ТАКОЙ СТРАННЫЙ ЖАНР

ЕСЛИ вы неосторожно обрели репутацию писателя-фантаста, будьте уверены, что отныне станете точкой притяжения удивительных событий.

Однажды в ваш почтовый ящик залетит послание от инопланетян, нацарапанное неверной рукой соседа-пятиклассника, жаждущего узнать у вас подробности космических полетов, – фантастика для него, как и для иных взрослых редакторов, привычно ассоциируется с парсеками, бластерами, фотонными ракетами и прочими таинственными и весомыми в своей полуясности атрибутами.

Потом вам сообщат, что ваш герой, такой необычный, обладающий способностью, скажем, улавливать безоружным ухом прилетающие с разных концов города голоса, оказывается, и впрямь существует, поэтому никакой вы не фантаст, а настоящий реалист. Это при том, что вы и не претендовали на громкий титул, что разрабатываете нравственную, социальную проблематику и обычно ищете своего героя не на пыльных тропинках далеких планет, а где-то в соседнем квартале или даже подъезде. Но при этом вы почему-то замечаете проносящийся над вами со скоростью звука «ковер-самолет», умеете понять «душу» робота – умного автомата, понемногу перекладывающего на свои плечи груз людских забот, то есть осознаете себя в живом окружении того, что когда-то числилось по ведомству сказки. Не поддаться обаянию этого невозможно. И вот ваш герой пробует то обуздать время, то схватить за хвост комету – все это к вящей радости внутреннего рецензента: есть повод щегольнуть знанием теории относительности и на пальцах объяснить вам, что в наше ученое время голыми руками схватить комету никак невозможно... Даже в сказке.

«Да не фантаст я, не фантаст!» – тихо взвоете вы. В эту трагическую минуту какой-нибудь молодой критик и вынесет вам ласковый приговор: «Фантаст. Но ненаучный».

Вот тут и начинается очевидное – невероятное. Вы повисаете в безвоздушном пространстве между прозой «нормальной» и фантастической. Реалисты косятся на вас, как на безнадежного фантазера, а фантасты, как на отступника-реалиста. Солидные журналы шарахаются от вас, как от нечистой силы. Друзья приветствуют странным вопросом: «Ну как, летят?..» Редакторы немногих благоволящих вам издательств пытаются пробудить в вас способности оракула, Кассандры, поскольку в фантастах уважается именно этот дар. А читатели все чаще корят вас Ефремовым и Уэллсом, ибо вы совсем на них не похожи.

В такой ситуации вас бросает от осмысления судьбы писателя-фантаста в бездны теории жанра, где открывается, что сами фантасты не всегда могут уловить черты любимого лица: то стыдливо отворачиваются от своей родословной, а то, впав в гордыню, заявляют, что там, где фантастика, психологии делать нечего. Или догматически настаивают на обязательности по-детски захватывающей остроты сюжета, как будто главное богатство фантастики, интерес к ней определяют головоломные повороты и выверты, а не полет мысли, умение говорить о привычном неожиданно и остраненно.

Обживая материк науки, фантастика была подчас косноязычна, как ребенок, играющий новыми словами и понятиями. Сегодня в творчестве молодых (а зрелость плода в том, что он дает жизнеспособные семена) прослеживаются две тенденции: использование багажа, накопленного первопроходцами «энтээровской» фантастики в чисто художественных, а не «предсказательных» целях, и для философского осмысления современной научной реальности.

На Украине, например, в русле первой тенденции любопытно работают днепропетровец Леонид Панасенко и киевлянин Александр Тесленко, в русле второй – Василий Головачев из Днепропетровска. В творчестве талантливого крымского литстудийца Александра Дуреева удачно сочетаются обе тенденции. Интересен факт появления в молодой фантастике Украины женских имен: крымчанка Наталья Астахова и киевлянка Людмила Козинец пишут в тесном соприкосновении с иронико-лирической прозой.

Словом, в фантастике свои новшества, течения, направления, и я с радостью согласилась бы с Бестужевым-Ладой, что для нас, фантастов, первостепенна задача «пересмотра многих привычных стереотипов» жанра, если бы... не ощущение жаждущего у опечатанного колодца. С белой завистью следим мы за дискуссиями прозаиков, поэтов, критиков, вздыхая: «Нам бы ваши заботы!» Обретя шумную славу «мастеров оригинального жанра», мои товарищи по перу не имеют и сотой доли тех литературных пространств, коими располагают другие литераторы. Достаточно сказать, что у фантастов нет ни одного (!) периодического издания, где бы можно было наряду с публикацией маститых «обкатывать» молодежь, решать свои творческие проблемы. Почему бы и фантастам не включиться в полемику о типизации? Ведь в современном искусстве социалистического реализма (в литературе, кино, театре и на телевидении) все заметнее становится тяга к сюжетике идей и мыслей, что с удовольствием принимают зритель и читатель. А ведь типология – это то, что входит в определение хорошей фантастики, которую, кстати, вовсе не тревожит отсутствие возможности сказать что-то новое.

Впрочем, что за странные мечтания, когда фантастика чуть ли не исключается из общего литературного процесса: на всесоюзных совещаниях молодых литераторов, к примеру, работают секции по всем жанрам, кроме фантастического. А Госкомиздат Украины с прошлого года централизовал выпуск фантастики: ее теперь издают лишь в трех столичных издательствах (при этом количество названий не увеличивается). А в областных издательствах республики, следовательно, – ни-ни! Странно, но факт, и не спасает то обстоятельство, что произведения фантастики, как правило, должны получить напутствие в центре.

Да, такой вот странный жанр... С одной стороны, его награждают лестным эпитетом – «интеллектуальный», с другой – почитают Золушкой и спешат навесить убийственные ярлыки: жанр вторичный, залитературный, не вездесущий... Такая двойственность чувств неожиданно поражает и вас, но побеждает все-таки любовь: вы пристрастно рассматриваете каждый из ярлыков и приходите к некоторым выводам.

Да, вторичность легче всего приписать именно ей. Уверенно шагает из одного реалистического произведения в другое некая мерно жующая лошадь с влажными глазами. С утра сидит на озере любитель-рыболов – слова ему никто не скажет. Но вот робот протягивает в своих щупальцах цветок из одной фантастической истории в другую, и автора спешат обвинить в отсутствии новаторства, даже если знакомая деталь или ситуация использованы намеренно, как прием, если это язык метафоры.

Со стоическим терпением сносят бойцы фантастического жанра и обвинение в литературности: тяга к стройному сюжету, четкой взаимообусловленности всех концов и начал часто предполагает и некую заданность, которая, кстати, оскорбляет строгих блюстителей словесности почему-то именно в фантастике.

И, наконец, вездесуща ли фантастика? Вряд ли вездесущ какой-нибудь жанр в отдельности. Лишь все вместе составляют они живой организм литературы. Фантастика – одна из ее необходимых и полнокровных артерий. Отказывать ей в способности откликаться на горячие темы дня по меньшей мере несерьезно. Читая иные рассуждения о жанре лишь вздыхаешь по поводу обвинений в «дурном вкусе» любителей фантастики. Но поскольку нашим молодым читателям случилось стать ее горячими поклонниками, то почему бы вполне ответственно не развивать ее, чтобы она еще успешнее служила самым важным идеологическим и воспитательным целям.

Впрочем, фантастике не требуются адвокаты. Это она становится вашим адвокатом, защитником от ограниченности, она обнадеживает, что со временем в людях разовьется многомерное видение и они поймут: все мыслимые чудеса существуют не за миллионы парсек, а рядом, на нашей удивительной планете. Когда это случится, недоверчивый взгляд на странное племя фантастов исчезнет, и все поймут, что оно существовало давно.

Всегда. Ибо и «Одиссея», и «Метаморфозы», и «Медный всадник», и поздние рассказы И. Тургенева – не совсем реализм.

Так надо ли сожалеть, что кое-кто из сегодняшних фантастов «изменяет» своему цеху? Это все равно, что досадовать на обращение к фантастике писателей-реалистов. Серьезному литератору всегда тесны какие-либо рамки. Вот и движутся навстречу друг другу фантасты и реалисты, соединяясь в ряде произведений Леонида Леонова, Валентина Катаева, Ч. Айтматова, в одухотворенном слове Анатолия Кима, в прозе Валентина Распутина, Михаила Рощина, а на Украине – Владимира Дрозда, Олега Черногуза, на Кавказе – М. Ибрагимбекова и Г. Дочанашвии, С. Кондротаса и А. Валтона – в Прибалтике.

Но поскольку мы еще не полностью адаптировались к чудесам научно-технического прогресса, рановато снимать ведомственную табличку «НФ» с фасада здания нашей старой знакомой – ее величества Фантастики. Как не стоит и отгораживать это здание от других высоким забором.

Усиленные размышления о любимом жанре приводят к тому, что у ненаучного фантаста вдруг включается третий глаз: вы начинаете вещать. Завтрашний день фантастики видится в расцвете фантастического романа, поэмы, сказки, драмы. А вот и конец тысячелетия. Открываем «Литературную газету». В разделе информации – заметка об издании журнала фантастики. Сообщение о подготовке многотомной «Антологии русской и советской фантастики». В рубрике «Полемика» обсуждаются вопросы:

1. Чем отличается культурный оператор от литератора и писателя? 2. Герой типический и типологический. 3. Можно ли надеяться на ЭВМ в определении, какое произведение рождено духом и талантом, а какое – плод иного древа?

На шестой полосе – рассказ. Фантастический. Не переводной...

СИМФЕРОПОЛЬ