ДО И ПОСЛЕ «СКАЗКИ...»

"Сказка о Тройке" Аркадия и Бориса Стругацких принадлежит к числу произведений, которые в 60-х клеймили и склоняли. Её называли вредной в "идейных отношениях", "идейно несостоятельной", обвиняли в "глумлении" над "дорогими для советского человека идеалами" (не уточняя, впрочем, какими именно). она принадлежит к числу тех произведений, которые вернулись к нам в конце 80-х, после XXVII съезда КПСС.

Рисунок Евгения САВЕЛЬЕВА

"СУДЬБА ЕЕ является косвенным подтверждением мудрой истины, что, "рукописи на горят", - пишет главный редактор журнала "Даугава" Владимир Михайлов, представляя повесть молодым читателям Латвии. - Написанная почти двадцать лет назад, и сегодня она является как нельзя более актуальной, ибо ее сатирический пафос, ее едкая разоблачительная ирония направлены против того, на что сегодня ополчилось общество..." Повесть Стругацких перестала ныне быть библиографической редкостью, доступной лишь немногим: сегодня она опубликована в самом полном виде журналом "Смена", тираж которого - миллион триста тысяч. "Сказка. - ложь, да в ней намек". Уроки "Сказки о Тройке" очевидны: и не подлежат сомнению", - читаем мы а редакционном предисловии. Возвращение повести "права на гражданство" продолжается. На за горами - первое в нашей стране ее книжное издание и серьезные литературно-критические статьи, посвященные этому умному, незаурядному произведению, - статьи, которых повесть в свое время так и не дождалась (фельетоны и "проработки" в прессе - не в счет).

ОДНАКО мы невольно забежали вперед. Пора вернуться на время в 1968 год - когда "Сказка о Тройке" появилась впервые в двух номерах иркутского альманаха "Ангара"... Даже нет, вернемся сначала о 1965, год выхода в издательстве "Детская литература" другой сказки Стругацких - "Понедельник начинается в субботу".

"Понедельнику..." повезло. То ли из-за чудесных иллюстраций Евгения Мигунова, то ли благодаря издательской марке, книгу упорно сталей числить по разряду детских, и в этом качестве она не раз благополучно переиздавалась. Между тем, повесть предназначена была не совсем для детей. Точнее, совсем не для детей - хотя подростки и находили в ней много забавного и увлекательного.

"Понедельник начинается в субботу" - это не просто озорное, полное юмора повествование о веселых и талантливых людях из НИИЧАВО (Научно-исследовательского Института Чародейства и Волшебства), где причудливо перемешались быт солидного учреждения и фольклорно-сказочная круговерть, где гоголевский Хама Брут, твеновский Мерлин и всем знакомая Баба-Яга стали штатными сотрудниками НИИ, со Змеем Горынычем экспериментируют на полигоне, "курс управления" волшебной палочкой .занимает "восемь семестров и требует основательного знания квантовой алхимии", где даже стенное зеркало бормочет не что-нибудь, а изречения из "Упанишад". Где, наконец, директор "един в двух лицах" (и это решительно никого не удивляет), а сам институт получает электроэнергию от вращения Колеса Фортуны. И так далее. Все это есть, все описано Стругацкими изобретательно, с большим вкусом. Но, пожалуй, главное не в этом. Ибо "Понедельник начинается в субботу" стал, прежде всего, истинным апофеозом Науки и Научного Работника, вдохновленным гимном людям в НТР, в любви к которым писатели не стыдились признаваться.

И здесь следует отметить одно немаловажное обстоятельство. В 60-е годы массовое "наукопоклонство" не было бескорыстным: многие ждали от науки скорого исполнения мечты о материальном изобилии. Предвкушая сладкие плоды НТР, обывательское сознание готовило его носителей к одному - "меньше работать и больше жрать" (как грубовато, но точно сформулирует Писатель из "Машины желаний"). Забрезжила сытая идиллия. "О наука! Ты, наконец, освободила человечество! Ты дала нам... все... пищу - превосходную пищу!, одежду - превосходную, на любой вкус и в любых количествах!, жилье - превосходное жилье!" - восторгался философ-"неооптимист" из повести "Хищные вещи века", которая вышла одновременно с "Понедельником...", в 1965 гаду. В ней Стругацкие смогли убедительно показать, что абсолютизация возможностей науки - опасное заблуждение, что сосредоточение плодов прогресса в руках дурака и пошляка (Массового Сытого Невоспитанного Человеке) чревато катастрофой.

В "Понедельнике..." писателей интересовало другое: не результаты "полезной" деятельности ученых, а облик самих ученых. Стругацких захватила, увлекла романтика творческого труда "научников", показалось - в горниле лабораторий, НИИ, конструкторских бюро рождается новый человеческий тип, может быть, даже - человек будущего. И всесилие, всемогущество этих людей (а на взгляд со стороны и вовсе - чудотворцев, волшебников, магов) было не главной их чертой. "Да, они знали кое-какие заклинания, умели превращать воду в вино, и каждый из них не затруднился бы накормить пятью хлебами тысячу человек. Но магами они были не поэтому... Каждый человек - маг в душе, но он становится магом только тогда, когда начинает меньше думать о себе и больше о других, когда работать ему становится интереснее, чем развлекаться..."

Душевная щедрость, честность, порядочность должны были становиться для ученых неотъемлемыми спутниками их увлеченности и таланта. Стругацкие восторгались этой новой генерацией людей, хотя и не "лакировали действительность": были в их ИИИЧАВО бездельники и лентяи, способные разве что делить нуль на нуль. Но все же их было меньшинство, жалкая горстка.

Понятно, что и образ единственного крупного противника магов в повести - профессора Выбегалло - вырисовывался с максимальной конкретностью. Массе настоящих ученых противостоял, конечно же, "последний из могикан" - псевдоученый, конъюнктурщик, политический демагог и хамло. Выбегалло возникал не на пустом месте и не был плодом отвлеченной фантазии авторов. Бредовые его проекты - вроде "самовыдергивающейся-самоукладывающсйся в грузовик моркови" или выведенного в автоклаве "идеального человека" - вызывали в памяти читателей не менее фантастические теории "народного академика" Т. Д. Лысенко и его приспешников. Еще не стали фактом далекой истории печально знаменитая сессия ВАСХНИЛ 1948 года, гонения на генетиков, борьба с. учеными-"космополитами", и Выбегалло в повести недаром продолжает пугать окружающих "буржуазным" словцом "экзистенционализм" (выговаривая его в три приема) и пытается посеять раскол между ведущими учеными НИИЧАВО, противопоставляя "простым русским людям" Кристобаля Хунту, "бывшего иностранца и работника церкви". Стругацкие не скрывали масштаб страшноватой фигуры Выбегалло, видели всю сложность борьбы с ним и вместе с тем определенно указывали на исход: молодость и ясность ума настоящих ученых (то есть, магов) в конце концов восторжествует над аморальной бездарностью, и тогда профессор Выбегалло со всеми его приемчиками и недобрым опытом политических интриг канет в небытие...

ПРОШЛО совсем немного времени после выхода "Понедельнике...", а Стругацкие уже поняли, что были слишком оптимистичны в своих прогнозах. Человек науки, рядовой НТР, в котором писатели уже видели почти человека будущего, в массе своей таковым не оказался. "В... миллионном научном работнике обнаружились все те же недостатки, которые по-человечески свойственны всем другим общественным прослойкам", - признает потом Аркадий Стругацкий.

Разочарование писателей в человеке науки болезненно отозвалось в их последующих произведениях. Если в "Далекой Радуге" (1963) коллектив талантливых ученых почти сплошь состоял из романтиков и альтруистов, готовых не раздумывая отдать жизнь ради торжества истины, то в повести "За миллиард лет до конца света", написанной полтора десятилетия спустя, даже из небольшой группы ученых лишь один, математик Вечеровский, откажется продать право научного "первородства" за "чечевичную похлебку" материальных благ, карьеры, славы, степеней, личного комфорте. И это - самые умные, самые талантливые, на которых (по сюжету повести) обратило внимание само Мироздание! Горько? Безусловно. Жизненно? К сожалению: практика вновь и вновь подтверждала грустную истину, что талант в науке далеко не всегда сопрягается с нравственным максимализмом и даже с обыкновенной порядочностью.

В "Понедельнике..." коллектив НИИ жил по законам творчества: работать было интереснее, чем развлекаться. А уже в "Управлении по делам леса" (повесть "Улитка на салоне", 1968 год) - своеобразном антиподе НИИЧАВО - царит совершенно иная .атмосфера: взаимного недоверия, подозрительности, фискальства, бессмысленной секретности. Всем этим "оркестром" дирижирует некто Домарощинер, человек без всяких принципов, готовый - если будет на то приказ - "родного отца в бетонированную площадку превратить. Для ясности". Писатели подчеркивали, что отношение к ученым как к нерассуждающим "винтикам" бюрократической машины извращает цель и смысл научного поиска. Здравый смысл подменяется неведомо когда и кем составленными директивами, инициатива не поощряется ("лучше не вникай", - советуют главному герою повести), в результате труда никто не заинтересован. А тогда - не все ли равно, чем заниматься, за что получать зарплату? Вот и существуют в Управлении бок о бок Отдел искоренения леса и Отдел научной охраны леса... Писатели вовремя увидели своих главных врагов - тупой бюрократизм чиновников, голое администрирование, способные задушить любое живое дело, и вступили с ними в борьбу средствами сатиры и гротеска, нисколько не преуменьшая опасности своего врага.

В "СКАЗКЕ О ТРОЙКЕ" мы встречаем тех же героев, что и в "Понедельнике...", - магов из НИИЧАВО. Всемогущие, способные воду обратить в вино, они теперь - чтобы поработать с экспонатами колонии необъясненных явлений (одному из магов необходим Черный Ящик, другому - говорящий Клоп и т. д.) - вынуждены искать окольные пути, то и дело ставя под угрозу чувство собственного достоинства, хитрить, ловчить, заискивать даже... Перед кем? Кто стоит между ученым и объектом его приложения сил? Тут-то и вырастает зловещий образ комиссии "по рационализации и утилизации необъяснимых явлений" - Тройки.

Название многозначительное. Есть здесь явственная отсылка к приснопамятным "тройкам" - скоротечным судам сталинских времен над "врагами народа" (не случайно в повести члены Тройки, жестоко искусанные комарами, квалифицируют это как "террористический акт", а один из них требует за это "приговорить коменданта Зуб к расстрелу с конфискацией имущества и поражением родственников в правах на двенадцать лет"). Есть и другая, более неожиданная, сатирически "перевернутая" параллель - с евангельской святой троицей, причём, если в обличье властного "бога-отца" постоянно выступает глыбоподобный Лавр Федорович Вунюков со своей вечной "Герцеговиной Флор", то роли "сына" и "святого духа" попеременно - в зависимости от расположения начальства - делят двое ретивых чиновников: невежда и крикун Хлебовводов и ловкий демагог и провокатор Фарфуркис.

Любопытная деталь: в известном романе В. Дудинцева "Не хлебом единым" (1956) есть сцена "суда" над изобретением инженера Лопаткина, где мы встретим пару ближайших предшественников Хлебовводова и Фарфуркиса: малограмотного "эксперта" Тепикина, напиравшего в своих разговорных речах на "хто его знаеть", и краснобая Фундатора, замазывающего суть деле казуистикой и наукообразием. Литературная параллель очевидна, и Стругацкие ее не скрывают. Но если у Дудинцева "эксперты" все же номинально являются учеными, хоть как-то разбираются в сути дела, и борьба идет здесь "между консерваторами и новатором", то в повести "Сказка о Тройке" и Хлебовводов, и" Фарфуркис, и сам Вунюков не просто аморальны, но и, к тому же абсолютно не имеют никакого понятия о науке, которой им надлежит "ведать". Вот в чем истоки многих бед, подчеркивают писатели.

Вот в чем причина сатирической неразберихи в повести и возможность реальных кризисов в жизни: в некомпетентности "хозяев науки", в неумении и нежелании признавать ошибки, судить обо всем иначе, чем через призму инструкции, и видеть дальше. собственной, ладони. Более того, Административная Система (термин доктора экономических наук Г. Полова) в это время, которое позже - назовут "застойным", и не способствовала появлению на командных должностях в науке настоящих ученых - нерассуждающий человек был удобнее. В повести Стругацких в руках Тройки оказывается большая Круглая Печать, символ власти, могущий узаконить любое, самое нелепое их решение. В цепи комических по форме, но жутковатых по существу эпизодов повести - превращение "термина теории информации" в облезлый футляр от пишущей машинки "Ремингтон", нудное разбирательство о количестве родственников у космического пришельца, создание комитета по перевоспитанию клопов, допрос птеродактиля, обсуждение вопроса, нужен ли народу ящер-плезиозавр и тому подобное - словом, триумф глупости над логикой и здравым смыслом.

Жанр сатирической фантастики позволил Стругацким довести ситуацию столкновения интересов науки и административного невежества до абсурда, до рокового предела, показать опасные последствия такого столкновения. В 60-е годы от предостерегающего голоса писателей-фантастов можно было отмахнуться, их тревогу объявить злопыхательствам и списать на издержки жанра. Но что такое прогресс? Это, заметил один юморист, "когда последствия ошибок становятся все серьезнее". В 80-е годы, когда оказалось, что из-за некомпетентности управления в запущенном состоянии находятся целые отрасли науки и производства, после трагедии Чернобыля, исчезновения Кара-Бугаза и чуть было не свершившегося "исторического поворота" северных рек, стало ясно, что не напрасно писатели били тревогу.

"СКАЗКА О ТРОЙКЕ" - произведение сатирическое. В ней много серказма, иронии, издевки, но иногда неожиданно прорываются там иные ноты: под влиянием мощного поля "реморализации", наведенного одним из магов, бюрократы вдруг разражаются не свойственными им монологами - умными, глубокими, прочувственными. После "выключения" поля все, естественно, исчезает. С точки зрения композиции произведения все эти монологи смотрятся не слишком-то органично, но замысел писателей понятен - это, разумеется, мечта, это несбыточная надежда, это, если хотите, тоска по идеальному администратору в науке - мудрому соратнику ученых, толковому хозяйственнику, защитнику интересов науки в высоких инстанциях, всеми силами не мешающему, а помогающему ученым.

А что же маги? Логика компромиссов, принятие "правил игры" Тройки рано или поздно должны завести их в тупик. Вот они уже неплохо имитируют идиотически-бюрократический стиль разговора, вот они постигают суть чиновничьих правил, вот "отравленные эманациями Большой Круглой Печати", они уже подумывают о карьере... Пиши Стругацкие реалистическую повесть, финал для магов был бы незавиден. К счастью, сказка живет по другим законам, и благополучный конец здесь обязателен. В "ангарском" варианте повести магов в последний момент спасают от позора их старшие товарищи по НИИЧАВО, которые силой чар разгоняют Тройку. Окончательная версия, венчающая, публикацию в "Смене", еще более оптимистична: магам удается перехитрить членов Тройки и выманить необходимые для работы волшебные предметы.

Понятно, что ни тот, ни другой финалы. не "закрывали" реальной проблемы, поставленной в повести, ибо настоящая бюрократия живуча и ее не одолеешь кавалерийским наскоком. Точно так же, как и "обходные маневры", "игры" с бюрократией, поиски удобных лазеек чреваты нравственным перерождением самого борца, вооружившегося методами своих противников.

Впрочем, Стругацкие в "Сказке о Тройке" - как и все настоящие художники - и не преследовали цель решить проблему, в художественной литературе это невозможно, да и не нужно. Главное - указать на проблему, заставить задуматься над ней. А решать ее будет время и мы, читатели. То, что проблема Стругацкими была указана верно, подтверждает чиновничья травля, которой подверглась "Сказка..." по выходе, в конце 60-х.

В том, что наша общая победа над бюрократическим застоем возможна, убеждают нас. последние, постановления партии и правительства, материалы пленумов, открытый и честный разговор о наболевшем со страниц газет и журналов. Главное - не бояться правды и называть вещи своими именами.

Роман АРБИТМАН.