Геннадий Мартович ПРАШКЕВИЧ – новосибирский прозаик, поэт, переводчик и историк фантастики. Родился в 1941 году в селе Пировское на Енисее. Печататься начал с середины 50-х. Автор нескольких десятков романов и повестей. Издавался в США, Англии, Германии, Польше, Болгарии и других странах. Лауреат премии «Аэлита» (1994) и премии им. Гарина-Михайловского (1999). Выдвинут в этом году с романом «Пятый сон Веры Павловны» (в соавторстве с Александром Богданом) на премию «Букер – Открытая Россия». Член международного PEN-клуба, Союза писателей, Союза журналистов, Нью-Йоркского клуба русских писателей. Его перу принадлежат просветительские книги («Самые знаменитые ученые России», «Самые знаменитые поэты России»), исторические романы («Пёс Господень», «Секретный дьяк»), он автор ряда остросюжетных произведений на современные темы («Бык», «Противогазы для Саддама», «Человек «Ч»). Широко известен, как писатель-фантаст. Его книги «Разворованное чудо» (1978), «Пять костров ромбом» (1989), «Шпион против алхимиков» (1994), «Шкатулка рыцаря» (1996) давно полюбились читателям. Первая «фантастическая» публикация Г. Прашкевича (рассказ «Остров туманов) состоялась в 1957 году. Так совпало, что том же, 1957-м, году вышел классический роман знаменитого Ивана Ефремова «Туманность Андромеды». Прашкевич уже тогда переписывался и лично общался с Ефремовым, а позднее – и с другими известными писателями, у которых учился, с которыми дружил, был их соратником и единомышленником (см. недавно опубликованные в журнале «Если» его литературные воспоминания «Малый бедекер по НФ»). Замечательные, любопытнейшие эссе-мемуары Геннадия Прашкевича, его «Записные книжки» и несколько романов ещё ждут своего издателя.
Геннадий Мартович, расскажи об истории создания романа «Секретный дьяк». Как родился замысел этой книги, покоряющей читателя и авантюрным сюжетом, и драматизмом описанных событий, и причудливым языком, и печальным размышлением о душевной маете русского человека, влекущей его на край света? Существовал ли реальный прототип секретного дьяка Ивана Крестинина, ходившего на поиски «Апонии»? Признаюсь, что получил истинное удовольствие, читая этот яркий, смешной и грустный, мастерски написанный роман.
Все началось со случайного взгляда в школьный учебник. Поразило, что истории Сибири, которой Россия прирастала и будет еще долго прирастать, уделена всего одна страничка. Набор всем известных имен – Хабаров, Атласов, Ермак. И ни слова о Стадухине, Реброве, Курочкине, Козыревском. И ни слова о Крашенинникове, Йохельсоне, Тане-Богоразе... Можешь этот ряд сам продолжить. Короче, обо всех – ни слова, будто кроме разбойников Ермака и Хабарова похвастаться некем... Странным, досадным мне это показалось. Спросил себя, а что, собственно, я сам знаю о родной Сибири, исхоженной вдоль и поперек? И вдруг понял, что знаю не больше какого-нибудь московского кандидата филологических наук. Поняв это, я погрузился в «Сибирику», в Миллеровские сундуки, в различные архивы. Гигантская многолетняя работа. Зато с неким знанием пришли и зазвучала живая речь XVII–XVIII веков. Речь казачьих отписок, речь наказных грамот, в которых царь умолял землепроходцев «в зернь не играть и блядни не устраивать». Но, понятно, играли и устраивали. И за шестьдесят лет по угрюмым землям, горам и рекам вышли к Тихому океану. Резали друг друга, заносили ужасные болезни аборигенам, жили с ясырными бабами, но... распространяли Россию, отодвигали живую восточную границу все дальше и дальше. Потрясающий век. Даст Бог, еще напишу роман о северном русском пиратстве в XVII веке. Ищи издателя.
А образ монстра бывшего якуцкого статистика дьяка-фантаста Тюньки с кого-то списан или целиком выдуман?
Так же, как маиор Саплин, как чугунный человек Чепесюк, как пьяница и убийца Похабин, как старик-шептун или соломенная вдова – за каждым стоят какие-то живые люди. Разумеется, не могу сказать, что писал Чепесюка конкретно с Коли Чадовича или маиора Саплина с Жени Лукина, но какие-то черты... Признаюсь, ужасно жалко было убивать дьяка-фантаста Тюньку, но будущего у фантастов в России не было и нет... «И стал он пить» – этой фразой роман не случайно заканчивается...
Недавно московским издательством «Вече» переиздана твоя повесть «Великий Краббен». У меня в личной библиотеке, между прочим, есть спасённый кем-то экземпляр сборника сибирской фантастики «Великий Краббен» в бордовом картонном переплёте из того самого, пущенного в 1984-м году под нож тиража. Давно хочу тебя спросить: что означает «богодул»? (Богодул c техническим именеми Серп Иванович Сказкин – один из героев повести «Великий Краббен». Прим. В. Л.). По контексту я, конечно, догадываюсь, но хотелось бы узнать толкование термина непосредственно от автора.
На Курилах и на Сахалине богодулами называют спивающихся, но еще уважаемых людей. Они еще не впали в маразм, но уже на пути к вечности. Скажем, после трехдневного сидения в баре на ленинском Разливе, про нас с тобой Саша Сидорович мог бы уважительно сказать: «А это наши известные богодулы – Прашкевич и Ларионов». Серп Иванович Сказкин принес мне довольно много неприятностей (в отношениях с властями), но я его люблю. Вторая часть «Великого Краббена» – «Каникулы 1971 года» выходила в Магадане и в Москве, а вот третья – «Колбасник с Ветрового» до сих пор не опубликована. Ищи издателя.
Несколько слов о новом романе «Царь Ужас», недавно вышедшем в серии «Жестокая реальность» того же издательства «Вече» (сборник «Разворованное чудо»).
Это роман о сущности искусства. Жесткий, вызывающий, реалистический. Думаю, что могу этим романом гордиться. Как «Секретным дьяком». Прототипы романа общеизвестны – Амедео Модильяни, Анна Ахматова и матрос с броненосца «Потемкин» Семен Юшин. И другие герои не выдуманы – Ворошилов, чекисты с «Челюскина», московские евреи-радиолюбители, фашистские асы. У каждого героя есть конкретный прототип. Это, наверное, потому, что воображение у меня развито слабо, и все самое интересное (и невероятное) я обыкновенно беру из жизни.
Каково писательское кредо Геннадия Прашкевича?
Помнить о литературе и не быть дураком. Литература ведь существует не только ради массового читателя, но еще и ради десятка знатоков и любителей, способных оценить твой стиль и твои намерения.
В твоей творческой биографии было предостаточно тяжелейших моментов, другой бы давно всё бросил (как я понимаю, на хлеб Прашкевич нашёл бы чем заработать), а ты – продолжал писать. Что помогало выстоять?
Друзья. При этом, как правило, друзья старшие. Это Е. П. Брандис, Г. И. Гуревич, Иван Антонович Ефремов, академик Д. И. Щербаков, энтомолог Н. Н. Плавильщиков, геолог Г. Л. Поспелов, писатели Леонид Платов, Юлиан Семенов, Валентин Саввич Пикуль, Валентин Петрович Катаев, Дима Биленкин, Александр Петрович Казанцев, в очень большой степени Аркадий Натанович Стругацкий, Виталий Бугров, Боря Штерн... Сам я, к сожалению, не каждому смог помочь. Как ты оцениваешь положение в современной отечественной фантастике? Как эру невежества. Но это понятно. Чтобы осмыслить те или иные физические процессы, влияющие на нашу жизнь, нужны усилия ума. И не малые. А чтобы объяснить самую нелепую ситуацию в фэнтези ничего не надо, кроме... веры. А игры с верой всегда безумно скушны. Есть ли сейчас в Новосибирске писатели-фантасты, кроме Геннадия Прашкевича, на которых читателям стоит обратить особое внимание? Писатели везде есть. Но для того, чтобы ты обратил на них внимание, им надо издать свои книги. Над чем работаешь сейчас? Продолжаешь ли писать детективы вместе с бизнесменом Александром Богданом? Ожидают ли нас новые фантастические вещи от Прашкевича? Да, роман «Русская мечта» (в соавторстве с А. Богданом) уже в «Вагриусе». Недавно закончил научно-фантастический роман «Кормчая книга», надеюсь, в следующем году он выйдет в свет. Закончил книгу о самых первых формах жизни на Земле (докембрий) – «Берега Ангариды» (в соавторстве с известным палеонтологом Е. А. Елкиным). Наверное, выйдет в этом году. Выйдут ли когда-нибудь книжным изданием твои замечательное эссе «Возьми меня в Калькутте», «Адское пламя», «Малый бедекер по НФ» Я бы добавил к ним еще «Черные альпинисты». Ищи издателя. А вот «Адское пламя» должно вроде появиться в Москве, так же, как и первая часть «Малого бедекера по НФ». Геннадий Мартович, ты разрешил опубликовать часть адресованных тебе писем Бориса Штерна. Я имею в виду «Письма без комментариев», вошедшие в сборник Б. Штерна «Приключения инспектора Бел Амора» (АСТ; «Сталкер», 2002). В этих письмах есть откровенные, довольно жёсткие высказывания Бориса Штерна, в адрес некоторых, в том числе и ныне здравствующих, людей – особенно это касается Алана Кубатиева. В тексте твоего «Малого бедекера по НФ», опубликованного недавно в журнале «Если» №№ 3–5, 2002, эти высказывания отредактированы, а проще говоря, убраны. Может быть, так же надо было сделать и в книжном издании? А зачем убирать? Мнение Бориса Штерна – это мнение Бориса Штерна. У каждого свой взгляд на мир и на литературу. У меня огромная переписка с самыми разными писателями, и в письмах каждого можно найти достаточно много неожиданного. Несомненно, я и впредь буду пользоваться помощью покойных и живых друзей. Борис Штерн смотрел на того или иного литератора вот так, я смотрю иначе, а ты вообще смотришь по другому. А Нина Берберова писала: «Я такая косоглазая, сразу на двоих смотрю». Это и есть жизнь, которой стоит интересоваться. «Малый бедекер по НФ» (глава о Б. Штерне – из него) должен состоять из трех частей. Первая – «Люди и книги» – тебе уже известна (в неполном виде). Вторая часть будет посвящена алкоголю. Слишком много друзей, слишком много значительных личностей погибло на моих глазах, не справившись с известным Зеленым Змием. Слишком многие еще могут погибнуть. Я хочу рассказать об алкоголе в литературе – на примере своем, на примере своих друзей. Думаю, это важно и нужно. А третья часть будет посвящена основному инстинкту, потому что живая литература только на нем и замешана. На будущую книгу (ищи издателя) можно смотреть и как на воспоминания, и как на живой текст. А будет кто-то обижаться, или похвалит кто-то – дело второе. Главное, успеть рассказать то, что действительно происходило. Хотя я вовсе не из тех наивных людей, что путают истину с правдой. У тебя несколько экзотическое отчество – Мартович. Расскажи немного об отце, о своих родителях. Моего отца звали Март Александрович. Хорошее, нежное, весеннее имя. Мою маму звали Евдокия Тимофеевна. Нежное, старинное доброе имя. Ты всегда выглядишь бодрым и подтянутым, хотя и не очень строго соблюдаешь режим. Что это? Здоровая наследственность, занятия спортом, старая полевая закалка? Поделись секретом, как тебе удаётся сохранять отличную физическую форму? Пить надо в меру, говорит моя жена. И учитывать, что у лошади одна мера, у человека другая. Всю жизнь я ел и пил то, что мне хотелось. И сколько хотелось. Никаких ограничений – это принцип. Правда, случались, когда ни пить, ни есть было нечего. Кроме того, мой жесткий жизненный опыт всегда подсказывал мне, где именно надо остановиться. Мне всегда отвратительна заблеванная богема. Я не терплю людей с расстегнутыми ширинками и с пьяным безумием в глазах. На таких людей нельзя положиться. А я привык полагаться на близких мне людей и до сих пор окружен не собутыльниками, а друзьями. Мартович, ты мастер рассказывать смешные истории. Эти истории особенно хороши в твоём непередаваемом исполнении, их надо слушать «вживую». К сожалению, мы уже давно не сидели в одной компании – сказывается географическая отдалённость друг от друга. Может быть, вспомнишь какой-нибудь очередной необычайный случай? А что тут вспоминать? Вот внуки у меня – Тимофей и Степан – пошли в деда. В феврале 1999 года, собираясь на блины, младший – Степан – набросал для себя памятку на бумажке: «В гостях 1. Вымать руки 2. Сесть куда предложат 3. Бери что блиско 4. Кушать не спеша 5. Полотенцем 6. Благодарить». Вот тебе сама жизнь. Вот мир, в котором, к счастью, я все еще дома.
Беседовал Владимир Ларионов, июль 2002 года.
ИНТЕРЕСНЫЕ СТАТЬИ
Зубакин Ю. «Мировое транспортное средство» Гансвиндта
|
|
|
||