При Колонизационном Обществе марсиан образовалась группа Распространения Новой Культуры на Земле. Я в этой группе взял на себя наиболее подходящую мне роль - переводчика.
Он был профессиональным революционером и от имени большевиков делал доклад на III съезде РСДРП. В революцию 1905 года состоял в составе "Боевой технической группы" ЦК, обеспечивающей восставших вооружением. Еще будучи студентом, он стал автором первого в России курса экономической науки (1897), о котором В. И. Ленин писал как о замечательном явлении в марксистской литературе. По этой книге, которая выросла потом в солидный "Курс политической экономии" (1918-1920), училось не одно поколение русских революционеров. Он был мыслителем такого ранга, с мнением которого считались высокие умы. Известна знаменитая фотография: В. И. Ленин играет в шахматы с А. А. Богдановым. Это было в пору подготовки книги В. И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм", в которой теоретические воззрения Богданова подверглись острой критике. Но, несмотря на идейные разногласия с Богдановым, Владимир Ильич ценил его литературный талант и тогда же на Капри предложил ему написать "для рабочих роман на тему о том, как хищники капитализма ограбили Землю, растратив всю нефть, все железо, дерево, весь уголь. Это была бы очень полезная книга, синьор махист!" (Александр Александрович действительно вскоре отразил эти моменты в своей новой фантастической повести, проанализировав возможные пути и последствия научно-технической и культурной революции в обществе будущего). Прекрасно понимая, что для построения социализма необходима большая научно-организационная работа, А. Богданов основные свои силы сосредоточил на создании теории организационной науки ("тектологии" - от греч. "строить"), фактически - теории систем, предвестнице кибернетики. Недаром когда у нас велись гонения на кибернетику, некоторые философы отождествляли ее с богдановской тектологией. В 1926 году он стал организатором первого в мировом здравоохранении института переливания крови, сыгравшего в последующем исключительную роль в спасении раненых " Отечественную войну и в борьбе за здоровье населения страны в мирные дни. Именем первого директора был назван этот институт. Однако в 1937 году гари переезде института в новое здание мемориальную доску в память о нем "забыли" перенести. (Еще бы! Ведь, например, одним из основных обвинений Бухарину было его следование идеям Богданова в организации народного хозяйства.) Сейчас медицинская общественность возвращает имя Богданова своему институту. Обо всем этом я узнал из выступлении ученых-историков, врачей и экономистов в день памяти Александра Александровича Богданова (Малиновского - такова его настоящая фамилия) 7 апреля 1988 года. Но, пожалуй, самое сильное впечатление на всех собравшихся произвело чтение стихотворения- из неопубликованной фантастической книги А. Богданова. "Марсиан и"н, заброшенный на Земято". Мужчины невольно подтянулись, как бы слушая гимн, женщины плакали... А казалось бы, всего лишь - утопия! Тревога Богданова за будущее человечества, сложные перипетии личной судьбы и одновременно убежденность в правоте высших человеческих идеалов отразились в нем": Разбился корабль о земные громады,
В этом стихотворении и программа деятельности Богданова по пути "к высшей гармонии - жизней слиянью", которую он не только обосновал теоретически в специальной книге по повышению жизнеспособности (1927), но и пытался осуществить практически - взаимообменом больших объемов крови людей. Академик А. А. Богомолен подчеркивал, что Богданов "на ряде случаев, в том числе и на себе самом... несомненно доказал возможность посредством переливания крови возвращать энергию и гибкость жизненных проявлений, повышать умственную и физическую работоспособность организма, ослаблять в нем явления старческого увядания организма...". Очевидно, настала пора осмыслить "фантастическое наследство" А. Богданова, тем более что его утопии - особый вид социально-прогностических изысканий. Почему? Во-первых, потому, что никто из утопистов прошлого не был одновременно профессиональным революционером, естествоиспытателем, врачом, экономистом и философом, наконец, теоретиком организации производства. Во-вторых, волею судеб Богданов оказался в такой общественной среде, которая не могла не обогащать его ум социальными идеями будущего. В. И. Ленин, Г. В. Плеханов, А. В. Луначарский, А. М. Горький и многие другие выдающиеся деятели революции, отечественной и зарубежной культуры были его друзьями, собеседниками, оппонентами. Богданов жил и писал свои утопии в переломные годы истории - накануне Октября 1917 года. И это не могло не сказаться на актуальности выбора и конкретности проработки его гипотез. Сегодняшнее время властно требует эффективности любого вида работ. Очевидно, это относится и к научно-фантастической литературе. Но как оценить КПД утопий? Если, скажем, инженеры, изобретатели, врачи могут позаимствовать какие-то технические и другие идеи у фантастов, то что можно взять нам сегодня от социальных утопий Богданова, написанных более 75 лет назад? Предвосхищение Прогресс - это реализация утопий.
Утопические романы всегда служили одной из форм осознания и оценки образа будущего. Вырастая, как правило, из критики настоящего, утопия рисовала дальнейшее движение общества, его возможные пути, набрасывала различные варианты грядущего. Эта функция утопической литературы сохранилась до сих пор, несмотря на бурное развитие футурологии и популярность научной фантастики. А. Богданову принадлежат два утопических произведения: роман "Красная звезда" (1908) и его продолжение - "Инженер Мэнни" (1911). В них Богданов изобразил общество будущего, которое герой, профессиональный революционер. находит на Марсе. Его цивилизация во многом напоминает земную, только гораздо выше по уровню развития. В прошлом здесь так же, как и на Земле, существовали и родовое, и феодальное общество, и капитализм. Затем произошел социальный переворот, носивший мирный характер. В результате власть оказалась в руках политической партии, которая стала осуществлять революционные преобразования. Высокое развитие получают на Марсе наука и техника. Марсиане научились разлагать и синтезировать все химические элементы, они изобрели космические корабли - этеронефы, которые движутся благодаря энергии распадающихся радиоактивных материалов. Им знакомы и объемный кинематограф, и передача изображения на далекие расстояния, что-то наподобие телевизионной связи. Подробно описываются новая система организации труда (здесь А. Богданов впервые реализует свои идеи "организационной науки"), семейная жизнь, воспитание детей, искусство и нравственные ценности. Недаром беллетристические произведения А. Богданова многократно переиздавались в 20-е годы и пользовались большой популярностью. (Работник Наркомата тяжелой промышленности Е. А. Ляндрес вспоминал, что однажды во время разговора в рабочем кабинете Г. К. Орджоникидзе нарком вытащил из ящика своего стола "несколько книг и среди них научно-фантастические: Жюля Верна, Уэллса и две книги Богданова "Инженер Мэнни" и "Красная звезда". - Понимаешь, читаю, когда бывают свободные минуты. Люблю мечтать".) Давайте же откроем те страницы утопий Богданова, на которых он рассматривает науку и технику будущего, и посмотрим - без излишних комментариев, - насколько его мысли и предположения, высказанные в первом десятилетии XX века, оправдались к концу столетия. Начнем с того, что почти одновременно с К. Э. Циолковским, но только в "фантастическом ключе" А. Богданов развивает идею реактивного двигателя при межпланетных сообщениях, но что весьма существенно, в дополнение к этому "использует" и атомную энергию: "Движущая сила этеронефа - это одно из радирующих веществ, которое нам удалось добывать в большом количестве. Мы нашли способ ускорять разложение этих элементов в сотни тысяч раз; это делается в наших двигателях при помощи довольно простых электрохимических приемов. Таким образом освобождается громадное количество энергии. Частицы распадающихся атомов разлетаются, как вам известно, со скоростью, которая в десятки тысяч раз превосходит скорость артиллерийских снарядов. Когда эти частицы могут вылетать из этеронефа только по одному определенному направлению, т. е. по одному каналу с непроницаемыми для них стенками, тогда весь этеронеф движется в противоположную сторону"... "В первый раз привыкнуть к этому нелегко, хотя перемена происходит очень постепенно. Приобретая легкость, вы будете утрачивать ловкость, будете делать массу неправильно рассчитанных движений, ведущих мимо цели. Удовольствие летать по воздуху покажется вам весьма сомнительным... Трудно будет также справляться с водою и другими жидкостями, которые будут пр.; малейших точках ускользать из сосудов и разбрасываться повсюду в виде огромных сферических капель. Но у нас все старательно приспособлено для устранения этих неудобств: мебель и посуда прикрепляются к месту, жидкости сохраняются закупоренными, всюду приделаны ручки и ремни для остановки невольных полетов при резких движениях. Вообще, же вы привыкнете, времени для этого хватит". Ну что же, есть, конечно, некоторые расхождения с действительной обстановкой космических полетов в деталях, но принципиальная картина сегодняшней космонавтики верна! Ей осталось только осуществить использование атомной энергии в межпланетных путешествиях, о чем хотя и несколько наивно, но прямо указывает Богданов. По его описанию, кроме энергетического отделения, где происходило разложение материи, была еще "вычислительная". Там герой увидел непонятные машины со множеством циферблатов и стрелок. От самой большой тянулась длинная лента, заключавшая, очевидно, результаты вычислений (не правда ли, точное описание существующих "распечаток" с ЭВМ!). А далее следует взгляд на Землю из космоса: "Я сразу узнал гавань скандинавской столицы, где нередко проезжал по делам партии. Мне было интересно рассмотреть пароходы на рейде. Мэнни одним поворотом боковой ручки, имевшейся при телескопе, поставил на место окуляра фотографическую камеру, а через несколько секунд снял ее с телескопа и целиком перенес в большой аппарат, стоявший сбоку и оказавшийся микроскопом. - Мы проявляем и закрепляем изображение тут же, в микроскопе, не прикасаясь к пластине руками, - пояснил он и после нескольких незначительных операций, через какие-нибудь полминуты предоставил мне окуляр микроскопа. Я с поразительной ясностью увидел знакомый мне пароход Северного общества, как будто он находился в нескольких де сятках 1-цагов от меня; изображение в проходящем свете казалось рельефным и имело совершенно натуральную окраску. На мостике стоял седой капитан, с которым я не раз беседовал во время поездки. Матрос, опускавший на палубу большой ящик, как будто застыл в своей позе, так же как и пассажир, указывавший ему что-то рукою. И все это было за 2000 километров". Нужно было обладать удивительной интуицией (или чем-то другим, чему пока нет названия), чтобы предвосхитить тот парадоксальный факт, который и сейчас вызывает изумление: на фотографиях из космоса нередко удается различать такие подробности объектов суши и океана, которые невозможно обнаружить аэрофотосъемкой при значительно меньеньшем удалении от Земли. Ну а теперь познакомимся с тем, что происходило "на Марсе", и сравним с тем, что происходит у нас на Земле к концу столетия. Начнем с производства (скажем, текстильного) и затем обратимся к общей картине регулирования народного хозяйства, как это представлял А. Богданов. Наш землянин с удивлением и восторгом наблюдал, как громадные куски металла, на рельсовых платформах вплывающие под прозрачный купол, попадают в железные объятия темных чудовищ, как эти чудовища затем разгрызают их своими крепкими челюстями, мнут своими тяжелыми, твердыми лапами, строгают и сверлят своими блестящими, острыми когтями и как, наконец, остатки этой жестокой игры увозятся с другой стороны корпуса легкими вагонами электрической дороги в виде стройных и изящных машинных частей с загадочным назначением. Казалось вполне естественным, что остальные чудовища не трогают маленьких большеглазых созерцателей, доверчиво гуляющих между ними: это было просто пренебрежение к слабости, признание добычи слишком ничтожною, недостойною грозной силы гигантов. Были неуловимы и невидимы со стороны те нити, которые связывали нежный мозг с несокрушимыми органами механизма. "- Я видел машины и работников, - сказал он, - но самой организации труда совершенно себе не представляю. Вот об этом мне хотелось бы расспросить вас". Вместо ответа техник повел его к маленькому кубической формы строению, находившемуся между центральным и одним из угловых корпусов. Таких строений было еще три, и все они были аналогично расположены. Их черные стены были покрыты рядами блестящих белых знаков: это были просто таблицы статистики труда. На одной, отмеченной номером первым, значилось: "Машинное производство имеет излишек в 968757 рабочих часов ежедневно, из них 11325 часов труда опытных специалистов" "На этом заводе излишек 753 часа, из них 29 часов труда опытных специалистов". В списке отраслей труда были и такие, как воспитание детей младшего возраста, воспитание детей среднего возраста, медицина городов, медицина сельских округов и проч. Оказалось, что посредством таблиц можно повлиять на распределение труда: для этого необходимо, чтобы каждый мог видеть, где рабочей сипы не хватает и в какой именно мере. Тогда, при одинаковой или приблизительно равной склонности к двум занятиям, человек выберет то из них, где недостаток сильнее. А об излишке труда знать точные данные достаточно только там, где этот излишек имеется, чтобы каждый работник такой отрасли мог сознательно принять в расчет и степень излишка, и степень своей склонности к перемене занятия. - Но каким образом центральная статистика устанавливает свои цифры излишка и недочета? - Институт подсчетов имеет везде свои агентуры, которые следят за движением продуктов в складах, за производительностью всех предприятий и изменением числа работников в них. Этим путем точно выясняется, сколько и чего следует произвести на определенный срок и сколько рабочих часов для этого требуется. Затем институту остается подсчитать разницу между тем, что есть, и тем, что должно быть, и сообщать об этом повсюду. Поток добровольцев тогда восстановит равновесие. - При таких трудностях, очевидно, необходимо иметь постоянно в запасе некоторый излишек труда? - Именно так - ив этом заключается главная опора нашей системы. Лет 200 назад, когда коллективного труда лишь кое-как хватало для удовлетворения всех потребностей общества, тогда была необходима полная точность в расчетах и распределение труда не могло совершаться вполне свободно: существовал обязательный рабочий день, и в его пределах приходилось не всегда и не вполне считаться с призванием товарищей. Но каждое изобретение, создавая статистике временные трудности, облегчало главную задачу - переход к неограниченной свободе труда. Сначала рабочий день сокращался, затем, когда во всех областях труда оказался избыток, всякая обязательность была окончательно устранена. Может быть, кому-то такая "производственная тематика" покажется скучноватой для фантастики. Но ведь речь идет о революционной утопии, которая, как считал Богданов, должна влиять на научно-техническую программу строительства нового общества. В дальнейшем начиная с 1913 года Богданов задолго до работ Л. фон Берталанфи и Н. Винера научно обосновал теорию систем и указал на важность использования экономических механизмов общественного раз вития а не авторитарных, или как теперь говорят, командно-административных приемов управления. "Тектология" Богданова переведена на ряд языков, в том числе в США; переиздается она сейчас и в нашей стране, потому что являет замечательный пример организационно-управленческого творчества, без которого немыслима перестройка любого рода. Впервые о системном подходе, кибернетических методах в управлении производством Богданов сказал в своих утопиях: "Вокруг Нэтти создалась целая культурно-революционная школа: работали вместе с ним над созданием знаменитой "Рабочей Энциклопедии..." На этом пути Нэтти пришел к своему величайшему открытию - положил начало всеобщей организационной науке. "Он искал упрощения и объединения научных методов, а для этого изучал и сопоставлял самые различные приемы, применяемые человечеством в его познании и в труде; оказалось, что те и другие находятся в самом тесном родстве, что методы теоретические возникли всецело из практических и что все их можно свести к немногим простым схемам. Когда же Нэтти сравнил эти схемы с различными жизненными сочетаниями в природе, с теми способами, посредством которых она стихийно образует устойчивые и развивающиеся системы, то его опять поразил ряд сходств и совпадений. В конце концов, у него получился такой вывод: как ни различны элементы вселенной - электроны, атомы, вещи, люди, идеи, планеты, звезды - и как ни различны по внешности их комбинации, но возможно установить небольшое число общих методов, по которым эти какие угодно элементы соединяются между собой, как в стихийном процессе природы, так и в человеческой деятельности". Предостережение Внутри нашей планеты мы собрали огромную массу той неустойчивой материи, атомы которой, взрываясь, разрушаются в одно мгновение и порождают самую могучую из всех стихийных бед. Через несколько минут наша планета перестанет существовать и ее осколки разлетятся в бесконечное пространство, унося наши мертвые тела и наше живое дело.
"Вы знаете, что разрушение жизни - дело вообще очень легкое, даже и для низшей культуры: мы неизмеримо сильнее земных людей в случае открытой борьбы, но при неожиданных нападениях они могут убивать нас так же успешно, как обыкновенно делают это друг с другом. Надо к тому же заметить, что искусство истребления у них несравненно выше, чем все другие стороны их своеобразной культуры. Кроме того, нет ничего невозможного в том, что они каким-нибудь способом узнают устройство нашего главного оружия. Радирующая материя им уже известна, а метод ускоренного ее разложения может быть либо разведан ими каким-нибудь способом у нас, либо даже самостоятельно открыт их учеными. Но вы знаете, что при таком оружии тот, кто на несколько минут предупреждает противника своим нападением, тот неизбежно его уничтожает, и разрушить высшую жизнь в этом случае так же легко, как самую элементарную". Трудно поверить, что эти достаточно современные фразы об атомной угрозе писались 70-80 лет назад! Ведь даже один из самых близких к проблеме ядерных реакций ученый В. И. Вернадский сказал об этом гораздо позже. В романе говорится и об опасности публиковать научные открытия, пока в большинстве стран остаются реакционные правительства: "Посмотрите, как ваше азиатское государство пользуется европейскими способами сообщения и средствами истребления, чтобы подавлять и искоренять все, что есть у вас живого и прогрессивного. Многим ли лучше правительство той полуфеодальной, полуконституционной страны, трон которой занимает воинственно-болтливый глупец, управляющий знатными мошенниками? И чего стоят... мещанские республики Европы? А между тем ясно, что если бы наши летательные машины стали известны, то правительства прежде всего позаботились бы захватить их в свою монополию и использовать для усиления власти и могущества высших классов". Богданов не идеализирует новое общество, говоря, что и в его условиях перед человечеством встанут многие проблемы, которые потребуют специального решения. Это касается прежде всего экологических вопросов, проблемы энергетических ресурсов: "- Скажите, какие роды беллетристики у вас теперь преобладают", - спрашивает одного из марсиан землянин. - Драма, особенно трагедия, и поэзия картин природы, - ответил тот". "- В чем же содержание вашей трагедии? Где материал для нее в вашем счастливом мирном существовании? - Счастливое? Мирное? Откуда вы это взяли? У нас царствует мир между людьми, это правда, но нет мира со стихийностью природы и не может его быть. А это такой враг, в самом поражении которого всегда есть новая угроза. За последний период нашей истории мы в десятки раз увеличили эксплуатацию нашей планеты, наша численность возрастает, и еще несравненно быстрее растут наши потребности. Опасность истощения природных сил и средств уже не раз вставала перед нами то в одной, то в другой области труда. До сих пор нам удавалось преодолеть ее, не прибегая к ненавистному сокращению жизни - в себе и в потомстве, но именно теперь эта борьба принимает особенно серьезный характер..." И далее марсиане рассказывают, что когда иссякли запасы каменного угля, а переход на другие виды энергии не был завершен, им пришлось истребить значительную долю лесов планеты, что обезобразило ее и ухудшило климат. Потом оказалось, что приходят к концу железные руды. Началось спешное изучение различных сплавов. Затем стал угрожать недостаток пищи, появилась необходимость синтеза белковых веществ. "- Но всегда же достаточно, например, сократить размножение, чтобы поправить дело? - Сократить размножение? Да ведь это и есть победа стихий. Это - отказ от безграничного роста жизни, это - неизбежная ее остановка на одной из ближайший ступеней. Мы побеждаем, пока нападаем. Когда же мы откажемся от роста нашей армии, это будет значить, что мы уже осаждены стихиями со всех сторон. Тогда станет ослабевать вера в нашу коллективную силу, в нашу великую общую жизнь. А вместе с этой верой будет теряться и смысл жизни каждого из нас, потому что в каждом из нас, маленьких клетках великого организма, живет целое, и каждый живет этим целым. Нет! Сократить размножение - это последнее, на что бы мы решились, а когда это случится помимо нашей воли, то оно будет началом конца". Богданов отвергает идеи Мальтуса и противопоставляет им перспективы химии белковых веществ, колонизацию других планет. "И только если мы не успеем решить этих задач в короткий срок... надо временно сократить размножение. Какой разумный акушер не пожертвует жизнью неродившегося младенца, чтобы сохранить жизнь женщины? Но это-крайний случай, ибо только "Союз миров" может окупить эту жертву. Единство жизни есть высшая цель, и любовь - высший разум!" А затем Богданов приводит рассуждения одного из марсиан, весьма напоминающие фашистские идеи о мировом господстве и высшей расе. Интересно при этом, что уже в начале века писатель предполагал возможность того, что ныне мы называем лазерным оружием: "Существующие у них большие стада дрессированных для убийства людей, называемые армиями, послужили бы самым подходящим материалом для такого необходимого насилия. Любой из наших этеронефов мог бы посредством потока губительных лучей, возникающих при ускоренном разложении радия, уничтожить в несколько минут одно-два таких стада, и это было бы скорее полезно, чем вредно, даже для их культуры. Но, к сожалению, дело не так просто, а главные трудности только начались бы с этого момента..." "...Повторяющиеся нападения с их жертвами не только порождали бы чувство мести и злобы, искажающее дорогой нам образ человека, но и объективно вынуждали бы к переходу из самозащиты в беспощадное наступление. В конце концов после долгих колебаний и бесплодной мучительной растраты сил дело пришло бы неизбежно к той постановке вопроса, какую мы, существа сознательные и предвидящие ход событий, должны принять с самого начала: колонизация Земли требует полного истребления земного человечества". Мы не можем, конечно, забыть об ошибках Богданова в его утопических романах. Но в целом это было смелое, страстное, революционное произведение. В мрачные годы столыпинской реакции писатель нарисовал живую и выразительную картину восторжествовавшего нового строя. Перечитывая сейчас его романы, убеждаешься, что они содержат много глубоких мыслей, непосредственно перекликающихся с научными прогнозами современных писателей-фантастов. Такова, в частности, идея "Союзе мира", осуществлению которой решают посвятить свою жизнь главные герои - землянин Леонид и марсианка Нэтти. На протяжении многих лет до появления "Туманности Андромеды" не было опубликовано ни одного сколько-нибудь значительного "комплексного" художественного произведения о социальном будущем, говорится в книге об Ефремове. Произошло это потому, что в условиях культа личности возможности философской мысли были чрезвычайно ограничены: "предвидеть" близкое и далекое будущее мог позволить себе только Сталин. Кроме того, в тревожной обстановке назревания второй мировой войны, в военные годы и в годы восстановления народного хозяйства социальная фантастика "дальнего прицела" многим представлялась несвоевременной и даже вредной. И хотя тема восторжествовавшего социально справедливого строя присутствовала в некоторых научно-фантастических романах, но лишь в качестве общего фона для изображения научных открытий и достижений техники. И поэтому весьма интересны мысли революционера-большевика Богданова о роли личности в истории. Предчувствие В досоциалистические времена марсиане ставили памятники своим великим людям, теперь они ставят памятники только великим событиям...
"Старый демократ, всеми уважаемый публицист, Тэо в свое время был одним из немногих, решавшихся бороться против Совета Синдикатов. Тем больше сенсации произвел его новый шаг. Статья была озаглавлена "Пора подумать!", и имела форму предостережения, обращенного к обществу и партиям. "Все ли благополучно в нашей Республике? - спрашивал он и отвечал, что нет: - Демократия мало-помалу изменяет себе, ее принципы открыто подкапываются, и она терпит это; готовится худшая реакция. Допустима ли в демократии диктаторская власть одного человека над миллионами людей и над миллиардами общественных денет? Двадцать лет тому назад, при утверждении плана Великих Работ, такие полномочия были созданы для их инициатора. Это была огромная ошибка. Она была простительна в начале, пока не обнаружились ее последствия. Но с тех пор мы пережили эпопею Фели Рао. Что, в сущности, сделал Рао? Он перехватил власть у Мэнни и воспользовался ею по-своему. Все знают, что из этого получилось... Демократия низвергла Фели Рао. А затем? Та же диктатура во всей неприкосновенности возвращена в руки Мэнни. Значит, ничему не научились? Нам скажут: Мэнни - не финансист и не политикан, а честный инженер; на него можно положиться, для себя ему ничего не надо, он служит только делу. Так ли это? Демократия не должна, не имеет права полагаться на отдельного человека; ее принцип - большинство. Если бы даже Мэнни был действительно таков, каким его представляют наивные люди, ослепленные величием его заслуг, которых мы вовсе не желаем умалить, - и тогда нарушение принципа демократии оставалось бы угрозой ее будущему. На самом деле, опасность гораздо ближе". ..."Новые факты, добытые Нэтти и другими ревизорами, касались не только старых преступлений, но еще больше - последующей борьбы преступников за сохранение позиций и добычи. Был совершен ряд подлогов, чтобы скрыть имущества от конфискации: крупные финансовые тузы вдруг оказывались бедными людьми. Миллионные подкупы следственных и судебных властей повели к уничтожению важных обвинительных документов. Еще шире применялся подкуп свидетелей; но были и случаи убийства несговорчивых..." Не правда ли, описанные в 1910 году события "на Марсе" несколько напоминают наше недавнее прошлое? И это понятно: фантастические сюжеты в принципе строятся на жизненном опыте. А Богданов остро чувствовал всякие нарушения революционной этики. Еще в 1918 году он обратил внимание общественности на стихи, посвященные одному из политических деятелей: Расшатан до основ весь буржуазный строя,
"Рабочий или не рабочий писал это, - замечает Богданов, - ясно, что весь основной строй чувств и мыслей здесь не пролетарский... Представлять же великую мировую драму нашей эпохи как рискованную азартную игру, которую мастерски ведет гений против других политических игроков... - это чисто авторитарное, даже придворное понимание жизни". Почему могло произойти подобное? В своих утопиях Богданов пытается найти ответ на этот и другие вопросы в общей ситуации революционного движения: "С одной стороны, земной мир страшно раздроблен политическими и национальными делениями, так что борьба за социализм ведется не как единый и цельный процесс в одном обширном обществе, а как целый ряд самостоятельных и своеобразных процессов в отдельных обществах, разъединенных государственной организацией, языком, иногда и расою... ...Благодаря всему этому получается то, что вопрос о социальной революции становится очень неопределенным: предвидится не одна, а множество социальных революций, в разных странах в различное время, и даже во многом, вероятно, неодинакового характера, а главное - с сомнительным и неустойчивым исходом. Господствующие классы, опираясь на армию и высокую военную технику, в некоторых случаях могут нанести восставшему пролетариату такое истребительное поражение, которое в целых обширных государствах на десятки лет отбросит назад дело борьбы за социализм: и примеры подобного рода уже бывали в летописях Земли. Затем отдельные передовые страны, в которых социализм восторжествует, будут как острова среди враждебного им капиталистического, а частью даже докапиталистического мира. Боясь за свое собственное господство, высшие классы несоциалистических стран направят все свои усилия, чтобы разрушать эти острова, будут постоянно организовывать на них военные нападения и найдут среди социалистических наций достаточно союзников, готовых на всякое предательство, из числа прежних собственников, крупных и мелких. Результат этих столкновений трудно предугадать. Но даже там, где социализм удержится и выйдет победителем, его характер будет глубоко и надолго искажен многими годами осадного положения, необходимого террора и военщины... Это будет далеко не наш социализм". "Не наш социализм" - это авторитарное руководство и бюрократическое перерождение лидеров: "- Я должен сознаться, что совершенно не могу понять этой измены со стороны таких людей, как президент и Тэо. Я хорошо знаю их обоих: они неподкупны. И однако... - Нет, это не то, - отвечал Нэтти. - Прежде у них была логика живых людей, им хотелось, чтобы жизнь шла дальше, становилась лучше, и это подсказывало им тогдашние выводы. Теперь у них логика мертвецов, им хочется спокойствия и неподвижности, остановки жизни вокруг. С ними случилось то, что на каждом шагу бывает с людьми и с целыми классами, с идеями и с учреждениями: они просто умерли и стали вампирами... - Представьте себе человека - работника в какой бы то ни было области труда и мысли... Наступает момент, когда он начинает брать у жизни больше, чем дает ей, когда он своим существованием уже уменьшает ее величину. Возникает вражда между ним и ею; она отталкивает его, он впивается в нее, усиливается вернуть ее назад, к тому прошлому, в котором ощущал свою связь с нею. Он не только паразит жизни, он ее активный ненавистник: он пьет ее соки, чтобы жить, и не хочет, чтобы она жила, чтобы она продолжала свое движение. Это - не человек, потому что существо человеческое, социально-творческое, уже умерло в нем; это - труп такого существа... Он вампир, живой мертвец, много вреднее и опаснее, если при жизни он был сильным человеком... И тут есть нечто еще худшее: в трупах людей заключены трупы идей. Идеи умирают, как люди, но еще упорнее они впиваются в жизнь после своей смерти. Вспомните идею религиозного авторитета: когда она отжила и стала не способна вести человечество вперед, сколько веков она еще боролась за господство, сколько взяла крови, слез и загубленных сил, пока удалось окончательно похоронить ее. Что касается демократии, то эта идея, как я думаю, еще не завершила всего, что может дать; но чтобы оставаться живой, она должна изменяться и развиваться с самим обществом". А что же видит герой повести в условиях марсианской демократии? Много хорошего, но и много такого, что говорит о потере душевности, человеческой доброты и общности. Таким грустным оказалось последствие той цивилизации в области духовной жизни. И не только в этом... "Общественные собрания марсиан поражали меня своим напряженно-деловым характером. Были ли они посвящены вопросам науки, или вопросам организации работ, или даже вопросам искусства, - доклады и речи были страшно сжаты и кратки, аргументация определенна и точна, никто никогда не повторялся и не повторял других. Решения собраний, чаще всего единогласные, выполнялись со сказочной быстротой. Решало собрание ученых одной специальности, что надо организовать такое-то научное учреждение; собрание статистиков труда, что надо устроить такое-то предприятие; собрание жителей города, что надо украсить его таким-то зданием, - немедленно появлялись новые цифры необходимого труда... ...Литература нового мира, даже чисто художественная, не была также для меня ни отдыхом, ни успокоением. Ее образы были для меня как будто несложны и ясны, но как-то внутренне чужды для меня. Мне хотелось глубже в них проникнуть, сделать их близкими и понятными, но мои усилия приводили к совершенно неожиданному результату: образы становились призрачными и одевались туманом. Когда я шел в театр, то и здесь меня преследовало все то же чувство непонятного. Сюжеты были просты, игра превосходна, а жизнь осталась далекой..." Последействие Историческая задача состояла в том, чтобы создать человеческую личность, существо активное и полное веры в себя, чтобы выделить ее из человеческого стада феодальной эпохи.
Уже заканчивая эти записки, я получил от сына Богданова А. А. Малиновского, известного генетика, следующее письмо: "Уважаемый Виктор Николаевич! Я сейчас болен и поэтому на вопросы Ваши отвечу очень кратко. Вы спрашиваете об отношении Ивана Антоновича Ефремова к моему отцу А. А. Богданову-Малиновскому и к его роману "Красная Звезда". После выхода в свет "Туманности Андромеды" И. А. Ефремова я очень хотел с ним познакомиться и приехал в Москву (работал еще у одесского замечательного офтальмолога В. П. Филатова, т. к. после нападения на меня в 1948 г. Лысенко никто 3 года не решался принять меня на работу в Москве)... Позвонил ему. Он ответил уклончиво: "попозже, я пока занят". Наконец моя настырность одолела, и он назначил встречу в Палеонтологическом музее. Пришел к нему. Встретил меня осторожно. Но когда я случайно упомянул, что я - сын Богданова, - все переменилось. Сразу был приглашен домой, и мы по-настоящему подружились. Он дарил мне свои книги с надписями. Но, главное, очень высоко отзывался о "Красной Звезде" Богданова и рассказывал, как несколько раз поднимал вопрос о необходимости издать этот роман. Теперь отвечу на Ваш второй вопрос: как возникло стихотворение А. Богданова "Марсианин, заброшенный на Землю". После двух романов, связанных с Марсом, Л. Богданов задумал третий. Это должна была быть повесть о том, что первая экспедиция марсиан на Землю потерпела катастрофу при приземлении и все ее члены погибли, кроме одного, который выжил и которого земные люди принимали за своего собрата, не догадываясь о его необычном происхождении. Не буду излагать даже важных подробностей. Скажу лишь о наиболее существенном. Марсианин видит дореволюционную Землю и смотрит на ее людей, ее порядки глазами человека человечества, которое достигло высшей стадии коммунизма, гармоничного, гуманного и разумного. Его потрясают эгоизм и озлобленность, усугубляемые глупостью даже в самых образованных и благополучных слоях передовых капиталистических стран. Невнятно им высшей гармонии слово.
Этот роман о трагедии человека, безвозвратно вырванного из того общества, которое для нас - образ прекрасного будущего. Но уже скоро Богданов увидел, что тяжелые обстоятельства его жизни и большие задачи, которые он ставил перед собой (развитие тектологии, работы по переливанию крови и многое другое), не позволят ему вложить немалые силы в третий роман. Но он, захваченный идеей этого романа, все же написал стихотворение, передававшее эмоционально идею романа. Оно было опубликовано (формальная дата: 1920 г.) как приложение к одному из изданий "Красной Звезды". В 20-е годы его жизнь заполнили работы по организации первого в мире Института клинической и экспериментальной гематологии и переливания крови. 2 октября 1920 года, встретившись на квартире своего близкого друга С. А. Тер-Петросяна (Камо) с В. И. Лениным, Богданов поделился с ним своими планами исследований в области "борьбы за жизнеспособность". Вдова Камо С. В. Медведева-Петросян вспоминала: "Богданов рассказывал о том, как необходимо создать институт по изучению и переливанию крови, - Александр Александрович был врачом, увлеченно заглядывал в завтрашний день науки. - Очень, очень важно, следует незамедлительно подумать, - отвечал Владимир Ильич, - подумать, где взять средства, как все это поставить на крепкую основу". Заручившись поддержкой В. И. Ленина и Совнаркома, Богданов использовал в 1922 году свою поездку в Англию (в качестве советника советского посольства по вопросу о Версальском мире) и для знакомства с методом трансфузии (переливания крови) в английских клиниках, приобретения необходимой литературы и аппаратуры. С 1923 года он вместе с С. Я. Малолетковым и Д. В. Гудимом-Левковичем начинает проводить на себе первые опыты по переливанию крови. 26 февраля 1926 года Совет Труда и Обороны принял решение о создании Института переливания крови. Директором института был назначен А. А. Богданов. Активную помощь институту оказывал нарком здравоохранения Н. А. Семашко. Решение задач, стоящих перед Институтом, было сопряжено с известным риском. Богданов считал возможным проводить наиболее рискованные эксперименты только на самом себе. В шутку он называл себя "главным кроликом" Института. В феврале 1928 года в Институт переливания крови с группой товарищей пришел студент, перенесший малярию и больной туберкулезом, в надежде, что обменное переливание крови поможет ему. В результате обменного переливания крови через 3 часа у Богданова началась тяжелая трансфузионная реакция, вызванная гемолиозом, вследствие которой на 15-й день болезни (при явлениях уремии) наступила смерть. Причина тяжелой реакции осталась невыясненной. Студента удалось спасти, Богданов же с начала реакции и до последних минут жизни, превозмогая боль, вел самонаблюдение, записи болезни, отказываясь в интересах науки от медицинской помощи. Траурный митинг открыл нарком здравоохранения Н. А. Семашко, за ним слово взял Н. И. Бухарин. "Товарищи! Нас пришло сюда несколько человек, несколько старых большевиков. Мы пришли сюда прямо с пленума Центрального Комитета нашей партии, чтобы сказать последнее "прости" А. А. Богданову... Я пришел сюда, несмотря на наши разногласия, чтобы проститься с человеком, интеллектуальная фигура которого не может быть измерена обычными мерками. Да, он не был ортодоксален. Да, он, с нашей точки зрения, был "еретиком". Но он не был ремесленником мысли. Он был ее крупнейшим художником. В смелых полетах своей интеллектуальной фантазии, в суровом и отчетливом упрямстве своего необыкновенно последовательного ума, в необычной стройности и внутреннем изяществе своих теоретических построений. Богданов, несмотря на недиалектичность и абстрактный схематизм своего мышления, был, несомненно, одним из самых сильных и самых оригинальных мыслителей нашего времени. Он очаровывал и зачаровывал своей страстью к теоретическому монизму, своими творческими попытками внести великий план во всю систему человеческого знания, своими напряженными исканиями универсально-научного - а не философского - камня, своим, если так можно выразиться, теоретическим коллективизмом. В лице Александра Александровича ушел в могилу человек, который по энциклопедичности своих знаний занимал исключительное место не только на территории нашего Союза, но и среди крупнейших умов всех стран. Это - поистине редчайшее качество среди работников революции. Богданов с одинаковой свободой парил на высотах философской абстракции и давал конкретные формулировки теории кризисов. Естественные науки, математика, общественные науки имели в нем настоящего знатока, и он мог выдерживать бои во всех этих областях, как "свой человек" в любой из этих сфер человеческого знания. От теории шаровидной молнии и анализа крови до попыток широчайших обобщений Тектологии - такой радиус познавательных интересов Богданова. Экономист, социолог, биолог, математик, философ, врач, революционер, наконец, автор прекрасной "Красной Звезды", - это во всех отношениях совершенно исключительная фигура, выдвинутая историей нашей общественной мысли... Наша партия не может не быть благодарна Богданову за те годы, когда он сражался - рука об руку с Лениным - в первых рядах большевистской фракции, этого зародыша великой партии коммунизма. Он прошел вместе с партией, и во главе ее, целый исторический период, период первых атак пролетариата, первых героических кровавых боев, получивших свое художественное выражение в заключительных страницах "Красной Звезды", которые с трепетом и восторгом читала наша революционная молодежь. Он оказал огромное влияние (стоит вспомнить один лишь "Краткий курс экономической науки") на целое поколение российской социал-демократии, и многие, и многие товарищи обязаны ему тем, что ступили они на революционный путь... Можно сравнить его учение о культуре и необходимости предварительного культурного вызревания пролетариата с его политическим отношением к Октябрю, чтобы понять эту глубокую и интимную связь; можно протянуть эту ниточку еще дальше, к самым последним истокам богдановского мировоззрения, но это не входит сейчас в мою задачу... Никакое большое, действительно большое и действительно новое дело не бывает без риска для его пионеров и зачинателей. И в области классовых битв, и в области труда, и в области науки люди - и притом лучшие люди, самые самоотверженные, самые храбрые, те, у которых горит мысль и пламенеет действенная страсть - нередко гибнут, чтобы осуществить заветную цель своей жизни, свою субъективно поставленную индивидуальную "задачу", под которой трепещет объективная общественная сила, толкающая вперед и вперед. Это кажется филистерам "безумием". Но это "безумие" есть на самом деле вершина человеческого сердца н ума. Богданов умер на посту. И самая смерть товарища Богданова есть прекрасный подвиг человека, который сознательно рисковал своей индивидуальной жизнью, чтобы дать могучий толчок развитию человеческого коллектива. От группы товарищей и от Надежды Константиновны Крупской я говорю здесь последнее "прости". ...В траурные дни Н. К. Крупская писала жене А. А. Богданова: "Дорогая Наталья Богдановна, все эти дни думала об Александре Александровиче и о Вас, вспоминала первую встречу с А. А. в Женеве, Куокаллу и свою последнюю встречу с А. А. и Вами. Вспоминаются разговоры разные, разное и важное, и неважное, мелочи всякие, но эти мелочи именно то, что делает человека близким..." В каждом явлении, событии, человеке есть свое последействие. Последействие утопий Богданова - в их гуманизме, любви к жизни, утверждении высокого сознания и предназначения человека: "То, что в тысячи веков достигли наши объединенные усилия, наши способы властвовать над стихиями, наше понимание природы, созданная нами красота жизни, - вот, что дорого для нас; и это мы должны сохранить для вселенной во что бы то ни стало, это передать другим разумным существам как наше наследство. Тогда наша жизнь воплотится снопа в их работе и наше творчество преобразует иные миры".
ИНТЕРЕСНЫЕ СТАТЬИ
Зубакин Ю. «Мировое транспортное средство» Гансвиндта Булычев К. «Мне нужно писать рассказы, а не хочется» Зубакин Ю. Космические станции Ноордунга, Росса и Смита, Ляпунова, Ротрекла и «Международной книги»
|
|
|
||