ГОЛОС С КОРОБЛЯ МЕРТВЫХ

В какой книге можно найти "лицо бронзовой скульптуры человека с лысеющей головой"? (с. 156). Где встретишь такую фразу: "...обрывки смутных воспоминаний продолжали ерзать в дальних закоулках его мозгового вещества"? (с. 181). И даже такое откровение: "Лермонтов - жемчужный шар, запущенный Космосом на Землю, чтобы проверить состояние общества и сделать долговременные выводы"? (с. 336).

Да, это сборник "Фантастика-87" издательства "Молодая гвардия". В этой книге можно найти немало занимательного - и написанное недрогнувшей рукой "продолжение" уэллсовской "Машины времени", и отважные манипуляции то на тему "Соляриса", то и вовсе по мотивам беляевской "Головы профессора Доуэля", и трогательные рассуждения критика Ирины Семибратовой на тему перестройки в нашей фантастики: "Громадным успехом пользуются... ежегодные сборники "Фантастика". Их содержание отличается большим разнообразием охвата тем, проблем, жанров и, перестраиваясь с годами, обогащается новыми рубриками, стремясь полнее удовлетворить запросы любителей фантастики" (с. 30б). Можно найти здесь и многое другое и остановиться подробно на ряде произведений книги.

Первоначально предполагал это и автор этих строк.

Но потом передумал.

Показалось важным коснуться только одного рассказа в сборнике - рассказа, который, на мой взгляд, выражает определенные тенденции не только в нашей НФ литературе, не только в литературе в целом, но и в общественном мнении.

Еще несколько предварительных замечаний. Существует мнение, что никакая литература так не оторвана от процессов реальной жизни, как научная фантастика. Это, конечно, неверно: фантасты - и хорошие, и плохие - чутко реагируют на события нашей жизни, что так или иначе находит отражение в их произведениях. Как мне кажется, в фантастике, издаваемой "Молодой гвардией", и в годы застоя, и ныне отразился целый ряд предубеждений, "фобий", свойственных обыденному сознанию определенной (и не столь уж малочисленной) части читателей. Критика уже отмечала, что в произведениях Юрия Никитина и Владимира Рыбина, Владимира Щербакова и Юрия Медведева, Александра Казанцева и Андрея Дмитрука, а также некоторых других исподволь прорастали ростки национальной нетерпимости, искаженного, спекулятивного толкования отечественной и мировой истории, догматизма и "черно-белого" мышления во взглядах на будущее человечества, на перспективы международного общения и так далее. Печально знаменита книга Дмитрия Шашурина "Печорный день" - квинтэссенция "наукофобии". Симптоматично появление на свет рассказов Владимира Рыбина "Город эстетов" (авт. сб. "Гипотеза о сотворении", 1986) и Андрея Сульдина "Знаменитость" ("Фантастика-86"), отмеченных откровенно выраженным презрении к интеллигенции - "прослойке", которая-де много потребляет, но ничего путного народу не дает. Напомним и о книге Юрия Глазкова "Черное безмолвие"(1987), словно созданной во времена "холодной войны"...

На этом фоне закономерным выглядит и появление рассказа Юрия Никитина "Летучий голландец" в "Фантастике-87". Кратко напомню сюжет. Молодой человек XXI века по имени Назар во время шторма попадает на борт легендарного "Летучего Голландца". Среди команды Назар встречает соотечественника, от которого узнает: корабль, на котором свирепствует цинга, нет воды, "половина команды слегла от голода, остальные тоже скоро...", собирается в шторы обогнуть мыс Горн, хотя сейчас, во времена Назара, это не имеет никакого смысла. "Возвращайтесь в порт!.. Древнее проклятие кончилось, вы уже не обязаны снова и снова стремиться обойти мыс Горн! - восклицает герой, по рассказу человек вроде неплохой, но недалекий - даром что из XXI века. - Сейчас мир совсем другой!.. Там нет бури, голода, холода, болезней..." И так далее в том же духе. Назара, призывающего закончить бессмысленный, гибельный рейс, все обдают ледяным презрением.

- Вы погибнете! - кричит глупый Назар. "Но честь останется жить", - ответствует непреклонный капитан. "А плотник, смягчая резкость капитана, попытался растолковать:

- Разумеешь, и так слишком много таких, которые рады отречься от слова, чести, правды, дай только повод... Нам надо итить на шторм! Если не свернем, то, может быть, и там, на суше, хоть кто-то не свернет, не отступит...

- Но при чем тут всё это!

- При том. Эх, не разумеешь... Что ж, может, теперь на суше я вправду другие понятия...

- Да, у человечества другие понятия!

Плотник хмыкнул, неодобрительно покрутил головой.

- Ишь, у человечества... А мы - не человечество? В человечестве мертвых больше, чем живых, и все голос имеют!.. Помни это, паря. И понимай..."

Нетрудно догадаться, что в финале Назар признает свою неправоту... Оставим в стороне художественные изъяны произведения и признаем, что перед нами притча с четкой, недвусмысленно выраженной концепцией: путь, по которому вопреки всякой логике, несмотря на бесчисленные жертвы, движется корабль мертвецов, - объявляется единственно нравственным. Всякое изменение курса - бесчестное ренегатство, предательство заветов предков. "Не могу поступаться принципами!" - воззвала известная дама в газете "Советская Россия". "...слишком много таких, которые рады отречься от слова, чести, правды, дай только повод..." - устами своего героя предостерегает Юрий Никитин. Сходство постулатов статьи Нины Андреевой и рассказа в "Фантастике" очевидно, и было бы неразумно отмахнуться от этого. Догматизм, начетничество, стремление все сегодняшние преобразования объявить отходом от "генеральной лини", "уклонением" от проложенного из прошлого пути - всё это базируется не на пустом месте и защищает отнюдь не "принципы". Носители этих взглядов защищают, прежде всего, лишь эгоистический интерес: "у одного этот интерес может быть направлен на то, чтобы побольше взять и поменьше дать, у другого - укутан во внешне респектабельные одежды претензий на монополию в науке, собственную непогрешимость в делах или что-то другое" ("Правда", 1988, 5 апреля). Скажем откровенно: процесс демократизации издательского дела пока практически не коснулся жанра фантастики. "Монополия" по-прежнему за "Молодой гвардией", "охранительные" тенденции начинают проявляться и в произведениях некоторых молодых писателей-фантастов, тесно связанных о этим издательством. Это не может не беспокоить: уже не раз бывало, что молодой, подающий надежды фантаст разменивал свои способности на издательскую конъюнктуру и начинал "петь в унисон". Что же будет дальше? Сказать затруднительно, изменится ли издательская политика редакции фантастики "Молодой гвардии" при неизменном составе редакции, при том же заведующем. Персонаж, выразитель авторской идеи в рассказе Никитина с торжеством говорит: "...мертвых больше, чем живых, и все голос имеют!.." Хочется надеяться, что рано или поздно со страниц "Фантастики" зазвучат и живые голоса.

1988