ВИКТОР КОЛУПАЕВ: ВСЮ ЖИЗНЬ Я ХОТЕЛ ПОНЯТЬ, ЧТО ТАКОЕ ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ. НЕ МОГУ СКАЗАТЬ, ЧТО ПОЗНАЛ ВСЕ ДО КОНЦА, НО, КАЖЕТСЯ, НА ОДИН ШАГ К РЕШЕНИЮ ЭТОЙ ПРОБЛЕМЫ СУМЕЛ ПОДОЙТИ

- Виктор Дмитриевич, почему вы не любите давать интервью?

- Мне кажется, оно никому не будет интересно. Я не люблю о себе рассказывать, не люблю быть на виду. Впервые вычитал у Декарта, но потом оказалось, что эта мысль еще у древних греков была: "Хорошо прожил тот, кто прожил незаметно". Мне это понравилось - я и сам всегда так думал. И вообще, я родился в Якутии в поселке Незаметном.

- Когда в поезде попутчик спрашивает вас: кем вы работаете, что вы отвечаете?

- Я давно не ездил в поезде - лет семь или восемь. Раньше всегда говорил - инженер, потому что так оно и было.

- С тех пор вам таких вопросов не задавали? Например, в поликлинике любят спрашивать о профессии...

- Когда был там последний раз, назвался литконсультантом. Тогда у чиновников имелась своя клиника, к которой прикреплялись, в том числе, и писатели, художники... Мне туда ходить было стыдно. А в обычной больнице скажешь "писатель" - спросят: "Зачем сюда-то пришел?.." Ну а теперь уже никто не интересуется, по возрасту видно - пенсионер.

- Вы всегда хотели быть писателем?

- Не знаю... В школе стихи писал, даже поэму начал, но серьезно к этому не относился - уже тогда знал, что буду радиоинженером. Позже может и подумывал о писательстве, но моя работа радиоинженера меня слишком увлекала. Например, когда работал с дельфинами - это было куда интересней фантастики. Из томичей только три человека плавали на дельфинах, и я - один из них. "

- Самое фантастическое событие в вашей жизни? Было такое?

- Даже два. Одно, правда, не фантастическое, но потрясло оно меня на всю жизнь. Классе в седьмом увидел звездное небо. Я, конечно, и раньше его замечал, знал, что звезды - это что-то вроде солнца, и вокруг - планеты... Но на этот раз они были потрясающими: огромные, цветные в зимнем морозном воздухе. Я так долго на них смотрел (часа два), что поморозил ноги. Тогда-то я и понял, что значит время и пространство. По-детски, конечно. Позже выяснил и все больше утверждался в том, что ничего в этом не смыслю. Но с того времени всю свою жизнь хотел понять, что же такое пространство и время.

- А сейчас понимаете?

- Понимаю! Не могу, правда, сказать, что познал все до конца, но кажется, на один шаг к решению этой проблемы сумел подойти.

А второе событие действительно фантастическое, и объяснения ему у меня нет до сих пор... Когда дочери было месяцев девять или десять, я пришел с работы с друзьями, а она посмотрела на нас из кроватки, показала пальчиком, засмеялась каким-то безбрежным смехом и сказала: "Капики, дзяпики, аптека". Это был 1961 год. В то время я еще ничего не писал, а она ничего, кроме "мамы" не говорила - у ребенка для таких слов еще голосовой аппарат не сформировался... Я тут же "догадался", что Дзяпики - это мы, аптека означает, что всех нас надо лечить, ну а Капики, видно, место, где все с нами происходит. И в ту минуту я уже точно знал, что буду писать фантастику и напишу роман "Дзяпики". Вечером сел и написал одну страницу будущей повести, правда, а не романа, где главными героями стали дзяпики. После этого года четыре прожил спокойно, а с шестьдесят пятого года начал писать фантастические рассказы.

Больше никаких таинственных случаев со мной не было. Ни с НЛО, ни с чем-либо загадочным не встречался - подобные чудеса меня избегают.

- Значит, в начале всего были капики, дзяпики и аптека...

- Был еще и толчок... В 1965 году журнал "Техника - молодежи" объявил конкурс на фантастический рассказ. Его нужно было составить по опубликованным иллюстрациям. Я сел писать и писал его девять месяцев. Я его вымучивал, но не бросал, потому что твердо решил дописать. А когда закончил, мне так понравилось то чувство, которое я испытал, поставив точку в конце своего плохого рассказа, что я решил обязательно это чувство испытать еще раз, но уже не по заказу. И стал писать. За три года появилось более тридцати рассказов, среди них и "Билет в детство". Сюжетов было много: одни перегорали, тут же рождались другие, но, честно говоря, я уже тогда знал, что все это плохо.

- Какова судьба этих рассказов?

- Первые двадцать я просто уничтожил, чтобы однажды "не дрогнуть". Помню, как-то не выдержал, отдал что-то из раннего в печать, а потом было стыдно. Вот и застраховался, чтобы не дрогнуть в следующий раз.

- Почему вы, радиоинженер, стали писать фантастику лирическую, о не о полетах в космос и гениальных изобретениях?

- А я с этого и начинал. Первые двадцать рассказов как раз и были о космосе, о машине времени. Среди них даже опубликованная повесть "Качели Отшельника". Но однажды я понял, что все это беспомощно в литературном отношении, что герои мои ходульные, людей за ними не видно, только имена. Тогда решил писать о том, что хорошо знаю, и герои стали получаться живыми. С того времени, кажется, с "Билета в детство" и начались другие рассказы... А еще я понял, что нет фантастики о прошлом или о будущем. Любой рассказ - это рассказ о настоящем.

- Что приятнее делать: читать книги или писать книги?

- Я ничего и никогда не писал через силу - кроме того, первого рассказа по картинкам... Мне хватило его одного... Поэтому все, что я пишу, я пишу только потому, что делать это мне приятно.

- Что вы читаете?

- В основном, читаю огромное количество литературы по физике и философии, и чем дальше, тем меньше литературы художественной. Если есть возможность, читаю древних греков и римлян. С огромным наслаждением. Сейчас читаю второй том Тита Ливия, часто перечитываю "Нравственные письма к Луцилию" Сенеки. У меня в библиотеке Плутарх, Платон, Аристотель, Цицерон - собираю все, что попадается. Тут есть и своя корысть: хочу написать, по крайней мере, две книги о древних греках и римлянах. Одну, например, о том, как они воспринимали свет.

- А что вы пишете?

- Не фантастику. Это вообще не художественная, а, скорее, исследовательская работа.

- Почему книгу, в которую вы собрали свои самые любимые произведения, вы назвали "Весна света"? Имеет ли слово "свет" для вас особое значение?

- Во-первых, это не любимые рассказы, а те, за которые мне не стыдно. Ну а во-вторых, тут нужно снова вернуться к седьмому классу. Коротко скажу: главное, чем я всегда занимался - проблема пространства и времени. Периодически, еще со школы, пытался сколачивать "исследовательские" группы для изучения этих вопросов. Группы периодически разваливались, а один я ничего решить не мог. Я и фантастику стал писать потому, что научно не мог найти ответа, и вопросы подсознательно переходили в фантастику. Большинство моих рассказов связано со временем. А решение проблемы пространства и времени связано в какой-то степени со светом... Но все это довольно сложно. Как раз этим я и занимаюсь теперь... Мне не хотелось бы пока говорить об этом, по тому что если все изложить значит выдать в какой-то мере тайну, которую я собираюсь раскрыть примерно через год. Когда я набрел на идею, которую разрабатываю сейчас, я и фантастику бросил - ни одного рассказа не написал за последние годы.

- А напишете еще?

- Я и тороплюсь закончить свое исследование, потому что созрело уже несколько новых фантастических вещей, которые не терпится написать. Правда, совершенно других, не таких, как раньше.

- Какие направления в фантастике вас привлекают, к какому вы причисляете себя?

- Никогда не задумывался над этим. Пожалуй, больше нравится сказочная фантастика... Очень люблю Стругацких, Брэдбери, Шекли...

- Чем отличается советская" фантастика от зарубежной?

- Чтобы говорить об этом, нужно хорошо знать и ту и другую. Я зарубежную знаю очень плохо - она у нас только недавно стала появляться в больших количествах. Последнее время и нашей мало читаю. Может быть, главное отличие: они там раскованы, а мы, советские, имеем очень сильного внутреннего цензора. Пожалуй, за исключением Стругацких... Я, например, могу, кажется, написать остро, но все равно всегда буду думать, как бы написать так, чтобы цензура не поняла, а читатель понял. Всегда приятно, когда удается обмануть первую. И так поступал не только я один. Именно поэтому советская фантастика Западу или американцам не очень понятна.

- Неинтересна?

- Просто непонятна.

- Какое место в вашей библиотеке занимают ваши собственные книги?

- Лежат вон там где-то... Сначала - да, стояли на полке. Но у меня здесь идеальный порядок - подобрано все, что нужно для работы, а мои книги для работы мне не требуются, вот я и убрал их подальше.

- Кто первый читает ваши произведения?

- Редактор.

- А дома?

- ...Дочке как-то показывал то, что десять лет назад написано. А жена... - не знаю. Я считаю за счастье, если она мало моей литературой интересуется, что нет у меня своего домашнего критика. Если критикуют чужие, я никогда не обижаюсь и не переживаю. Однажды при мне кого-то из писателей отчитывала его жена: "Зачем ты так написал... Кто так пишет!" Слушаю и думаю: "Господи, для чего он ей показывает..."

- Верно ли, что ваши любимые темы разговора: о политике, о собаках и об огороде?

- О собаках я действительно люблю говорить, потому что люблю их. Дома у меня всегда живут собаки. Об огороде - больше в шутку... Приятно, что делаешь реальное, полезное дело: вот землю вскопал, навоз привез... А о политике раньше нравилось говорить, когда можно было повлиять на что-то. Например, во времена экологической "борьбы", когда все вопросы в конце концов упирались в обком КПСС. Во время предвыборной кампании радовало то, что и в стране, и в Томске все, в основном, были единомышленниками. Все было просто и понятно: одна партия - коммунистическая, другая - все остальные. Это сейчас демократическое движение развалилось на множество частей... А вообще, на мой взгляд, занятие политикой чрезвычайно противное - это не для меня.

- Приходилось ли вам сталкиваться со сбывшимися предсказаниями того, что происходит с нашей страной?

- Не знаю... Во всяком случае, очень не хотелось бы, чтобы сбылись предсказания писателя Кабакова, в его повести "Невозвращенец". Там 1993 год - на нашей территории 40 государств и в Москве перестрелки. Остался ровно год.

- Но ведь примерно это уже было...

- Нет, там полный хаос, разруха.

- Верите ли вы в политические прогнозы, и какие вам больше нравятся - положительные или отрицательные?

- Ну, как и каждому - положительные... Дело ведь не в том, веришь или нет. Любая система, от атома до Метагалактики, имеет нечто общее: прямые и обратные связи. Они могут быть параллельными, последовательными, положительными, отрицательными и т.д. А в экономике имеется только один механизм обратных связей - это рынок, и ничего другого сделать нельзя, по крайней мере, неизвестно. Именно нам выпало расплачиваться за семьдесят четыре года безумия. Если создадим этот механизм - будем нормальным обществом.

- По всему миру рассуждают о том, как помочь нашей стране, и собирают посылки с продуктами. Если бы вдруг обитателям летающих тарелок - гостям из будущего, из смежного пространства - надо ело молча курсировать над нами, и они тоже решили оказать нам помощь - не обязательно продовольственную - следовало ли бы нам ее принять?

- А почему бы и нет? Я не считаю, что мы обязаны все время искать свои пути развития: слишком дорого это обходится человечеству. Вот Томск: чья это история - сибирских татар или русских? Я не сторонник исключительности русского пути развития, равно как и земного пути. Если бы пришельцы оказали нам помощь, была бы на Земле какая-нибудь смешанная история земного и космического человечества. Я себя в шутку называю гражданином космоса, хотя и не очень верю в пришельцев.

- Как вы считаете, что думают о нас в будущем, что пишут в школьных учебниках?

- Историю все проходили, помним: войны, разрушающиеся и восстанавливающиеся государства, катаклизмы... Все это - внешние проявления каких-то таинственных сил. Вот я читал Ливия: там 26 тысяч убито, там 50... Думаешь: "Господи, сколько бы эти люди могли сделать, если бы их не убили." Я бы писал историю не разрушений, а созидания. Например, писал бы о том, как в разные времена люди воспринимали пространство и время, как относились к свету, об их культуре, искусстве, науке.

- В какого Бога вы верите?

- Не в христианского, не в Будду, не в Магомета, а в некоторую Целесообразность в природе. Моя вера близка к тому, во что верил Эйнштейн.

- Если есть Высшая Целесообразность, то можно верить, что и в нашей стране все тяготы и проблемы разрешатся, если не хорошо, то, по крайней мере, целесообразно?

- Я сказал - в природе. Люди - это другое. Они раздвоены между физическим и психическим. Например, физически человек не может попасть в прошлое, а психически может. Может мысленно вернуться в свое прошлое, и это перевернет всю его жизнь... Но это очень сложная тема.

- Чем вы любите заниматься дома?

- Что значит "дома"? Дома я пишу... Ну, вот шкафы сделал своими руками. Не скажу, что это любимое занятие, но доставляет удовольствие.

- У вас есть желание, которое вы загадаете под Новый год?

- Наверное, загадаю про урожайный год, чтобы войны не было, чтобы погода была хорошей...

- Что в Новом году вы пожелали бы нашим читателям?

- Пожалуй, здоровья, удачи, терпения, спокойствия. Очень не хочу, чтобы какие-то политические катаклизмы произошли еще. Сейчас всем тяжело, но ни ГКЧП, ни новые прокоммунистические партии не сделают нашу жизнь лучше.

Интервью
Т. МЕЙКО