ПОЗДНЕЕ ПРОЗРЕНИЕ РЫЖЕГО ШУХАРТА

Аркадий СТРУГАЦКИЙ, Борис СТРУГАЦКИЙ. - ПИКНИК НА ОБОЧИНЕ. Фантастическая повесть "Аврора", 1972, №№ 7 - 10

Опять Посещение! Опять Пришельцы! Еще одна вариация одного из самых излюбленных (что в расшифровке означает - одного из самых надоевших) сюжетов современной фантастики.

Но странное дело: хотя факт посещения Земли некими гостями из космоса и служит отправным пунктом сюжета новой фантастической повести братьев Стругацких, ощущения того, что все это где-то уже читано, не возникает. Может быть, потому именно и не возникает, что Посещение - всего лишь отправной пункт, а не содержание книги.

Так зачем же на этот раз пожаловали на нашу грешную планету пришельцы, которые, впрочем, перед читателями и вообще перед людьми не появляются, оставив по себе лишь материальные следы на местах своего приземления? (Эти места стали называться Зонами Посещения; около одной из таких Зон, в несуществующем городе Хармонте и происходит действие "Пикника на обочине".)

В повести создана некая модель "западного" общества, которое столкнулось с чрезвычайными обстоятельствами и в меру своих сил, а также в соответствии со своей моралью и философией приспосабливается к ним. Модель эта достаточно замкнута; о мире, который окружает выдуманную и невыдуманную страну, мы почти не узнаем, но внутри данного плацдарма авторы действуют с необходимой художественной логикой.

Приглядимся внимательнее к главному персонажу повести. Рэдрик Шухарт, Рыжий Шухарт, человек без определенных занятий и без определенной профессии, выражаясь юридическим языком, хотя у него есть и определенные занятия и определенная профессия. Рэд Шухарт - сталкер. "Так у нас в Хармонте называют отчаянных парней, которые на свой страх и риск проникают а Зону и тащат оттуда все, что им удается найти. Это настоящая новая профессия", - объясняет корреспондент Хармонтского радио.

Дело в том, что в Зоне понакидано много технических диковин; до поры до времени их не в состоянии прибрать к рукам наука, прежде всего потому, что проникновение в Зону грозит смертельным исходом, к тому же власти, правда, безуспешно, пытаются ее охранять. И еще одно может ждать самозваных, исследователей межзвездных цивилизаций - дети у сталкеров рождаются не такими, как у остальных людей. Видимо, их тела подвергаются какому-то необнаруженному воздействию.

Понятно, что риск столь высокого сорта должен и оплачиваться очень высоко. Если угодно, фразу можно построить наоборот: когда в "свободном" мире есть возможность на чем-то хорошо подзаработать, то нет такого безумия, такого риска, такого преступления, на которые не нашлось бы добровольцев. Но кто оплачивает эти дорогие игрушки, кто провоцирует отчаянных парней вроде Рыжего Шухарта? Понятно, кто. Те самые, которых не устраивает международный контроль над Зонами. Их мало волнует то, что выкраденная сталкерами вещь может бесследно пропасть для человечества, для науки, им нет дела до того, что иной неземной предмет может обернуться нежданными бедствиями для людей. Скупая краденое, они пытаются приспособить технику пришельцев для своих недобрых целей. Шухарт прекрасно понимает, на кого он работает. "Шухарт, - обращается он к самому себе. - Что же ты, зараза, делаешь? Падаль ты, они же этой штукой всех нас передушат..."

Мы испытываем симпатии к этому парню, но это горькие симпатии. Ведь из Шухарта мог получиться толк - он не только смел и умен, он добр, в нем живет чувство справедливости, на него можно положиться. Он вытаскивает из Зоны напарника с переломанными ногами, хотя ничуть не сомневается: не повези ему, этот самый напарник бросил бы его без размышлений. Он очень любит свою жену и дочь. Он не жаден, и, как сам говорит, деньги ему нужны лишь для того, чтобы не думать о них.

Словом, в Рэде много хорошего, и вовсе не врожденной порочностью объясняется тот путь, по которому идет он к своему последнему, жестокому преступлению. Мы не можем не симпатизировать Шухарту еще и потому, что в нем постоянно горит ненависть к тем преуспевающим типам, среди которых он живет. На это общество он не желает трудиться, в этой компании он не хочет жить честно. И так уж несчастливо сложилась судьба Шухарта, что не спасла его даже встреча с единственным человеком, который был в состояние повернуть его жизнь. Человеком этим был молодой русский физик Кирилл Панов, работавший в международном институте по изучению следов посещения, один из тех энтузиастов и героев науки, которыми может гордиться человечество. Рэд чувствует, понимает, что Кирилл совсем из другого мира, что только такие, как он, знают, зачем живут на земле и зачем, смертельно рискуя, лезут в эту самую Зону Но слишком рано ушел из жизни Кирилл, погубленный Зоной, и не выдержала нестойкая душа Шухарта испытания этой смертью. Он еще больше озлился на мир и на себя, потому что и он был отчасти виноват в гибели Кирилла.

Понадобилась смерть еще одного очень хорошего человека, смерть, в которой Шухарт уже был виноват полностью, чтобы он наконец-то заглянул себе в душу, ужаснулся и отрекся от самого себя, вернее, от той мерзости, которая столько лет накапливалась в нем.

Но прежде чем перейти к последней главе, самой важной в повести, надо еще раз взглянуть на Зону, вокруг которой вертится хармонтский хоровод. Что это такое - служебная научно-техническая придумка или может быть, образ Зоны несет более серьезную нагрузку? Ясно, что без положительного ответа не стоило и задавать этот вопрос.

О большинстве из небрежно брошенных остатков космического пикнике земная наука не только не имела представления: ученые не в состоянии понять их устройство, даже положив на лабораторный стол. Сталкеры дали всем этим концентратам гравитации, коллоидным газам, магнитным ловушкам образные прозвища, в которых отразился их суеверный, почти языческий страх перед непознаваемым - "чертова плешь", "ведьмин студень", "гремучая салфетка"... На первый взгляд и вправду Зона представляется чем-то жутким, загадочным и активно враждебным человеку. На самом деле она, Зона, никакая - ни хорошая, ни плохая. Как ядерная реакция - она тоже сама по себе никакая. И слепящий луч лазера - никакой.

И вот что самое важное. Известно, что кое-кто из зарубежных идеологов научно-технической революции возлагает на нее слишком большие надежды. Стоит, мол, только обуздать дешевую термоядерную энергию, стоит передать все управление в "руки" неошибающимся компьютерам, стоит повсеместно внедрить "зеленую революцию" на полях - и это автоматически сделает жизнь человечества легкой и счастливой.

И вот перед людьми "подарки" пришельцев, являющие собой такую степень научно-технического прогресса, которая никому из земных ученых и не снилась. И дело здесь не только в отдельных чудесах; как говорит один из героев повести, всего важнее - сам факт Посещения, он имеет кардинальное мировоззренческое значение. И что же, сделало ли все это людей, хотя бы того же Рэдрика Шухарта, хоть капельку счастливее? Да нет, все осталось по-прежнему - те же волчьи отношения, злобная грызня за долю в добыче, торжество сильных и затирание слабых.

И тут, пожалуй, можно реабилитировать земную науку: не она оказалась не готовой к встрече с более высоким разумом, к решительному рывку в прогрессе; хармонтское общество оказалось не готовым.

С каждым витком сюжетной спирали Стругацкие делают образ Зоны все обобщенней, она приобретает почти мифологические очертания. Как крайнее выражение надежд, разочарований, радостей, печалей, откровений и мечтаний о лучшей жизни в легендах сталкеров возникает Золотой Шар, который якобы исполняет любые желания. Но чтобы высказать ему свою просьбу, надо преодолеть, помимо множества жутких препятствий, еще и "мясорубку", которая - совсем как в древней сказке - требует принести в жертву одного человека, чтобы мог пройти второй.

И вот Рэдрик Шухарт идет в свой последний маршрут по Зоне. Зачем он идет, что хочет выпросить этот матерый, во всем разуверившийся сталкер у новоявленного космического божка? На этот раз - не за наживой. Цель его и возвышенна и эгоистична одновременно - спасти дочь. И ради этого он берет с собой романтически настроенного юношу, который, конечно, ни о чем не подозревает. Шухарт лично ничего не имеет против мальчика, напротив, по дороге он начинает испытывать все больше дружеских чувств к своему попутчику, но он затаптывает в себе человеческие побуждения, он заранее положил на одну чашу весов судьбу своей дочери, а на другую - жизнь Артура. И выбрал. К тому же он не сомневается, что и Артур идет к Золотому Шару, чтобы попросить у того что-нибудь столь же личное, скорее всего даже куда более эгоистичное. Но, делая свой последний роковой шаг, молодой человек успевает выкрикнуть свое сокровенное желание, ради которого он и пошел на смерть: "Счастья для всех!.. Даром!.. Сколько угодно счастья!.."

Эти же слова, став лицом к лицу с Золотым Шаром и как бы выполняя последнюю волю погибшего, произнесет потрясенный, сломленный и слишком поздно возрожденный Рэдрик Шухарт, профессиональный сталкер, 31 года от роду, забывший в тот момент и о дочери и о себе.

Но даже в этом своем прозрении, в этом последнем порыве Шухарт остается сыном того общества, которое его сформировало. И погибший мальчик тоже. Их долго приучали к вере в различных идолов, и разве в своей молитве не напоминают они первобытных охотников, которые просят у каменного истукана удачной охоты для всего племени? Может быть, в личном плане для данного охотника это серьезная победа над эгоистическими стремлениями захватить все одному себе, но почему, собственно, люди должны выпрашивать себе счастье у добреньких дядей из космоса? Так, мне кажется, надо трактовать неожиданную и драматическую финальную сцену, но, может быть, читателям было бы легче разобраться в задуманном, если бы авторы каким-то образом высказали бы и свою оценку происходящего...

Мне думается, что в "Пикнике" Стругацкие после нескольких неудач снова достигли уровня лучших страниц своей прозы. Правда, мне, например, не кажутся такой уж находкой противные ожившие мертвецы, а главное - некоторые особенности речи героев.

В сущности, авторы "Пикника на обочине" находились в сложном положении переводчика, который должен донести до русского читателя особенности жаргонной речи каких-нибудь иностранных гангстеров, найти тот оптимальный вариант, при котором этот словарный состав будет и понятен русскому читателю и в то же время не потеряет своей национальной и социальной принадлежности.

Стругацкие, понятно, ничего не переводят, но образ они создают вполне определенный: страна, а которой живет Шухарт, условная, но и в этой условности тоже есть своя определенность. И вдруг герой "Пикника" начинает выражаться языком "наших" стиляг или "блатных", что, конечно, нарушает цельность этого сложного и поучительного характера.

Всеволод РЕВИЧ