ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ

Когда они пишут о будущем, - это мне неинтересно. Когда о настоящем, - более или менее...

(Из разговора с принципиальным противником фантастики.)

После этой реплики я попытался объяснить моему собеседнику, что о будущем фантасты, в сущности, пишут очень редко. Точнее - что они придумывают будущее именно для того, чтобы сказать о настоящем. Потому что любая литература - если это хорошая литература - говорит прежде всего о своем времени, его людях, его проблемах. В том числе литература о прошлом (исторический роман) и о будущем (фантастика). Что мешает нам признать, скажем, вольтеровского "Микромегаса" фантастической повестью? Ненаучность? Как сказать! По росту Микромегаса Вольтер вычисляет окружность его планеты, и вообще все арифметические расчеты там вполне верны. Не описан способ, с помощью которого Микромегас путешествует в космосе? Так в современной фантастике этим способам тоже уделяется уж очень небольшое внимание: космические корабли, свертывающие пространство или летящие почти с околосветовой скоростью, приняты фантастами за данность, так что достаточно простого упоминания о всей этой технике (равно как и о всевозможных роботах).

Тут другой вопрос: для чего Вольтеру понадобился Микромегас (а Свифту - лилипуты, великаны и гуингнмы)? Для того же, для чего Архимеду нужна была точка опоры, - чтобы повернуть земной шар, она ведь тоже должна была находиться вне его. Взгляд "извне" на человечество - чтобы оценить его с точки зрения законов разума, взгляд со стороны - такую возможность давали писателям XVIII века придуманные ими фантастические герои. Точка зрения - это очень важно для художника, для искусства: когда Толстой описывает Бородинское сражение через восприятие Пьера Безухова, в сражении не участвующего, именно гениальный выбор точки зрения позволяет писателю сказать о войне так, как никто до него не говорил. В современной фантастике путешествия во времени и в космосе, инопланетные цивилизации и контакт с ними постепенно приобретают художественную функцию " наблюдательного пункта", с которого можно увидеть то, чего с поверхности Земли порой и не заметишь. Поэтому один из главных ее художественных маршрутов: Земля - Космос - Земля. Или: Настоящее - Будущее - Настоящее; взгляд со стороны - из времени или из пространства.

Может быть, если бы Михаил Булгаков писал "Мастера и Маргариту" в наши дни, он заменил бы Воланда и его свиту пришельцами из космоса, посланцами некой высокоразвитой цивилизации: они в современной фантастике порой ведут себя очень похоже на булгаковских героев. В недавно завершенной 25-томной "Библиотеке современной фантастики" мы находим имена Кобо Абэ, Уильяма Сарояна, Владимира Тендрякова, Вадима Шефнера - писателей очень разных, но одинаково не склонных к оторванному от нашего времени фантазированию. Недавно вышла в свет фантастическая повесть такого "земного" писателя, как Сергей Залыгин. Все это я говорю к тому, что между фантастикой и "обычной" литературой обнаруживается все больше точек соприкосновения: последняя все чаще берет на вооружение главный художественный прием фантастики - фантастическое допущение. А фантастика, в свою очередь, все интенсивнее использует этот прием не с популяризаторскими, но с художественными, "человековедческими" целями.

Фантастика серьезно изменилась на глазах нынешнего читательского поколения. Еще продолжают говорить по инерции "фантастика и приключения", еще выходит в одном из издательств серия "Путешествия, приключения, фантастика", но именно по инерции. "Алый парус" - адресованная школьникам полоса "Комсомольской правды" - опубликовал небольшую анкету для выяснения, кого читают и что ищут в фантастике подростки. Ответы были такие:

"Фантастика меня интересует в основном не как литература, изображающая будущее, а как литература, показывающая раскрытие характера человека под действием необычных событий".

"В научной фантастике меня прежде всего интересуют проблемы нравственного роста человеческой личности н научно-технического прогресса".

"А привлекло меня к фантастике не что-то сверхчеловеческое и не сверхчеловеки, а самые обыкновенные человеческие отношения".

То есть, как сказал один из отвечавших на анкету школьников, "приключения духа захватывают больше, чем приключения тела". Конечно, было бы преувеличением считать, что так понимают фантастику все подростки, однако примечательно, что приведенные здесь ответы принадлежат именно подросткам, школьникам, о которых иные и сейчас думают, что им подавай только сюжет позабористее. Оказывается, нет, и, пожалуй, именно фантастика приучает видеть за сюжетом мысль, смысл.

Еще не так давно большинство фантастических романов и повестей почти полностью подчинялось канонам приключенческой литературы. Действие происходило в космосе, в будущем или в чуточку видоизмененном настоящем, однако и то, и другое, и третье играло в сюжетостроении примерно такую же роль, как в приключенческом романе - джунгли, далекие острова или какая-либо страна в пятнадцатом или шестнадцатом веке. Точно так же пришельцев из космоса можно было уподобить кровожадным дикарям или, наоборот, могучим заступникам благородных героев. Примерно так сделаны, скажем, романы братьев Стругацких "Трудно быть богом" и "Обитаемый остров" - в обоих люди коммунистической Земля попадают на другие планеты (на одной - что-то вроде нашего средневековья, на другой - технократическая диктатура фашистского типа) и мужественно сражаются с косностью и духовной отсталостью, утверждая высокие гуманистические идеалы.

Но вот перед нами недавно вышедшая повесть Стругацких "Пикник на обочине".

Захватывающих приключений в повести хоть отбавляй. Но героя Рэда Шухарта, преодолевшего все препятствия, здесь ждет не победа, как полагается в приключенческом романе, а самое большое в его жизни поражение. Вот он с огромным трудом, рискуя жизнью и пожертвовав жизнью другого человека, добрался до самого главного, куда он стремился, - до Золотого Шара, исполняющего любые желания. Сидит перед ним н думает: чего же пожелать? "Дело непривычное - думать, вот в чем беда. Что такое "думать"? Думать - это значит извернуться, сфинтить, сблефовать, обвести вокруг пальца, но ведь здесь все это не годится... Расплатиться за все, душу из гадов вынуть, пусть дряни пожрут, как я жрал... Не то, не то это... То есть то, конечно, но что все это значит? Чего мне надо-то? Это же ругань, а не мысли. Он похолодел от какого-то страшного предчувствия... Господи, да где же слова-то, мысли мои где?.. Подлость, подлость... И здесь они меня обвели, без языка оставили, гады..."

Только что на глазах Рэда погиб парень, которого он взял с собой специально, чтобы тот проложил ему путь к Золотому Шару. Парень бежал к нему и кричал: "Счастье для всех!.. Даром!.. Сколько угодно счастья!.. Никто не уйдет обиженный!.." Рэд сидит, думает, пытается вспомнить, что говорил ему Кирилл Панов, советский ученый, погибший в Зоне, и не может: "Шпана... Как был шпаной, так шпаной и состарился... Вот этого не должно быть! Ты слышишь? Чтобы на будущее это раз и навсегда было запрещено! Человек рожден, чтобы мыслить (вот он, Кирилл, наконец-то!..). Только ведь я в это не верю. И раньше не верил и сейчас не верю, и для чего человек рожден - не знаю. Родился - вот и рожден. Кормятся кто во что горазд. Пусть мы все будем здоровы, в они пускай все подохнут. Кто это - мы? Кто - они? Ничего же не понять".

Человек с ужасом осознает, что он не умеет думать. Правда, он повторяет Золотому Шару слова того парня, которого он послал на смерть: "счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!" - но, честно говоря, это довольно расплывчатая формула. Социальная и духовная безграмотность в век научного прогресса и технических чудес - вот что страшно, вот о чем пишут Стругацкие. И дело тут не в необразованности Рэда, не в том, что ему не хватает культуры и эрудиции. Среди персонажей "Пикника на обочине" есть знаменитый ученый Валентин Пильман - он сидит в кабачке, куда нередко заглядывает и Рэд, с удовольствием разглагольствует о цели и смысле Посещения, выдвигает остроумные гипотезы. Но и высоколобый профессор и отщепенец примерно одинаково социально безграмотны. К чему что может привести? Заглянем в другую повесть Стругацких - "Отель "У погибшего альпиниста"" - там пришельцы из космоса, представители высокоразвитой цивилизации... помогают политическим бандам: те убедили их, что борются за счастье человечества...

Я не сравниваю "Пикник на обочине" с романом Хемингуэя "Иметь и не иметь".. Но герои обеих этих книг - сильные, незаурядные люди, которым приходится преступать закон, чтобы заработать себе на жизнь. И оба слишком поздно понимают, что с ними сделало общество, в котором они живут, - вспомним последние слова Гарри Моргана: "Человек один не может. Нельзя теперь, чтобы человек один".

Так что фантастическая повесть посвящена актуальнейшей теме - опасному разрыву между интеллектуальным и социально-этическим развитием человека в современном мире. И именно фантастическая ситуация, созданная Стругацкими, дает возможность не публицистического, но художественного решения: финальный монолог Рэда Шухарта - это открытие характера, глубокое и точное исследование личности

Взгляд со стороны оказывается художественно продуктивным - не менее, чем во времена Вольтера и Свифта.

Вот такой может быть сегодня приключенческая фантастика - та самая, от которой многие по привычке ждут только "хорошо закрученного" сюжета. Такое направление долго было абсолютно преобладающим в фантастике, однако не случайно в последнее десятилетие все более интенсивно развивается иная фантастика - философская: приключенческий сюжет уже не вмещает в себя новое содержание.

Собственно и в "Пикнике на обочине" приключения Рэда Шухарта - не более чем повод для разговора о том, что есть человек: не случайно он терпит наибольшее поражение в момент самой крупной "приключенческой" победы: добраться до Золотого Шара невероятно трудно, почти невозможно. Правда здесь Стругацкие хотя бы поддерживают сюжетный интерес: до последнего момента мы не знаем, деберется Рэд или не доберется.

Но вот мы читаем роман Станислава Лема "Голос Неба" - тоже, по сути, о Посещении. Одна из обсерваторий США приняла сигнал внеземной цивилизации. Естественно, факт этот моментально засекречивается, и создается группа ученых - "Проект "Голос Неба" (по аналогии с Манхэттенским проектом - группой, работавшей в годы второй мировой войны над созданием атомной бомбы). Повествование ведется от лица одного из участников проекта, знаменитого математика профессора Хоггарта - на первых же страницах своих записок они говорит о том, что задача не была решена, сигнал расшифровать не удалось.

Стандартный фантастический роман на эту тему чаще всего строится, так сказать, в обратном порядке - он весь посвящается именно истории поиска, гипотезам и экспериментам, а в финале - победа или поражение. Снимая сюжетный интерес, Лем подчеркивает самое для него важное - причины поражения. Причины не частные (скажем, кому-то из ученых не хватило проницательности или подвела интуиция), но общие - коренящиеся в самом существе человека.

Расшифровка небольшой части сигнала позволяет синтезировать некое вещество, поддерживающее свое существование за счет ядерных реакций (как живая ткань за счет обмена веществ). Потом выясняется, что с помощью этого вещества можно мгновенно вызвать ядерную реакцию в любой точке земного шара, - возникает волнующая военных преступников перспектива создать некое сверхоружие. Пентагон, естественно, тут же берет на себя руководство работами, но все кончается ничем, потоку что с увеличением расстояния возрастает рассеяние: ядерную реакцию вызвать можно, но не в какой-то определенной точке, а в любом пункте весьма обширной территории, то есть оружие будет поражать и своих и чужих.

Из неудачи со сверхоружием Хоггарт делает для себя вывод: Отправители - кто бы они ни были - сделали невозможным использование их послании во зло. "Отправитель имел в виду определенных существ, определенные цивилизации, но не все... Какие же цивилизации являются настоящими адресатами? Не знаю. Скажу только: если эта информация, по мнению Отправителей, не относится к нам, то мы ее и не поймем".

"Не относится" - это сказано не об интеллекте земных ученых, не об уровне развития науки (ведь частично все же расшифровали сигнал). В безднах Вселенной Лем помещает разум, наделенный прежде всего социально-этической мудростью - и с этой, космической, точки зрения становится особенно наглядной нелепость, безумность мира, в котором сигнал, миллионы лет пронизывавший Вселенную, засекречивается и упрятывается в сейфы.

Однако не только о политике здесь речь, не только о пентагоновских генералах. Хоггарт говорит о себе: "Основными чертами своего характера я считаю трусость, злобность и высокомерие. Однако же лет с сорока я веду себя как человек отзывчивый и скромный, чуждый профессиональной спеси, потому что я очень долго и упорно приучал себя именно к такому поведению". Человек, стало быть, способен победить в себе зло (не потому ли именно этому человеку приходит в голову мысль о том, что мы еще просто "не доросли" до контакта с высокоразвитым и гуманным разумом?) - но как еще велико расстояние от этой единичной победы до уничтожения зла в мире! Тот же Хоггарт признается, что "никогда не умел преодолевать межчеловеческое пространство", и спрашивает себя: "Что сталось бы с нами, умей мы на самом деле сочувствовать другим, переживать то же, что они, страдать вместе с ними? Если б от каждого несчастного, замученного человека оставался хоть один атом его чувств, если б таким образом росло наследие поколений, если б хоть искорка могла пробежать от человека к человеку, - мир переполнился бы криком, в муках исторгнутым из груди"

И крик этот, крик сострадания - продолжим мы мысль писателя - может быть, приблизил бы человечество к той социально-этической высоте, на которой стал бы возможен контакт с иной цивилизацией. Мне вспоминается тут один американский научно-фантастический рассказ, в котором контакт этот осуществляется благодаря... собаке. Она попадает к пришельцам из космоса, те исследуют ее мозг, обнаруживают в нем огромную любовь к человеку, своему хозяину, и решают, что с существами, способными внушить своим домашним животным такую любовь к себе, можно жить в мире.

Впрочем, столь парадоксальный сюжетный поворот приводит нас уже к третьей разновидности, к третьему стилистическому направлению современной фантастики - к фантастике иронической, сказочной, пародийной. Великие тени Вольтера и Свифта, которые я потревожил в начале статьи, пожалуй, должны были появиться именно в разговоре об этом направлении фантастики, поскольку оно наиболее прямо продолжает их традиции. Можно упомянуть здесь пародийно- сатирические циклы того же Лема - "Звездные дневники Йиона Тихого", "Сказки роботов", "Кибериаду", множество произведений американских фантастов, а из советской фантастики - цикл рассказов Кирилла Булычева "Пришельцы в Гусляре".

Ирония в современной фантастике часто направлена на саму фантастику (думаю, что это свидетельствует об известной художественной ее зрелости - иронизировать над самим собой свойственно тому, кто в общем-то в себе уверен). Звездолеты, необыкновенные планеты и удивительные пришельцы давно стали не только необходимым, но часто банальным антуражем фантастического романа, - поэтому я понимаю Кирилла Булычева, который заставляет своих пришельцев просить у Корнелия Удалова, заведующего гуслярской стройконторой... банку белил: их корабль при неудачной посадке повредил дорогу, пришельцы тщательно приводят ее в порядок, а белила им нужны, чтобы покрасить столбики. Эти же белила служат Удалову самым веским доказательством того, что он действительно встретил пришельцев: "Зачем мне, спрашиваю, белила? Вы же в курсе, что я состою на руководящей работе."

Вот на таком примерно уровне общаются с пришельцами обитатели Великого Гусляра. В зоомагазин поступают золотые рыбки, те самые, что выполняют по три желания, и кто-то из гуслярцев, купив рыбку, желает, чтобы из водопроводных кранов вместо воды текла водка. На окраине Гусляра поселяются знахарка и колдунья Глумушка. Как потом выясняется, она тоже пришелец, собирающий образцы местной флоры, а гуслярцам она просто по доброте своей иногда помогает, отыскивает утерянные вещи, мирит соседей, изготавливает приворотные зелья (все это с помощью фантастически совершенной электроники и биотехники).

Вроде бы напрашивается вывод: Кирилл Булычев пишет об удручающем несоответствии разума космических пришельцев и земных обывателей, абсолютно неспособных выйти за пределы своего узкого кругозора, но приспосабливающих к своим обывательским воззрениям и потребностям любые чудеса науки и техники. Однако подождем с выводами...

К тому же Корнелию Удалову очередной пришелец является с просьбой: "Удалов... надо помочь". На планете пришельца гибнут некие таинственные "крупики", играющие важнейшую роль в экономике планеты, и спасти их может только красный цветок, растущий у одной вредной гуслярской старушки. Удалов идет в проливной дождь к старушке, стойко выносит удар скалкой по головке и платит за цветок несусветную цену - двенадцать рублей; он бы отдал и больше, но больше у него с собой нет. Не бог весть какой подвиг, скажете вы? Однако пришелец торжественно обещает, что на его планете будет воздвигнут памятник Удалову: "Вы идете сквозь дождь и бурю, а в руке у вас красный цветок". Важна ведь сама готовность помочь...

(Финал рассказа иронически "снижен": Удалов просит вернуть ему двенадцать рублей, завтра взносы платить, и благодарный пришелец вручает ему три тысячи... долларов, ибо он слабо ориентируется в земной валюте)

В конце рассказа о золотых рыбках появляется пожарник Эрик, несколько лет назад искалеченный и изуродованный на пожаре - на лице у него нет следов ожога, а вместо ампутированных руки и ноги по десять здоровых: очень уж много гуслярцев пожелали ему исцеления. И, чтобы привести Эрика в нормальный вид, приходится потратить еще одно желание - последнее оставшееся неисполненным у рыбки, купленной кружком юннатов (два первых кружок потратил на то, чтобы устроить зоопарк и чтобы неделю ничего не задавали на дом).

В общем - люди как люди... Да, порой они смешны, а их желания и поступки нелепы. И далеко не всегда они способны понять смысл и масштаб явления, с которым столкнулись. Но, даже не понимая, они почти всегда находят правильные решения, потому что руководствуются простыми и вечными человеческими чувствами. Помочь, поделиться, посочувствовать - потребность в этом органически присуща обитателям Великого Гусляра, поэтому они и способны договориться с пришельцами. И - что, я думаю, не менее важно - друг с другом; пришельцы пока еще, как известно, не появлялись, и кто знает, когда появятся, а чувства эти весьма нужны нам самим.

Мы прошли по страницам книг, принадлежащих к трем главным направлениям современной фантастики, - приключенческая (хотя и не вполне укладывающаяся в этот жанр) повесть Стругацких, философский роман Лема, иронически-пародийные рассказы Булычева. Если попытаться сформулировать вывод, конечную мысль - она окажется близкой у трех писателей, хотя книги их очень различны. (Правда, подобная операция по извлечению вывода, может быть, кое-что и проясняет в книге, но нечто весьма существенное и отнимает у нее - в краткую формулу не вместится ни сверхчеловеческое напряжение пробирающегося по Зоне Рэда Шухарта, ни строгое изящество мысли профессора Хоггарта, ни юмор рассказов Булычева). Действуя, будь человеком, - говорят Стругацкие: знай, во имя чего ты действуешь, чего хочешь добиться, и подумай - нет ли противоречия между действием и его целью. Размышляя, будь человеком - это мог бы сказать герой Лема: сам он всю жизнь, преодолевая сопротивление собственной личности, старался следовать этому принципу. И даже если твои действия и размышления не выходят за рамки повседневной, обыденной жизни - все-таки оставайся человеком: такой урок мы можем извлечь из рассказов о появлении космических пришельцев в маленьком городе Великий Гусляр.

Словом, как говорил Станислав Ежи Лец: "Помни, у человека нет выхода: он уже должен быть человеком".