ТАЙНА «ПИКОВОЙ ДАМЫ»

В прозе А. С. Пушкина повесть «Пиковая дама» стоит особняком. Если в других произведениях описываются события сугубо реальные, хотя подчас и маловероятные, то здесь – нечто совершенно иное.

Напомним вкратце содержание повести.

В молодости графиня Анна Федотовна, по словам ее внука Павла Томского, была знакома с небезызвестным Сен-Жерменом, «о котором рассказывают так много чудесного», Тот якобы «открыл ей тайну», связанную с угадыванием карт. Она воспользовалась приобретенным искусством всего два раза в жизни: однажды сама в игре с герцогом Орлеанским, второй раз – для некоего Чаплицкого, ныне покойного. В обоих случаях угадывание трех карт подряд влекло за собой выигрыш значительной денежной суммы.

Услышав эту историю, инженер Германн, «в душе игрок», тем не менее никогда прежде за карты не садившийся, исполняется страстным желанием открыть секрет старой графини. Он проникает к ней в дом. Графиня все отрицает: «Это была шутка!» Германн достает пистолет (как утверждается позже, незаряженный), графиня внезапно умирает, так ничего и не сказав. Он приходит на ее похороны, во время прощания с покойной ему кажется, что та насмешливо усмехается, он сильно пугается. Графиню хоронят. Ночью Германн пробуждается, к нему является призрак графини и открывает тайну:

«Тройка, семерка и туз выиграют тебе сряду, но с тем, чтобы ты в сутки более одной карты не ставил и чтоб во всю жизнь уже после не играл». Когда в Петербург приезжает известный московский игрок Чекалинский, Германн ставит все свое состояние (47 тысяч) на тройку. Чекалинский мечет карты. «Направо легла девятка, налево тройка». Выигрыш. Назавтра Германа вновь ставит все свое (уже удвоенное) состояние, на этот раз на семерку. И снова выигрывает: направо выпадает валет, налево – семерка. На третий вечер Германн ставит все на туза, но «обдергивается» – по ошибке вместо туза кладет на стол даму. Налево ложится туз, направо – дама. Германн разорен. Дама с карты усмехается точно так же, как и старуха в гробу. Германн сходит с ума.

Вопросы и параллели

Повесть Пушкина фантастична. По современной классификации, ее можно отнести к сказочно-мистической фантастике, или «фэнтэзи» – здесь имеются и обладающий таинственным могуществом Сен-Жермен, и призрак старухи графини, и потусторонние силы (призрак говорит Германну: «Я пришла к тебе против своей воли, но мне ведено исполнить твою просьбу»). Смысл повести вроде бы ясен: нужно пробивать себе дорогу, используя «расчет, умеренность и трудолюбие», а не искать легких, но сомнительных путей к наживе – на них всегда можно оступиться и рухнуть в пропасть. Возникает, правда, вопрос: стал ли бы ради столь несложной морали «городить огород» величайший гений русской литературы?

Причем это далеко не единственный вопрос. Выше говорилось, что «Пиковая дама» – единственное прозаическое произведение Пушкина, где действуют «потусторонние силы». Есть еще, правда, рассказ «Гробовщик»: там к Адрияну Прохорову тоже являются мертвецы – все, которых он когда-либо похоронил. Однако в конце концов выясняется, что «гости с того света» просто-напросто приснились гробовщику...

Но вот что любопытно: даже поверхностное сравнение «Гробовщика» и «Пиковой дамы» показывает удивительное сходство всех обстоятельств обоих сверхъестественных происшествий!

И в том и другом случае мертвецы являются в дом героя непосредственно после «мрачного обряда» отпевания усопшей, в ясную лунную ночь». «Ночь была лунная» («Гробовщик»); «луна озаряла его комнату» («Пиковая дама»). Оба героя перед отходом ко сну были внутренне потрясены: гробовщик Адриян – тем, что над его почтенным ремеслом посмеялись у соседа, сапожника Шульца, Германн – впечатлением от вида покойной графини. Оба приняли много спиртного: «Германн... против обыкновения своего, пил очень много»; «Гробовщик пришел домой пьян и сердит». У обоих перед сном изрядно разыгралось воображение. Засыпают они примерно одинаково. О Адрияне сказано так: «С этими словами гробовщик отправился на кровать и вскоре захрапел». О Германне: «Возвратясь домой, он бросился, не раздеваясь, на кровать и крепко заснул».

Сразу после этих фраз дается картина внезапного пробуждения (причем о гробовщике мы знаем наверное, что пробуждение ему всего лишь приснилось):

«На дворе еще было темно, как Адрияна разбудили». А в «Пиковой даме» читаем: «Он проснулся уже ночью... было без четверти три».

Очень похоже описано появление покойников. Сначала у обоих героев создается впечатление, что кто-то подходит к дому. «Гробовщик»: «Вдруг показалось ему, что кто-то подошел к его воротам, отворил калитку и в нее скрылся». «Пиковая дама»: «В это время кто-то с улицы взглянул к нему в окошко, – и тотчас отошел».

Оба слышат, что по комнатам кто-то ходит. «Адрияну показалось, что по комнатам его ходят люди». Германн же «услышал незнакомую походку: кто-то ходил, тихо шаркая туфлями».

Обоим кажется, что им повстречался кто-то знакомый, но они сначала не могут определить, кто это. «Адрияну лицо его показалось знакомо, но второпях не успел он порядочно его разглядеть». «Германн принял ее за свою старую кормилицу и удивился, что могло привести ее в такую пору».

Но тут же им открывается невероятная правда. «Адриян с ужасом узнал... в госте, с ним вместе вошедшем, бригадира, похороненного во время проливного дождя». «Но белая женщина, скользнув, очутилась вдруг перед ним, – и Германн узнал графиню!»

Мертвецы в обоих произведениях порядочно пугают героев, и те в конце концов приходят в состояние беспамятства. «Бедный хозяин... потерял присутствие духа... и лишился чувств». «Германн долго не мог опомниться».

Наконец они воспроизводят по памяти все с ними происшедшее. «С ужасом вспомнил Адриян все вчерашние происшествия». «Германн... засветил свечку и записал свое видение».

На этом сходство обоих произведений не кончается. В эпизоде, когда Гермаяя, «волнуемый странными чувствованиями», уходит из дома мертвой графини, в его воображение вдруг вторгается образ еще одного покойника. «По этой самой лестнице, думал он, может быть, лет шестьдесят назад, в ЭТУ самую спальню, в такой же час, в шитом кафтане, причесанный a′l′ois eau royal, прижимая к сердцу треугольную свою шляпу, прокрадывался молодой счастливец, давно уже истлевший в могиле». Прототип «истлевшего в могиле» счастливца легко обнаруживается в «Гробовщике»: бригадир, похороненный «во время проливного дождя», «увидя бегущего хозяина, остановился и снял треугольную шляпу». Имеет, оказывается, свой прообраз и «ласковая» улыбка Чекалинского, с которою тот разоряет Германна. «В эту минуту маленький скелет продрался сквозь толпу и приблизился к Адрияну. Череп его ласково улыбался гробовщику».

Не будем гадать, чем вызваны все эти параллели. Тем ли, что в «Пиковой даме» (написанной тремя годами позже, чем «Гробовщик») Пушкин просто использовал мотивы более раннего произведения, или же тем, что в основе обоих текстов лежат какие-то действительные происшествия, запавшие в душу писателя. Для нас важнее другое – схожесть текстов дает основание предположить, что явление призрака Германну – это тоже не более чем сон! Правда, в этом случае от традиционной версии «Пиковой дамы» мало что остается... Впрочем, в повести и без того есть немало элементов, противоречащих этой версии.

Еще пять вопросов

1. Почему нет решительно ничего таинственного или зловещего в образе графини Анны Федотовны? Напротив, Пушкин яркими мазками рисует прозаический портрет вздорной, выжившей из ума старухи. Если «тайна» графини действительно, как предполагает Германн, «сопряжена с ужасным грехом, с пагубою вечного блаженства, с дьявольским договором» – то с какой целью автор вкладывает в ее уста не совсем уместную для подобного персонажа реплику: «Я ужасно боюсь утопленников!»?

2. Почему старуха в случае с Германцем меняет «технологию выигрыша» – в первые два раза, по свидетельству Томского, все карты ставились подряд, в один день, а Германну ни в коем случае нельзя ставить «в сутки более одной карты»?

3. Почему в произведении, казалось бы, мистического плана содержится, можно сказать, несколько пренебрежительная авторская оценка такого явления, как месмеризм: «разные дамские игрушки, изобретенные в конце минувшего столетия вместе с монгольфьеровым шаром и месмеровским магнетизмом»? Почему Томский, явно выражая иронию автора, говорит: «Таких романов нынче нет»? (Имеются в виду романы, в которых отсутствуют всяческие ужасы.) Опять-таки не очень уместно, если трактовать «Пиковую даму» как «готическую» повесть.

4. Зачем Пушкин вводит разговор Томского с Лизаветой Ивановной, недвусмысленно давая понять, что легкомысленный внук старой графини не прочь и приврать «для красного словца»? Ведь этот разговор сильно снижает достоверность сообщения Томского о «тайне» графини.

Но все эти вопросы меркнут перед последним:

5. Почему Германн, согласно тексту произведения, знал «счастливые» карты еще до разговора с призраком?

На уровне подсознания

Последнее утверждение кажется невероятным, однако вчитаемся внимательнее в текст повести. Вот Германн, взбудораженный рассказом Томского, мечтает о том, как он вырвет у графини ее тайну. Но тут же отбрасывает прочь эти мысли: «Нет! расчет, умеренность и трудолюбие: вот мои три верные карты, вот что утроит, усемерит мой капитал и доставит мне покой и независимость!»

Человек, имеющий «покой и независимость», – это, по современным понятиям, «туз». Со времен Пушкина язык в данном аспекте не изменился: вспомним, что впоследствии каждый встречный «пузастый мужчина» напоминал Германну туза. Выражение «утроит, усемерит» в расшифровке, надо полагать, не нуждается. Вряд ли Пушкин употребил данную фигуру случайно – уж слишком она необычна. Для «игрока в душе» естественнее было бы рассуждать в категориях «удвоить», «учетверить» и т. д. Да еще рядом – «мои три верные карты»! А сделать это намеренно Пушкин мог, как представляется, только с одной целью – чтобы показать, что образ «счастливых карт» уже в этот период формировался в подсознании Германна.

Но если так, то Сен-Жермен со своею «таинственностью», выжившая из ума графиня с ее предполагаемой «кабалистикой», являющийся среди ночи призрак в белом платье попросту не нужны. Рассказ Томского – явная выдумка (а Пушкин, как уже отмечалось, на это недвусмысленно намекает); визит призрака – действительно сон. Старая версия рушится – Германн отгадал карты сам, а рассказ Томского послужил лишь спусковым механизмом, направившим его мыслительный аппарат в нужном направлении!

Повесть о скрытых возможностях человеческой психики?

Пушкин, как известно, интересовался проблемой предвидения будущего. Немалую роль в этом, очевидно, сыграло сделанное ему самому предсказание (см., например, статью Ю. Росциуса «Предвидеть, чтобы избежать». – «Техника – молодежи», 1984, № 1). Ключевая фраза «утроит, усемерит мой капитал и доставит мне покой и независимость!» позволяет выстроить новую версию произведения.

Надо думать, что, по замыслу автора, подсознание некоторых людей, обладающих обостренной интуицией (Германн «имеет сильные страсти и огненное воображение», он – «в душе игрок»; кроме того, вспомним, как Германн, бесцельно скитаясь, два раза подряд случайно выходит к незнакомому ему дому графини, куда, «казалось, привлекала его» «неведомая сила»), способно предвидеть наиболее важные события будущего – а именно таковым, бесспорно, является для Германна выпадение четырех карт, решивших его судьбу. Это тройка, семерка, туз и... пиковая дама, похожая на старуху графиню. Их образы после рассказа Томского постепенно формируются в его подсознании. (Любопытно, что слова о первой игре графини Германн встречает лаконичной репликой: «Сказка!», однако рассказ о трех картах Чаплицкого сильно действует на его воображение – возможно, потому, что первая ставка Чаплицкого, 50 тысяч, близка к его собственному капиталу – 47 тысяч.) В первую очередь формируется образ пиковой дамы, самый важный, который Германн отождествляет со старухой графиней. Потом один за другим образы роковых карт перекочевывают в сознание – сначала опять-таки образ пиковой дамы (в момент прощания с покойной Германн открывает для себя тождественность образов, отсюда и испуг), потом остальные – во сне в ночь после похорон. «Счастливые» тройка, семерка, туз заслоняют в воображении Германна «несчастливую» даму, ибо, как пишет Пушкин, «две неподвижные идеи не могут вместе существовать в нравственной природе, так же, как два тела не могут в физическом мире занимать одно и то же место». И, наконец, следует драматическая развязка, после которой «две неподвижные идеи» (комбинации «тройка, семерка, туз» и «тройка, семерка, дама») совмещаются, и Германн сходит с ума...

Таким образом, с повести спадают всяческие мистические покровы, и получается, что если даже «Пиковая дама» это фантастика, то научная, причем, естественно, самого высшего сорта. Все вопросы и противоречия аннулируются, а заодно, быть может, и объясняется, почему эпиграф к произведению взят из новейшей гадательной книги. Ведь по гадательным книгам (и тем более картам) пытались угадывать не карты, но будущее.

МИХАИЛ ПУХОВ