И. Соловьева
БУДЬ ГОТОВ К НЕОЖИДАННОМУ
|
СТАТЬИ О ФАНТАСТИКЕ |
© И. Соловьева, 1965
Лит. Россия (М.). - 1965. - 26 нояб.
Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2001 |
Я люблю научную фантастику. Собственно, нынче этим заявлением никого не удивишь: многие любят.
Несомненно, что Михаил Ляшенко тоже любит ее. Непонятно только, почему он всю научную фантастику считает литературой для детей и призывает писателей помнить о точном адресате, помнить об обязанностях именно перед подрастающим поколением. Но ведь тот самый сборник "Молодой гвардии", о котором он пишет, обращен вовсе не к детям. Не для детей, а для взрослых писали Стругацкие "Суету вокруг дивана". Удивительно, право, как это М. Ляшенко не попрекнул Лема "Солярисом"... И "Суета вокруг дивана" (это главы из недавно вышедшей книжки "Понедельник начинается в субботу"), и многие рассказы Рэя Бредбери, и. например, новая книга Стругацких "Хищные вещи века" совсем не предназначены для детей. Адрес они имеют точный: для взрослых. Никому не придет в голову упрекать Ю. Казакова, положим, или К. Симонова за то, что их книги написаны не для подростков. А фантастов почему-то можно.
Вообще фантастов постоянно корят за все: и за то, что они пишут не для детей; и за то, что в некоторых книжках сплошные приключения, никакой тебе философской глубины и их интересно читать только детям: и за то, что в их книгах слишком много науки; и за то, что истинных, ярких научных открытий мало. Об этом любят писать ученые - напомню, например, статью В. Смилги в журнале "Знание-сила" (№12, 1964).
В. Смилге, конечно, не приходит в голову пожурить фантастов: мало, мол, думают о детях. Смилга - научный работник. Он хочет от фантастики другого, упрекает писателей в бедности научной фантазии, противопоставляя им в этом отношении ученых.
В чем дело? Не пора ли разобраться в этих упреках? Мне кажется, что дело как раз в тем, что фантастику любят и взрослые, и дети, и физики, и лирики, и каждый требует от нее чего-то для себя, и каждый жаждет, чтобы очередная книга была написана именно для него. А фантастики по-прежнему мало. Недаром подписка на "Библиотеку современной фантастики" разошлась в Москве в рекордный срок.
Научная фантастика бывает разная. Разная! В этом все дело.
Существует научная фантастика, приключенческая, у нее есть точный адресат - главным образом подростки. Хотя, как и всегда в литературе, лучшие детские книги интересны и взрослым - тот же "Пылающий остров" или "Плутония". Но вот чтобы книга для взрослых была интересна и полезна детям - это требование литературе никогда еще не предъявлялось. И научной фантастике не надо предъявлять. Дети и подростки могут обидеться, что Лем написал "Солярис" не для них. Но придется потерпеть. Подрастут - прочитают.
Но у детской и взрослой литературы есть нечто общее, то, что и делает ее научной фантастикой, - взаимоотношения с наукой. Только надо иметь в виду, что если во времена Жюля Верна фантастика была целиком построена на науках технических, не гуманитарных, то сейчас положение изменилось, Это объясняется современным положением науки - проникновением математики в области гуманитарные.
В том, что касается взаимоотношения науки и художественного смысла в фантастике, тоже много спорного, и опять сыплются на фантастов упреки со всех сторон. До сих пор мы обсуждаем на страницах научно-популярных журналов, интересна или не интересна научная идея художественного произведения, и какой в ней процент науки, и какой - фантазии. Ясность в этот спор внес, как мне кажется, Станислав Лем в статье "Фантастика и наука".
Дело не только и не столько в новизне и оригинальности открытий и гипотез, сколько в пригодности или непригодности гипотезы для художественного произведения. Гипотеза сама по себе может быть захватывающе красива, оригинальна, перспективна. А ее невозможно использовать в художественном произведении.
Но в современной "взрослой" фантастике все чаще на первый план выступает не столько самое открытии или гипотеза в своих деталях, сколько последствия этого открытия. Этим и определяется, кстати, пригодность или непригодность гипотезы для художественного произведения - значение данного открытия для людей, для человечества, влияние его на судьбу человечества.
В основе многих - большинства - произведений научной фантастики лежит один и тот же конфликт, который в чистом виде отражен в такой схеме: открытие и борьба за него.
Это прежде всего жизненная закономерность. Как только появилась наука, так появился и этот конфликт.
Наука может быть человечна или античеловечна. И именно поэтому человечество всегда немного боится науки, вернее, последствий ее развития, возможностей ее использования.
Об этом в XIX веке говорил Энгельс. Он предупреждал, что, покоряя природу, обуздывая ее, открывая одну ее тайну за другой, человечество не должно забывать, что природа мстит за все вырванные у нее тайны, и последствия этой мести могут быть страшными.
Вот рассмотрим такое научно-фантастическое произведение.
...Ученый совершил открытие огромной важности. Все зависит от того, в чьи руки попадет открытие. Оно может перевернуть судьбу человечества к лучшему. Но может принести людям огромные несчастья. И начинается борьба. В результате злой или добрый, но аполитичный гений неизменно гибнет.
Это очень краткий пересказ. Какого произведения? "Поединка с собой" А. Громовой, "Уравнения с Нептуна" и "Души мира" М. Емцева и Е. Парнова, большинства произведений А. Днепрова, А. Казанцева, В. Немцова, А. Полищука...
А ведь, начиная пересказывать эту схему, я имела в виду мало знакомое нашим читателям произведение Б. Тучкина "Остров Горрилоидов".
Повесть эта была опубликована на заре советской фантастики - в 1930 году, в журнале "Всемирный следопыт".
Вот новая повесть А. Днепрова "Голубое зарево".
Замечательный немецкий ученый доктор Мюллер работает над получением антиматерии. Миллиардер Саккоро хочет уничтожить жизнь на Земле, уничтожить все человечество. С этой целью он финансирует научно-исследовательский центр в Атлантическом океане. В этом центре работают и честные ученые, которые мечтают о служении человечеству, и откровенные проходимцы. Доктор Мюллер как раз относится к числу добрых гениев, и в конце концов он со всеми своими тайнами переходит границу и оказывается у нас, в Советской стране.
В этой повести - полный "джентльменский набор". Пожалуйста! Враги, убившие инженера-вакуумщика Гржимайло, шпионы, заброшенные в Советский Союз - в институт, который тоже работает над проблемой получения антивещества, мужественные следователи Каримов и полковник Баэанов; и новый способ добычи шпионами сведений - гидроакустический, главное ОТКРЫТИЕ Днепрова. Естественно, какой же детектив обойдется без любовной истории? Здесь их две "у нас" и "у них". У нас - преисполненная благородства, тем более что герой потерял зрение: у них - полная цинизма, так как герой - честный ученый вынужден отказаться от любви в мире денег.
Повесть читаешь - и просто оторопь берет - до чего похожа повесть и на некоторые повести самого Днепрова, и на десятки детективов из библиотеки военных приключений. Даже закрадывается мысль: а не пародия ли это?
Можно ли Днепрова заподозрить в бедности научной фантазии? Да, у него богатая НАУЧНАЯ фантазия! Но, увы, произведения его бедны ХУДОЖЕСТВЕННОЙ фантазией.
Дело не в том даже, насколько нова и оригинальна научная гипотеза. Дело в том, как она воплощается.
Воплощение - проблема №1 в нашей фантастике. А ведь конфликт науки и антинауки, конфликт человечности и античеловечностн лежит и в основе, например, "Гиперболоида инженера Гарина". Да что классика! Вот "Трудно быть богом". Одна из наиболее ярких книг последних лет. И нам не придет поставить в вину Стругацким использование "вечного конфликта" научной фантастики. Потому что это истинно художественное произведение, потому что воплощение замысла глубокое и оригинальное.
На первый взгляд кажется, что в этом произведении нет подобного конфликта. Но на самом деле именно он самый.
В руках Руматы - новейшее оружие, все достижения земной техники будущего. Но, как тот давний, жюль-верновский, уэллсовский, беляевский ученый-одиночка, он колеблется, применить или нет свое оружие.
У Стругацких в "Попытке к бегству" и "Трудно быть богом" конфликт определен тем, что герои - герои романтические - не могут действовать как им положено, и все-таки действуют. Потому что они люди, и потому что этого требуют законы романтики, законы художественной литературы.
Потому в известной мере прав и Ляшенко. Фантастика, вроде повести А. Днепрова или Л. Могилева "Железный человек", потеряла своего героя. Нет героя - осталась схема. А ведь и в классической, и во многих лучших произведениях современной фантастики всегда был подлинно романтический герой. Ляшенко кажется, что писатели забыли о детях. Но. думается, дети и увлекаются-то фантастикой из-за героя. В юности нашему воображению особенно необходим герой-борец, который открывает тайны, протестует против несправедливости - лучше всего в мировом масштабе.
В каждом научно-фантастическом произведении есть тайна, процесс ее раскрытия и борьба. Потому что тайна редко открывается сама собой, человек должен приложить к ней руки.
А отсюда - герои, совершающий поступки, деятельный. И непременно умный, думающий. Разумеется, я имею в виду подлинную литературу, а не тьму-тьмущую книг, где герои - лишь бледные тени. Герой фантастики не может не быть умным. Закон жанра - герой-ученый, первооткрыватель. Таковы, например, и Горбовский, и Быков, и Юрковский у Стругацких - характеры крупные. А как же иначе? Ведь герою научно-фантастического произведения приходится часто взваливать на свои плечи ответственность за судьбу человечества, на худой конец - за судьбу планеты, как Румате в "Трудно быть богом".
А если обратиться к героям классических произведений фантастики?
Не буду углубляться в историю советской и зарубежной фантастики и доказывать, что в "Гиперболоиде" сам инженер Гарин - герой романтический. Это ясно. А герои А. Беляева - человек-амфибия, властелин мира? Да почти все его герои - романтические. А напитан Немо?
Я уже говорила, что в "Трудно быть богом" герой - романтик, а обстоятельства складываются так, что именно свою романтическую сущность он не может проявить. А разве в "Возвращении со звезд" Лема романтический герой Эл Брегг не попадает в общество до тошноты благоразумное, начисто лишенное всякой романтики? Из общества изгнали риск и борьбу - потому плохо в нем романтическому герою.
А "Хищные вещи века" Стругацких? Эта книга продолжает ту же линию тоски по романтике, которую начали Лем и сами Стругацкие в "Попытке к бегству". Почему невыносимо бескрыла жизнь в стране дураков, куда попал, кстати, герой тоже романтический, Иван Жилин? В стране изобилие, а люди не знают, для чего им жить, для чего работать, потому что нет цели, не за что бороться - вот они и оглушают себя наркотиками, которые дают иллюзию жизни, красоты, борьбы. Ведь в стране дураков романтике нет места, и люди задыхаются. Вроде бы отказавшись от романтического героя, фантастика подходит к нему с другой стороны, потому что она.не может без него обойтись.
А там, где схема, - там нет героя, там нет человека, там нет художественной идеи. И фантастика из романтической становится просто скучной.
А мы говорим - бедность научной фантазии; мы говорим - забыли о детях, о познавательной ценности научно-фантастического произведения!..
У фантастики, как и вообще у литературы, есть, кроме познавательной, еще две функции - воспитательная и эстетическая. Только когда они слиты воедино, тогда это истинно художественное произведение. А когда мы настаиваем на главенстве одной из них... Что ж, вряд ли мы оказываем услугу писателям и читателям.
Мне думается, что смысл и задачи фантастики никогда не были такими узкими, как это нам порой казалось и как иногда хотелось некоторым фантастам.
Научная фантастика, как и вообще художественная литература, всегда расширяла эмоциональный, психологический, этический, социальный опыт людей. И фантастике здесь принадлежит роль особая.
Она подготавливает, воспитывает, формирует у людей чувство нового, готовит людей к новому, приучает нас шире мыслить. Она готовит нас к неожиданному. И чем большую роль в обществе играет наука, чем дальше идет технический прогресс, тем больше люди будут интересоваться фантастикой. Она вводит науку в наш непосредственный опыт, в нашу жизнь, часто от науки весьма далекую. И опять-таки не только технику, но и историю, и философию. Она питается идеями науки, она оценивает научные открытия, пытаясь угадать их значение в судьбе человечества и самое судьбу человечества.
|