Ясно, что привлекает их, ученых, преподавателей вузов, студентов, врачей, инженеров, не просто острый, занимательный сюжет. Лет двадцать пять назад люди мыслили только категорией Земли. Сегодня нашей повседневностью стали уже категории космические. Сейчас Земля, Луна, Солнечная система – понятия вполне обжитые. Я говорю об изменении сознания, происшедшем в последнее время. Этот процесс протекал исподволь, незаметно, но неуклонно. Кстати, во многом ему способствовала и научная фантастика. Полагаю, не случайно те или иные произведения литературы и искусства появляются накануне глобальных сдвигов в жизни общества, вызванных научными достижениями, открытиями.

Появление, с одной стороны, атомной электростанции, с другой – атомной бомбы не могло не изменить представления человечества о мире, его психологию, как, скажем, и выход человека в открытый космос, высадка на Луну и т. д.

Нынче западная литература наводнена всевозможными космическими баталиями. «Звездные войны» американский кинозритель впервые увидел 10–15 лет назад, когда в реальной политике и речи о них не было. Шла активная обработка общественного сознания. Фантастика, как справедливо заметил В. Бабенко («ЛГ», № 41), стала мощнейшим идеологическим оружием.

С. А. Куда же в таком случае должна быть направлена советская фантастика сегодня?

В. Г. На мирное «освоение будущего». И здесь направлений множество. Сейчас, например, много говорится о биологической революции, которая намечается в науке. Уверен, что грядущие преобразования в первую очередь будут связаны с физическим совершенствованием человека, выработкой способности активно действовать в условиях космоса. Это, правда, не укладывается пока в голове, но ведь, действительно, фантастически интересно. Скажу, кстати, и о клубах любителей фантастики. Я согласен с автором обзора читательской почты: следует активизировать работу КЛФ по пропаганде достижений советской фантастики.

Мы живем в век научно-технического прогресса. А НТП – это не только внедрение новых технологий, но прежде всего – новое мышление. Воспитывать его надо с детства. Думать по-современному – значит творить вокруг себя «насыщенный наукой мир».

С. А. Но извечная цель литературы – содействие прогрессу нравственному. Фантастика – прежде всего факт литературы. И если говорить о новых задачах, изменении тематики, то ее поэтика тоже должна претерпевать какие-то изменения.

В. Г. Естественно! Но к этому должны быть готовы и читатель, и критика, формирующая читательское восприятие, вкус. Когда у критиков доходят руки до фантастики (что, кстати, бывает очень редко), ругать ее считается признаком хорошего тона. Расскажет писатель о некоей планете, где есть живые существа, у критика это тут же вызовет ухмылочку. Эка куда хватили! Как ни странно, но мы, по сути, критикуем фантастику за то, что она пытается представить нам сегодня человека таким, каким он станет в будущем. Грех вроде бы невелик, а упреки не шуточные: идеализация, конструирование «голубого героя»...

Да, ругать фантастику легко. А вот хвалить довольно трудно. К примеру, как похвалить «Самшитовый лес» М. Анчарова, если хоть чуть-чуть не знаешь физику, если элементарно не образован в области естественных наук? Мне могут не поверить, но среди двух десятков знакомых мне людей с высшим образованием только один смог правильно ответить на вопрос: почему на земле меняются времена года.

С. А. На мой взгляд, ты допускаешь типичную ошибку человека, более близкого к науке, нежели к литературе. Заботился ли А. Беляев, создавая своего Ихтиандра, о проблемах генной инженерии? Нет, конечно! Строго мыслящему биологу идея «двоякодышащего человека» сегодня вообще может показаться нелепой. А Ихтиандр близок нескольким поколениям читателей, и не тем, что мог жить в океане, а своими человеческими качествами. Вообще, судить о достоинстве литературного произведения по «свежести» научной идеи, которая в нем заключена, – типичная цеховая узость. Писатель не диплом, не патент на изобретение получает, а создает литературное произведение.

Да, у нас еще не так много авторов, которые, осмысляя действительность, опирались бы на новую, так или иначе использующую элемент фантастического ступень глобального мышления. Но, уверен, наша литература в ближайшее время создаст притчу о Человеке, где фантастика, ее условности станут органичным художественным приемом для изображения личности современника в необычных, если хочешь, космических ситуациях.

В. Г. Думаю, что все беды фантастики, к которой мы сегодня пытаемся подойти с самых разных сторон, в том, что она все еще не дала сколько-нибудь полного представления о сегодняшнем человеке.

С. А. Безусловно. Поэтому вольно или невольно, но наш диалог, или, если хочешь, спор, по сути своей повторяет то, по поводу чего ломали копья многочисленные участники дискуссии: что главное в фантастике – научный, прогностический или литературный подход, не ограниченный рамками строгих теорий. Или иначе: что важнее – футурология или человековедение? Автор письма в редакцию Шадрин, например, утверждает, что читатели жаждут прогнозов, а не «небылиц в лицах». Это его слово – «жаждут». Прямо-таки алкают... А. Прокимнов ничтоже сумняшеся называет фантастику «литературой новых научных идей». Философ Ю. Школенко с философской категоричностью заявил: «Природные константы и пределы стесняют фантастов, но что поделаешь? Они отделяют также фантастику серьезную и плодотворную от бесплодной...»

В. Г. Только вот что имеется в виду под «природными константами и пределами»?

С. А. Ну, к примеру: нельзя передвигаться в пространстве со скоростью, превышающей скорость света, это невозможно в принципе.

В. Г. В принципе – невозможно.

С. А. Не спорю. Но тогда к разряду «бесплодных» следует отнести и «Туманность Андромеды» И. Ефремова, и «Обитаемый остров» Стругацких: там герои передвигаются в космосе куда быстрее света... Или еще «константа»: нельзя двигаться вспять по временной координате.

В. Г. И сразу вспоминается еще немало «бесплодных» произведений, ставших классикой фантастики. Впрочем, Ю. Школенко сам себе противоречит. Он пишет, что фантастика может «резким гротеском или пронзительной мыслью взламывать рутину». То есть рутину мышления, зашоренного этими самыми «константами и пределами».

С. А. То-то и оно!.. Да сама наука куда менее зашорена, чем иная фантастика! Сегодняшнее непреложное и вроде бы конечное завтра становится частным случаем нового знания, ломающего нынешние пределы. От Ньютона к Эйнштейну, от Евклида к Лобачевскому... Кто-то придет завтра? Это, повторяю, наука. А тут – литература. Недавно скончавшийся Евгений Павлович Брандис, талантливый критик и литературовед, блистательный знаток фантастики, назвал ее вслед за И. Ефремовым литературой мечты. Да разве можно мечтать, в чем-то себя ограничивая? Это уже будет не мечта, а убогость какая-то...

Прав читатель А. Бабушкин, произнесший слово «синтез». Синтез между «линией создания фантастических сущностей и линией создания картины личности». Об этом же пишет и Кир Булычев – один из интереснейших наших писателей-фантастов, собственным творчеством не раз доказывавший вышеупомянутую истину. А разве не подобный же синтез принес успех таким талантливым произведениям, как «Сторож брату моему» В. Михайлова, «В зените» Г. Гуревича, «Жук в муравейнике» братьев Стругацких, «Дарю вам память» З. Юрьева, «Ларец Марии Медичи» Е. Парнова, «Люди как боги» С. Снегова, «Лунная радуга» С. Павлова?

В. Г. Крупных произведений не так и много. Не всякому автору дано замахнуться на роман или большую повесть, тут нужно своего рода стайерское дыхание.

С. А. Да, на романной площади все просматривается куда яснее. Роман без характеров, без яркого, образного языка, без точной социальной идеи состояться не может. А в рассказе литературную бесталанность, серость упрятать куда легче, ошарашив читателя хотя бы фактом. Невероятная форма разума! Небывалое изобретение! Феномен природы! Да мало ли возможностей. Пожалуй, когда я возражал против примата науки, то имел в виду сонмы подобных псевдонаучных рассказов.

В. Г. Но они-то и не литература.

С. А. А зачастую создают общее представление о фантастике как о литературе даже не второго – пятого сорта. И вот парадокс: те, кто издает фантастику, чувствуют себя много спокойнее, когда на ее страницах гуляют «умные роботы», летают «суперзвездолеты», а люди отсутствуют. Живые люди – с их интересами, привычками, страстями, недостатками, наконец... Издатели вообще – люди чрезмерно осторожные и видят в каждом серьезном фантастическом произведении некую бомбу замедленного действия. Один издательский «шеф» всерьез заявил мне как-то, что социальная фантастика вообще, не имеет права на существование. Она-де «опасная отсебятина» и, мол, как бы здесь чего... Фантасты беспокоятся о завтрашнем дне? Они предостерегают? Ату их!.. Но ведь о завтрашнем дне беспокоятся и политики, и ученые, все честные люди на планете.

Нельзя, подобно страусу, зарывать голову в песок, ничего кругом не видя, не слыша, не ощущая. Конечно, куда проще издавать книги про «яблоневые сады» будущего. Но чтоб они выросли, эти сады, надо, ох, сколько земли перекопать!..

В. Г. Помнишь, в повести Стругацких «Понедельник начинается в субботу» герой путешествует в нафантазированное писателями будущее?

С. А. И помню, как ему было скучно в этом будущем, как он там едва не заблудился в толпе бесцветных героев... Чуть ли не каждый из участников дискуссии сетовал на то, что мало у нас издается фантастики. Позволю поправку: хорошей – мало. И нельзя практикой многократного переиздания одних и тех же – апробированных! – произведений заполнять «фантастический вакуум». Думается, следует упорядочить издание фантастики.

В. Г. Организовать единое издательство, как предлагает В. Бабенко?

С. А. Богатая мысль, кто спорит. Но пока и вправду фантастичная. Фантастичная не в техническом, производственном смысле, но – в творческом. Надо бы сначала разобраться в «фантастическом хозяйстве», оно куда как захламлено. А для этого, безусловно. следует иметь центр, ежемесячный журнал фантастики. С традиционными разделами: проза, публицистика, литературоведение, текущая критика... Это позволит держать в поле постоянного внимания всех, работающих в фантастике, позволит управлять творческим процессом, контролировать его, неуклонно повышать качество этого популярнейшего рода литературы, разумно диктовать моду и воспитывать читательский вкус. Невозможно ныне недооценивать авторитет у молодежи, а значит, и огромное воспитательное значение фантастической литературы.

В. Г. Значит, все-таки – литературы?

С. А. Только так! И требования к ней – как ко всей литературе. И обязанности – как у любого вида литературы. Но, замечу, и права тогда – те же... Напомню один факт, может быть – опять-таки из-за скептического отношения к фантастике! – не слишком широко известный. Пять лет назад Союз писателей РСФСР и редакция журнала «Уральский следопыт» учредили ежегодный приз за лучшие произведения, написанные фантастами. Приз называется «Аэлита». Его лауреатами уже стали А. Казанцев, братья Стругацкие, С. Снегов, З. Юрьев, В. Крапивин, С. Павлов – авторы талантливые, любимые читателями. Как один из тех, кто стоял у истоков основания этого приза, скажу; не так уж и сложно сегодня для жюри выбирать кандидатов в лауреаты, а потом – и самих лауреатов (тем более что приз присуждается лишь за крупные вещи). Позволю себе помечтать, заглянуть в Завтра – пусть и не такое далекое, в какое заглянул В. Бабенко. Хорошо, если бы лет эдак через десять авторитетное жюри «Аэлиты» спорило бы до хрипоты: кому из кандидатов отдать лауреатские лавры? И чтоб выбирать не из двух – трех, как сегодня, а из двадцати – тридцати авторов, чьи произведения опубликованы в текущем году в двенадцати номерах «толстого» журнала фантастики!

В. Г. Как представитель науки в нашем диалоге скажу: это вполне реальная мечта...

Рисунки В. Пескова