ГОПМАН Владимир Львович (1947). Родился и живет в Москве.
А я все помню - я был не пьяный...
Сначала об эпиграфе. Размещенные на сайте "Русская фантастика" совместные воспоминания М. Якубовского, С. Битюцкого и Б. Завгороднего записывались, как можно понять, не просто в дни Волгокона-2001, но и в атмосфере, соответствующей этому славному мероприятию. Полагаю, что со дней Волгокона-1991, который я имел удовольствие посещать, она (атмосфера) стала еще теплее и умиротвореннее. И мои веселые друзья (естественно, это относится к первому и третьему членам триумвирата, поскольку Сережа Битюцкий только ест) явно находились в состоянии алкогольной интоксикации некоей степени (говорю это не с осуждением, но отчасти с завистью), потому и рассказ о днях былых фэндома получился в чем-то неполным, а в чем-то неточным (да и то: лет-то прошло сколько).
Вот несколько примеров. Повесть Бушкова "Варяги без приглашений" была напечатана не в "Вопросах литературы" (это академический журнал, посвященный исключительно литературоведению, никогда не печатал прозу), а в "Литературной учебе". Чего не было вовсе: я никогда не был в Калиниграде; Леша Керзин никогда не возглавлял Московский КЛФ; Бабенко никакого отношения к подготовке съезда представителей КЛФ в Киеве не имел; на выездном заседании ВС КЛФ в Одессе (совпавшим тогда с "Фанконом") не было Снегова, но лишь один Гансовский. В ВС КЛФ я был не кооптирован, а избран - и, Миша, Миша, что же такое ты в тот вечер пил, чтобы забыл, как мы с тобой (естественно, с Борисовым, Завгородним, Курицем, Лукашиным - далее по алфавиту) душевно гудели в Киеве в 1988 году!.. Движимый желанием: 1) помочь друганам (знакомы мы с Альбертычем и Борей, почитай, лет около двадцати, с Сережей поменьше), 2) восстановить истину, ибо истина все-таки... (цитата общеизвестная), взялся я за перо, сиречь, клавиатуру. Ведь когда кто-то начнет писать историю фэндома. то опираться будет, понятное дело, на свидетельства очевидцев. А поскольку я сейчас, в момент написания этих строк, трезв как фужер богемского стекла, то, думается, мой рассказ о былом и возникавших тогда думах, равно как о думах, возникающих сейчас, будет свободен от посторонних воздействий. И последнее. Пишу я в основном о тех же людях и событиях, что вспоминала веселая волгоградская троица, но взгляд, ракурс иной - поскольку речь веду о своем в этом участии.
В фэндом я начал входить во второй половине 1970-х годов, но будучи не фэном, а представителем литературно-критического крыла работающих в фантастике. В течение какого-то времени шли мы с фэндомом параллельными курсами, пересекаясь эпизодически, но весьма дружески. Отношения наши сделались более близкими в начале 1980-х, когда я стал посещать заседания Московского КЛФ. Возглавлял его тогда некто Марк Вунштейн, человек весьма любопытный. Любопытность его заключалась в том, что все его участие в работе клуба сводилась к произнесению сакраментальных формул приветствия и прощания ("Здраствуйте, начинаем заседание клуба. Слово имеет имярек", "Заседание закрыто, до свиданья,") и трем-пяти фразам общего характера по ходу заседания. Ни разу он не выступил с каким-нибудь докладом или сообщением, ни разу не участвовал во вспыхивавших на заседаниях спорах или дискуссиях. Но вот когда я пришел первый раз получать путевку в, если я правильно пишу это название, Московский городской совет общества "Знание" (тогда, в середине 1980-х, я не работал, а вступил в Комитет московских литераторов и много читал лекций о фантастике по линии бюро пропаганды Союза писателей, как Союзного, так и РСФСР, общества книголюбов и общества "Знание"; кормили эти лекции прилично - за 8-9 лекций в месяц можно было получить чистыми рубликов 160, кто помнит то время, тот поймет), так вот, когда пришел туда первый раз, то был немало удивлен словами секретарши: "Как хорошо, теперь у нас два человека будут выступать с лекциями о фантастике, а то очень большой спрос!.." Кто же первый, с интересом спросил я, полагая, что из всех известных мне в Москве людей таковым мог бы быть только Миша Ковальчук, мой недавний соавтор по псевдониму Вл. Гаков. А Марик, Марик Вунштейн, ответила блондинка с лучезарной улыбкой. Ни хрена себе, думал я, выходя из конторы. Вот тебе и Марик, как же так?.. Недоумение мое быстро развеяла тогдашняя моя жена: "А ты разве не помнишь, что на заседаниях он [Марк] или его жена все время пишут, пока ты выступаешь?" И впрямь, подумал я ошеломленно, писали... А может, спрашиваю, может, просто протокол писали. Ага, последовал саркастический ответ, и изводят стопу бумаги в два пальца... Почти за четыре года, что я посещал клуб, я прочел там около тридцати лекций о советской и зарубежной НФ. Да, с такими "конспектами" можно было жить не тужить... Вообще движение КЛФ было основано на поразительном (тем более сейчас) энтузиазме, самоотверженности, даже героизме. И работали в нем люди, беззаветно преданные фантастике. Но всегда находились те, кто прежде всего был озабочен собственным интересом - в любой форме, материальной, карьерной или иной...
1970-1980-е годы - время борьбы с издательством "Молодая гвардия". Писал о "МГ" и я, "заработав" этим персональные злобности со стороны данного заведения. Предмет моей особой гордости - пассаж в молодогвардейском сборнике "В мире фантастики", где говорилось: мы-де пишем фантастику хорошую, и читатели это понимают и ценят, а не понимают те, которых сбивают с пути истинного наши враги: Стругацкие, Булычев, Ревич и Гопман. Сохранилось у меня одно фото - то ли из Ново-Михайловки, то ли с какой-то "Аэлиты": я стою напротив утеса с нависающим с него замком, на котором написано "Молодая гвардия", и стреляю в него из пистолета-автоматической ручки... Фото сделано с выпущенной фэнами на том мероприятии стенной газеты. В сентябре 1986 года мне попалась на глаза заметка в "Комсомольской правде", где говорилось, что руководство "Молодая гвардия" ждет от читателей писем с оценками работы издательства. Ага, подумал я, грех не воспользоваться таким шансом... 1 Навык сочинения таких бумаг у меня был, а в письмо я включил фрагменты статьи, которую еще в 1982 году написали мы с А. И. Мирером. Статья эта была отвергнута "Литературной газетой" и четырьмя журналами - никому не хотелось связываться с "Молодой гвардией" и ЦК ВЛКСМ. Ответ за подписью главного редактора издательства был написан по принципу "сам дурак". Это меня подвигло на письмо в Госкомиздат, откуда я не получил ответа, а потому следующее мое письмо в марте 1987 года пошло на самый верх - секретарю ЦК КПСС А. Н. Яковлеву, тому самому - в будущем - "архитектору перестройки", который курировал тогда пропаганду. Мое письмо, как мне сообщили в приемной ЦК, расписали на Госкомиздат и ЦК ВЛКСМ. На этот раз Госкомиздат ответил быстро - и, что примечательно, толково: претензии мои-де к "МГ" "вполне обоснованы" и "серьезны" (это цитаты), а потому мое предложение "собрать представительное совещание для обсуждения ситуации, сложившейся в издательстве", считают "деловым и конструктивным". Письмо это пришло быстро.
А из ЦК ВЛКСМ пришел звонок (из отдела пропаганды), и инструктор сообщил, что они "внимательно изучают" мое письмо. Позвонили они снова в августе и пригласили на беседу. Но речь пошла не столько о моем письме (и не о литературе вообще), сколько о предстоящем сборе фэнов в Ново-Михайловской. Попытки запретить это мероприятие, телеграмма Краснодарского КЛФ "Стажеры" Горбачеву - это отдельная история; в итоге все состоялось, а я поехал туда - скажу, не поверите! - за деньги отдела пропаганды ЦК ВЛКСМ! Занималась этим упоминаемая Мишей инструктор Оля Вовченко, в самом деле, весьма славная женщина, тем более, на фоне тамошних уродов. Слетелись туда и "птенцы гнезда "МГ": сотрудник редакции фантастики "МГ" Фалеев, писатель Подколзин, которого я незадолго до этого приложил в "Книжном обозрении" по поводу его последнего романа, и некто Глухов, защищавший Подколзина (и хуливший меня) в печати. Приехали они, как можно было понять, на разведку, и были малоприятно удивлены, узнав о том, что здесь нахожусь и я. Чувства, которые они испытали, услышав мою фамилию на первом заседании (все это называлось семинаром), настолько явственно отразились на их лицах, что сидевший рядом со мной председатель Краснодарского КЛФ "человек-праздник" Саша Ливенцев шепнул мне: "Да, любят они тебя..." Надеюсь, что предчувствий их не обманул...
Был там и Виталий Пищенко, будущий генеральный директор ВТО. Выступал он как миротворец, не занимая - вроде бы - ничью сторону, но позиция его была ясна. Мне же в приватной беседе он мягко попенял, что напрасно-де я будоражу незрелые души фэнов - они люди молодые, пускай сами разберутся, кто что и как пишет. Виталий, проникновенно отвечал я (разговор шел в мягких южных сумерках и в мягких же винных парах), так об этом и толкую: читайте книжки "МГ", читайте открытыми глазами и сами увидите, что перед вами. Но ты-то, Виталий, говорю я, ты же умный человек и не можешь не видеть, какое говно они все пишут; да и сами они говно... Пищенко вздохнул и ответил элегически: нельзя быть таким максималистом... (Справедливости надо сказать, что из всей молодогвардейской банды Пищенко был самым приличным человеком, не делавшим подлостей; к тому же он был человеком и хорошо образованным). После Ново-Михайловки мои отношения с отделом пропаганды ЦК ВЛКСМ продолжались - и, думаю, сыграли определенную роль в том, что в январе 1988 года там собрались наиболее известные и авторитетные представители КЛФ страны (Володя Борисов, Саша Лукашин, Миша Якубовский, Леня Куриц, Витя Черник - всего человек пятнадцать), обсудили, как будет проходить Всесоюзное совещание КЛФ. И в марте 1988 года в Киеве произошло то, что казалось раньше утопией: состоялось это совещание.
В Киеве было немало забавного. Например, во время обсуждения кандидатур (а были там два списка - фэнов и т. н. "творческой интеллигенции") была названа моя фамилия, и кто-то из представителей "МГ", сидевших наверху, что-то гадкое прокричал в мой адрес сверху. Я встал и не менее злобно ответил: никогда ни к каким чинам и постам не стремился и независимо от того, буду выбран в ВС КЛФ или нет, буду заниматься тем же, что и всегда: бороться с литературной нечистью. Те, наверху, обалдели... И еще был один примечательный случай. Подходит ко мне Боря Завгородний и сообщает, что приехавшая дама из Министерства культуры в кулуарах проводит с фэнами работу: зачем-де вы этого Гопмана выбираете, ведь он - мы это знаем - через несколько месяцев уезжает в Израиль. Ну, думаю, сука!.. Поскольку тетка эта - представитель системы, то с системой надо бороться ею же, системой, придуманным оружием. Тут же - рука-то набита!.. - сочинил письмо в Минкульт о том, какими провокационными действиями занимается ихний сотрудник на таком важном идеологическом мероприятии, и несколько фэнов - в том числе и Боря Завгородний - удостоверили мое письмо, написав, что были свидетелями таких разговоров. Приехав в Москву, я письмо отослал. Ответа так и не получил, но примерно год спустя столкнулся с этой теткой в метро. Как видите, я все еще здесь, говорю. А она: "Как вы могли так поступить, у меня было столько неприятностей из-за вашего письма...". Пардон, отвечаю ошеломленно, мадам, но ведь вы, как бы это сказать поделикатнее, начали... Но я же была на работе, огрызнулась она, выполняла поручение. Да, говорю, на Нюрнбергском процессе именно так и говорили: мы-де солдаты, просто выполняли приказ...
Что касается сюжета с "Молодой гвардией", то он развивался следующим образом. Весной 1988 года, после моих неоднократных звонков в ЦК ВЛКСМ о сроках проведения совещания о работе издательства, мне сообщили, что оно вот-вот состоится. Потом сообщили и о сроках. А за день до проведения звонят и говорят, что поскольку у них есть копия моего письма в ЦК КПСС, то необходимость в моем личном присутствии отпадает. В итоге совещание было проведено в... помещении "Молодой гвардии", присутствовали "все свои": представители Госкомиздата, ЦК ВЛКСМ, руководство "МГ", редакция фантастики во главе с Щербаковым и ихний авторский актив. В последнюю минуту позвали в качестве "свадебного генерала" А. Кулешова, председателя Совета по приключенческой и научно-фантастической литературе СП СССР. Главным итогом стало создание ВТО. Круг замкнулся. Это была классическая перестройка с коммунистическим лицом. А то, что ВТО = "МГ" в новых условиях, показала публикация "Протея" Ю. Медведева.
Кстати, о "Протее". На "Аэлите-89" фэны прикалывали на отвороты курток и пиджаков вниз головой олимпийского мишку, этакая символическая казнь Медведева. Все было весело... А потом в Ленинграде прошли очередные Ефремовские чтения. Сами чтения проходили в Комарово, в доме творчества писателей. А открытие прошло с большой помпой в помещении Ленинградского отделения Союза писателей, при полном зале. Туда нас, участников, привезли на автобусах из Комарово. Перед началом сидели мы - несколько москвичей, Столяров, Рыбаков, Логинов, кто-то еще - в писательском буфете и освежались пивком. И тут кто-то прибежал и сообщил, что приехал на открытие Медведев. Сообщение это вызвало бурю негодования: как он посмел приехать, оскорбив и Стругацких, и Ефремова, этого нельзя так оставить, да он, да мы, да мы ему, надо что-то делать... Тут в разговоре образовалась пауза, и я сказал: "Давайте, я начну". "Отлично", - с облегчением сказал то ли Логинов, то ли Столяров. И мы пошли. Потом, отматывая пленку событий назад, я думал, сколько раз я бывал свидетелем того, что намерений - прекрасных, замечательных - всегда возникает много. Но когда эти намерения надо переводить в плоскость поступков, то почему-то начинается пробуксовка. Ведь и перевернутые мишки на фэновских куртках, и тогдашние писательские филиппики - явления одного характера, и те, и другие можно назвать декларациями о намерениях, а поступка так и не было...
Когда Бритиков, который был председателем, объявил выступление Медведева, я встал и пошел к сцене. Шел с другого конца зала, и идти пришлось долго. Зал затих, Медведев застыл на трибуне, а Бритиков все время повторял: Да что это такое, куда же вы идете? Я, продолжая идти, отвечал: "Дойду и скажу". Дойдя до сцены, я повернулся лицом к залу и начал говорить о ситуации с "Протеем". На моей второй или третьей фразе Медведев патетически вскрикнул: "Кто это, я не знаю человека?" На что я через плечо ответил: "Бросьте, Ю. М., ни за что не поверю, что вы не помните, как печатали меня у себя в "Технике-молодежи" в 1973-1974 гг. и расхваливали мои публикации". (В зале заржали). Довел я до конца свою речь (далось это все, честно говоря, очень непросто, до того времени немало приходилось выступать перед разными аудиториями, но здесь было по-настоящему трудно...) и вышел из зала. А потом началась фэнско-писательская вакханалия: крики "Долой", "Позор", ор, свист, кто-то из фэнов выключил свет в зале... Получился настоящий скандал, продолжавшийся минут десять. Я вернулся в зал, сел на место, кто-то пожимал мне руку. А Медведев - надо отдать должное - держался достойно: он все время простоял на трибуне, а потом, когда зал успокоился, зачел свой доклад. И уехал в Москву.
Я ехал в Комарово в тот вечер в весьма невеселом состоянии духа, будучи уверенным, что как зачинщика дебоша, которого, надо думать, те стены еще не видели, меня попросят вон. О чем и сказал жене, с которой приехал на чтения. Ей в Комарово очень нравилось, и услышав, что завтра все может кончиться, она закатила мне та-акой скандал... Утром я подошел к Бритикову и извинился за то, что стал невольным зачинщиком ситуации. Всегда корректный, А. Ф. выслушал меня с непроницаемым лицом и сухо сказал: Вы уедете, а расхлебывать все мне... (Потом, сколько раз мы с ним ни виделись, он общался со мной также сухо). А милейший С. А. Снегов со вздохом сказал: "По сути вы были, конечно, правы, но по форме..."
ЦК ВЛКСМ так и не удалось приручить фэндом - думаю, что им это стало понятно уже после Киева. Но вот молодых фантастов приручить - вернее, прикормить - удалось. Сейчас, в исторической перспективе, ясно, что ВТО просто не успело (к счастью) сделать того, что ему было уготовано. Изменилось все в стране. Рухнул коммунистический режим, исчезла идеологическая цензура, после возникновения частных издателей принципиально иным стал книгоиздательский и книготорговый рынок. Но расколоть людей, занимавшихся фантастикой, им удалось, и многие человеческие отношения с тех пор, увы, оказались безнадежно разрушенными. Так, с 1989 года, после короткого и бурного разговора, я не общался с Людочкой Козинец. И сейчас, когда ее нет, грустно думать, что мы так и не помирились... Печально, что в жизненных ситуациях страдает самое хрупкое и важное в жизни - человеческие отношения... Да, несомненно, надо быть добрее, надо быть толерантнее. Но только к друзьям. С врагами - иначе. Как сказал Аркадий Натанович в ситуации, применимой к нынешней: "Суку надо бить..." ...Что касается того, сколько и как пили в прошлые годы (о чем также шла речь в волгоградской беседе), то это отдельная глава в истории фэндома. Пили немало, но дело разумели. К тому же сейчас, в условиях рыночной экономики, когда на каждом шагу различные питейные заведения, работающие круглые сутки, процесс потерял свой романтический ореол. А ведь тогда, в давние годы, чтобы достать водку вечером или ночью (да еще в чужом городе!), надо было обладать смекалкой, отвагой, решительностью, готовностью преодолеть любое препятствие. Всеми этими качествами был наделен настоящий фэн, потому-то, на мой взгляд, он вполне способен встать в один ряд с рыцарями короля Артура. А если кто-то посчитает некорректным такое сравнение, напомню, что настоящий фэн никогда не пьет в одиночку и отправляется за алкоголем в путь, полный неизвестности, ради друзей...
1. Это письмо, другие мои письма, которые я рассылал в разные инстанции по поводу "МГ" в 1986-1987 гг., а также ответы на них и история их написания собраны в брошюрке "Zoo, или Письма не о любви", выпущенной М. А. Якубовским в Ростове в 1991 году.
В статье использованы фотографии, любезно предоставленные для "Истории Фэндома" В. Васильевым (Москва), Д. Кузовлевым (Екатеринбург), Д. Байкаловым (Москва), И. Харламовым (Магнитогорск), Ю. Зубакиным (Челябинск), а также материалы из архивов В. Бугрова (Екатеринбург) и журнала "Уральский следопыт".
ИНТЕРЕСНЫЕ СТАТЬИ
Харламов И. Советская кинофантастика
|
|
|
||