УЖЕ СЕЙЧАС фантастика занимает в нашей и зарубежной литературе большое место, в дальнейшем же ее значение будет все увеличиваться. Почему? Да потому, что окружающий нас мир становится все сложнее и огромнее и все труднее охватить его и обобщить с помощью трезвых реалий. И порой только фантастика - как это ни парадоксально - может взять на себя роль нашего поводыря, толмача и экскурсовода в этом все усложняющемся, все расширяющемся и разбегающемся мире. Впрочем, не только фантастика, но и поэзия. Эти два жанра стоят очень близко друг к другу, их объединяет заложенная в них способность к широким обобщениям. Поэзия, как и фантастика, может давать очень краткие и емкие формулы, приложимые ко многим противоречивым, на первый взгляд, явлениям. Поэзия, быть может, в этом отношении даже "способнее" фантастики. Вспомним рубаи Омара Хайяма и стихи Тютчева и Заболоцкого, где порой в нескольких строчках дается стройная и законченная система, объясняющая взаимоотношения человека и мироздания. Но о поэзии поговорим в другой раз, сейчас речь о ее сестре - фантастике. Мне кажется, что чем фантастичнее фантастика, чем она страннее и "безумнее", чем дальше от обыденного и рутинного вынесена точка зрения автора, тем ближе эта фантастика к подлинной реальности. Чем невозможнее и сказочнее события, изложенные в фантастическом произведении, тем на большее количество подлинных жизненных событий может при случае спроецироваться творческий замысел художника и осветить их для читателя. Но это, конечно, только в том случае, если фантастика пишется не ради самой фантастики, то есть если это не просто фантазерство, не бегство от реальности в некие беспочвенные пространства. Нет, каждое фантастическое произведение должно нести в себе и некое надфантастическое задание. Как сказал поэт: "Сказка ложь, да в ней намек!". Фантастика без этого внутреннего надфантастического задания останется просто ложью, причем даже неинтересной ложью. Да, нужен "намек, добрым молодцам урок". Я вовсе не имею в виду голую дидактичность, или мелкое популяризаторство, или необходимость басенного моралите. Поучать фантастика не должна. Но учить она может. Как-никак она жанр художественной литературы, отрасль искусства, а всякое искусство учит человека быть лучше. Фантастике многое дано, с нее надо и спрашивать по большому счету. Ведь если величие пресловутого айсберга в том, что наблюдателю видна только восьмая его часть, то величие фантастики в том, что ей виден весь айсберг. При слове "поэзия" я прежде всего вспоминаю имена Пушкина и Блока, при слове "проза" - имена Достоевского и Толстого, при слове "фантастика" - имя Герберта Уэллса. Уэллс - нестареющий родоначальник того направления в фантастике, которое мне больше всего по душе. Он первый сочетал фантастику с бытом, с обыденной жизнью. Герои его - это обычные люди, попадающие в необычные ситуации и в этих необычных ситуациях остающиеся обычными людьми. Этот сплав обыденного и сказочного, будничного и необычайного создает для читателя то, что в наше время принято называть эффектом присутствия. Мы не только переживаем, но и сопереживаем. Достоверность фантастического - вот что подкупает меня в творчестве Уэллса. Впервые я прочел некоторые фантастические вещи Уэллса, когда мне было лет двенадцать. Читал я тогда жадно и много, и хоть не совсем на манер гоголевского Петрушки, но, во всяком случае, безразборно и бестолково. Как голодный окунь, я кидался на любую приманку и даже на голый крючок - лишь бы страницы шелестели. Очень многое потом выпало из памяти, но кое-что засело в ней прочно. В частности, "Борьба миров". Я ее даже сразу перечитал, что в те годы редко со мной случалось. Это было в июне, белой ночью, на Васильевском острове. В раскрытое окно доносились порой удары копыт по булыжнику, стук извозчичьей пролетки, порой - но очень редко - автомобильный гудок; из летнего сада-ресторана "Олень" слышались иногда голоса подвыпивших. А здесь марсиане в своих чудовищных машинах двигались на Лондон, красная марсианская трава начинала покрывать Землю... Книга эта очень мне понравилась, а почему - этого я понять не мог. Потом на меня навалились другие книжные и жизненные впечатления, к тому же я уже начинал пробовать писать стихи, и все это отодвинуло интерес к Уэллсу и фантастике на задний план. Заново прочесть Уэллса мне довелось уже при иных обстоятельствах. В феврале - марте 1942 года я лежал в госпитале, который был развернут в восемнадцати километрах от Ленинграда, в помещении дома отдыха. От прежних хозяев госпиталю досталась неплохая библиотека, и когда я, что называется, вышел из пике и смог водить глазами по строчкам, я стал усердным читателем. В частности, попалась мне и книга Ремарка "На западном фронте без перемен" - издание "ЗИФ", с черными и зелеными ломаными полосами на обложке. До войны я ее, конечно, читал, прочел не отрываясь. Но теперь, в блокаде, правдивая эта книжка не произвела на меня прежнего впечатления. Может быть, потому, что теперь я и сам хватил лиха и пронять меня было трудно, а может быть, потому, что правда той, первой мировой войны неприложима к этой воине. Зато когда мне за два дня до выписки в часть попалась "Борьба миров", я прочел ее с волнением, и при чтении меня не покидало странное чувства, что происходящее в этой повести имеет непосредственное отношение и к нынешней войне, и к блокаде, и лично ко мне. И вот совсем недавно я снова перечитал это произведение. Оно не устарело, хоть написано, по масштабам нашего быстротекущего времени, очень давно - в 1898 году. В наши дни человечество обладает более страшными средствами ведения войны, нежели уэллсовские марсиане, и появись такие пришельцы на Земле сейчас - их бы разгромили в два счета. Атомной бомбы Уэллс тогда еще не мог предвидеть. (Впервые прообраз атомной бомбы возник в литературе через несколько лет после "Борьбы миров" - в "Острове пингвинов" Франса.) Но дело здесь не в технике, а в той надфантастической задаче, которую Уэллс решил в своей вещи и которая не стареет. Еще мне хочется сказать несколько слов о современной космической фантастике. Ее очень много - и хорошей, и средней, и плохой. И почти во всех космически-фантастических повестях и романах земляне, отправившиеся в межпланетные путешествия, сталкиваются с разумными инопланетниками. Чаще эти существа с иных планет находятся на более высокой ступени развития, нежели люди, несколько реже - на той ступени эволюции, когда они еще не доросли до людей, но могут на это надеяться. Я вовсе не против такой фантастики - наоборот, я сам ее усердный читатель и почитатель. И обилие таких произведений вполне закономерно, ибо, как сказал один англичанин, человечество разуверилось в отце небесном и теперь ищет небесных братьев. Но не односторонне ли такое очеловечивание космоса? Дело в том, что в последнее время в научной и научно-популярной литературе (но не в фантастической) все чаще появляются высказывания о том, будто бы Вселенная населена не так уж густо и человечество не так-то легко найдет в ней звездных братьев, а может быть, и никогда их не найдет. На меня лично большое впечатление произвела статья С. Колдунова "Нет, не услышим!", помещенная в журнале "Знание-сила", где, между прочим, есть такие строки: "...цивилизации могут быть отделены друг от друга такими огромными расстояниями и такими трудностями взаимных поисков среди миллиардов "неодушевленных" звездных систем, что при любой длительности и мощи своего развития могут не иметь друг с другом никакой связи очень долго или даже вечно". На первый взгляд, это утверждение может показаться пессимистичным, но в науке нет пессимизма или оптимизма, а есть логика фактов и теорий. И вот некоторые умные люди предполагают, что мы встретимся с разумными инопланетниками, другие, не менее умные, люди считают, что мы никогда с ними не встретимся. И фантасты, на мой взгляд, тоже имеют право на выбор не только первого, уже изрядно разработанного варианта, но и на выбор варианта второго - то есть на возможность бесконечного развития человечества без межпланетных контактов. Разработка второго варианта сулит писателю меньше эффектных ходов, здесь труднее найти приключенчески-развлекательное решение темы. Но кто знает, быть может, именно на этом пути фантастов ждут более глубинные удачи. Ведь сознание невозможности встречи в космосе с мыслящими существами может усилить в людях чувство ответственности перед своими земными братьями и перед историей своей планеты. Сознание, что наша прекрасная Земля единственна и неповторима, может вдохновить человеческий разум на новые подвиги для блага своей Земли. А пока суд да дело, я хочу закончить свое прозаическое высказывание стихами:
И на сцене зеленого рая, Средь бесчувственных
Мы бесчисленны и одиноки, А вкруг нас - только
И на все, что томит
ИНТЕРЕСНЫЕ СТАТЬИ
Севастьянов В. Симфония космоса Гуревич Г. Рифы кинофантастики Зубакин Ю. Космический «бублик» на ВДНХ СССР, год 1959
|
|
|
||