НА ПЕРЕКРЕСТКАХ ФАНТАСТИКИ

Говорят, стоит придумать новый термин, и можно приниматься за создание новой науки. Шутка, конечно. Но если есть в ней доля правды, то она относится и к литературным жанрам. Сначала появляется литературное произведение, не похожее на прежние. Затем придумывается наименование жанра. И вот новое направление в литературе.

Слова «научная фантастика» кажутся противоречивыми. В самом деле, наука требует строгости, определенности. Фантастика предполагает свободный полет воображения, не связанный никакими рамками.

Но это противоречие чисто внешнее, потому что развитие науки не было бы возможным без фантазии, о которой В. И. Ленин писал, что это «качество величайшей ценности».

Терминология появилась во времена Жюля Верна и вовсе не была предназначена для определения литературного жанра. О произведениях писателя издатели и книготорговцы кричали: «Научно! Фантастично!»

Это были рекламные возгласы. Затем они перекочевали в литературоведческие сочинения, и теперь уже ничего не поделаешь. Есть литературный жанр – «научная фантастика», жанр, в котором фантастический элемент переплетается с наукой, причем эти переплетения подчас имеют самый причудливый характер.

Появление научно-фантастических произведений, мне кажется, обусловлено бурным развитием науки, все укрепляющейся верой в могущество человеческого разума, вооруженного знаниями. «Наука все может, даже невероятное!» А отсюда и неудержимый порыв писательской фантазии, которая «дорисовывает» за науку не только то, что стоит на повестке дня, но и то, о чем ученые всерьез и не думают.

Тема «наука и жизнь» особенно остро звучит в наше время. К науке и научным знаниям приобщены миллионы людей, и сейчас трудно найти человека, который будет отрицать их важную роль в развитии общества. Почти ежедневно наука поражает людей блистательными открытиями и находками.

Радио, телевидение, пресса все время доводят до сведения людей о новых открытиях и достижениях, и вряд ли существует хоть один печатный орган, который периодически не распространял бы научно-техническую информацию. Реальные успехи в овладении атомной и термоядерной энергией, в освоении космического пространства, в счетно-решающей технике, в лазерах, в синтетической химии и молекулярной биологии обсуждаются буквально всеми. Можно без преувеличения сказать, что мы живем в океане научно-технической информации и на наших глазах прогресс науки набирает небывалые в истории темпы.

Диапазон читателей научной фантастики растет год от году. Он вполне соответствует широким интересам советских людей к достижениям науки и техники.

Как-то в «Литературной газете» сообщалось, что в США большинство авторов научно-фантастических произведений – люди, имеющие непосредственное отношение к науке, а их читатели преимущественно научные сотрудники, студенты и учащиеся колледжей.

У нас круг читателей несравненно шире. И все-таки большую их прослойку составляют люди, приобщенные к науке. Об этом свидетельствует хотя бы такой факт. В Москве, Ленинграде, в Харькове, в Баку, в других городах часто организуются вечера научной фантастики, и большинство их посетителей – студенты.

Недавно мне пришлось проводить такой вечер в Центральной государственной научно-технической библиотеке в Москве. К сожалению, на вечере присутствовали всего два писателя-фантаста – Север Гансовский и я, но тем не менее аудитория примерно из 200 человек не покидала зал в течение трех часов. И дело не только во времени. Было задано множество интересных вопросов и высказано много ценных и поучительных мыслей.

На этом вечере – а его участниками были научные работники и студенты вузов – отчетливо вырисовывались две группы читателей, которых писатель-фантаст всегда должен иметь в виду. В шутку я бы одних назвал «научниками» и вторых «литературщиками». Первые требуют от научно-фантастического произведения научной добросовестности – подлинности научных сведений, качественности научных идей. Одним словом, по их мнению, писатель-фантаст должен знать ту науку, о которой он пишет, и даже предсказывать ее будущее.

– По одному произведению в нашем институте несколько дней шли горячие споры, в результате которых родились практически полезные мысли, – сказал один из присутствующих на встрече научных работников.

«Литературщики», как правило, ссылаются на Герберта Уэллса. Для Уэллса наука лишь фон, на котором можно наиболее выпукло развить волнующие каждого человека социальные проблемы. Для поклонников этого вида фантастики самое главное – образ, характер, сюжет, то есть атрибуты любого другого литературного произведения, атрибуты в некотором смысле извечные и универсальные.

Кстати, на этом же собрании читатель из города Перми представил статистику, из которой следует, что в их городе научной фантастикой интересуется более 60 процентов студентов и более 80 процентов учащихся средних школ. Результаты опроса показали, что большинство читателей интересуются проблемой «развития науки в будущем».

Честно говоря, и мои симпатии на стороне «научников», хотя я очень люблю Уэллса и Брэдбери. Я люблю не только ту фантастику, в которой главным героем является человек (или группа людей), но и ту, где доминирует научная идея (гипотеза).

И, бесспорно, эта фантастика, имеет право на существование. За каким видом научно-фантастической литературы будущее – покажет время. Но и сейчас уже можно, вероятно, предвидеть пути дальнейшего развития этой литературы. Мне кажется: есть закономерность в том, что у нас фактически исчезла «инженерная» фантастика. А ведь она была довольно распространена. Помните? Кто-то задумал чудесную машину. Эта машина (прибор, устройство, агрегат) может творить интересные и полезные или, наоборот, страшные для людей вещи. Все повествование строится на том, как машина создается, какие трудности преодолеваются, и далее рассказывается, что получается, когда машина создана. В Советском Союзе мастером «инженерной» фантастики был А. Беляев, его произведения до сих пор пользуются успехом.

Современная наука вышла за пределы конструирования машины. Более того, в солидных научных учреждениях поговаривают, что создание различных машин в скором времени будет передано самим же машинам. Этот факт говорит сам за себя. Требуется очень большое воображение, чтобы создать сегодня «инженерно-фантастические» произведения. Вторжение различных роботов в фантастику всем уже надоело, в нового читатель не находит. И надо обладать талантом и познаниями Айзека Азимова, чтобы в настоящее время написать что-нибудь подобное его рассказам, объединенным в недавно вышедшей у нас книге «Я, робот».

Я не знаю ни одной значительной научной идеи, которая бы не нашла отражения в фантастических произведениях. Теория относительности, теория тяготения, квантовая механика (особенно квантовые генераторы), все аспекты химии и биохимии, биология и биофизика-все новое, что хоть намеком было высказано в этих науках, нашло отражение в произведениях советских и зарубежных писателей. Может быть, именно этим объясняется неудовлетворенность «научников», которые требуют от писателя-фантаста новых или развития старых научных идей.

С другой стороны развитие современной науки, по существу, дает неисчерпаемый источник для фантастики «литературной», где не важно, нова или стара научная идея, где главное – какое влияние она оказывает на общество, на мировоззрение и чувства одного человека.

Не следует думать, что современная научно-фантастическая литература – это легкое чтиво, так сказать, разновидность «троллейбусной» литературы. Многие произведения советских и зарубежных писателей-фантастов предполагают умного и вдумчивого читателя. Внешне, казалось бы, простенькие научно-фантастические рассказы в действительности часто бывают многоплановы. За фантастическим сюжетом скрывается глубокая научная, философская или социальная мысль, и рассказ не будет понят до конца, если эта мысль не дойдет до читателя.

Но, безусловно, в каком бы «ключе» ни было написано научно-фантастическое произведение, это произведение литературное, а значит – оно воспитывает, несет в себе идейный заряд.

Общество решает задачу исторической важности – воспитание нового человека. Роль литературы в этом процессе нельзя переоценить. И именно с этой точки зрения следует подходить к произведениям научной фантастики. Никаких скидок на жанр. Критический анализ конкретных произведений должен быть направлен именно на раскрытие главного – как писатель-фантаст выполняет задачу воспитания нового человека.

Между тем критики – и профессионалы и любители – иной раз подходят к оценке научно-фантастической вещи с заниженными требованиями, как к литературе второго сорта. Или, не замечая главного, весь пыл направляют на мелочи. Однажды мне пришлось долго разговаривать с библиотекарем, который буквально «разносил» произведения Аркадия и Бориса Стругацких за то, что герои в разговоре допускают «грубые словечки и выражения». Других, серьезных претензий к Стругацким не было. Странный, однобокий взгляд на творчество этих интересных писателей.

Кто они? Аркадий – востоковед, филолог. Его брат – научный работник, астроном. Возможно, их стоит упрекнуть за то, что герои нет-нет да и ляпнут не то слово. Это, может быть, и непростительно, потому что их герои – герои будущего. Однако главное совсем не в этом! У героев Стругацких есть чему поучиться. Мужество, беззаветная преданность делу, крепкая дружба и нелюбовь к пустому слову – вот что их отличает.

Из всего того, что написано этими писателями, мне лично больше всего по душе сборник рассказов «Путь на Амальтею», «Стажеры» и «Далекая Радуга». Это все «космические» произведения. Но в них космос уже стал обжитым. Это не место невероятных приключений, это место приложения знаний и труда на благо человечества земли. Космос необъятен, и там хватит работы на всех. И это работа для несгибаемых. Вот одна из основных идей произведений Стругацких. В космос отправляются опытные ученые, закаленные звездолетчики и молодежь, полная романтических мечтаний. И эту романтику корректирует суровая вселенная. Герои Стругацких четко представляют, что если обновленная земля требует от людей дружбы, взаимного уважения и взаимопомощи, то тем более эти качества необходимы в суровой внеземной обстановке.

«Далекая Радуга» – драматическое произведение. Перед исследователями будущего может стать такой вопрос: «Что важнее, человек или результаты его труда?» Жизнь на далекой «Радуге» обречена, и собравшиеся там ученые решают проблему: как поступить, тем более что времени нет. И решение, конечно, одно: жизнь человека важнее любых результатов научного или художественного творчества, сколько бы труда на него ни было потрачено. В детях – будущее человечества. Пусть на «Радуге» погибнут физики и их научные труды. Спасая детей, ученые неизбежно продолжат свою работу.

Несколько слов хотелось бы сказать об Александре Полещуке. Когда-то мне пришлось писать рецензию на его книжку «Ошибка Алексея Алексеева». Рецензия была отрицательной, но книга все же увидела свет. В ней рассказывается, как в лаборатории ученые создали миниатюрную Галактику с миллиардами сверхкрохотных звезд и как эта Галактика начала расти, развиваться и жить самостоятельней жизнью.

Любопытно, что в Москве, в Доме детской книги, есть письмо одного школьника, который «критикует» Полещука за то, за что критиковал и я в рецензии:

«Какими должны быть человечки, которые живут на звездах величиной с электрон да еще благодарят землян по радио за то, что они их создали?» – пишет школьник.

Как говорится, «научная концепция» повести А. Полещука «не лезет ни в какие ворота».

Только позднее мне стало ясно, что рассматривать эту повесть так, значит увидеть в ней далеко не самое главное. После я часто встречался с подобными рецензиями и на свои произведения и на произведения своих товарищей. Какой-то ученый, или научный работник, или пытливый школьник заявляет: а здесь не сходится с данными учебника физики. А здесь машина работать не будет. А в этом месте писатель допустил ошибку.

Само собой разумеется, что писатели должны уважать читателя. Но и читатель должен смотреть на вещи глубже. Ведь всем известно, что «кейворит» и человек-невидимка Уэллса – научный нонсенс. Придуманы они писателем не ради них самих, а для решения совсем другой литературной задачи.

Полещука можно упрекнуть лишь в том, что он не сумел достичь высокого мастерства и потому недостаточно выпукло показал решение главной задачи: человек и наука всесильны, они все могут!

Недавно вышедшая из печати новая повесть А. Полещука «Падает вверх» интересна в другом отношении. Время от времени в научно-популярной литературе (да и не только в научно-популярной) появляются сообщения о работах над «антигравитацией». С антигравитацией за последнее время по вине некомпетентных авторов статей и изобретателей-самоучек возникло много путаницы, В связи с теоретическим представлением об антивеществе некоторые «теоретики» даже решили, что можно создать вещество, которое будет не притягиваться, а отталкиваться Землей. Нечто вроде уэллсовского «кейворита». Идея так захватила умы, что авиационное министерство США в 1957 году передало ее на рассмотрение ученым, и проблемой этой занимались ученики Эйнштейна, братья Бергманы.

«Падает вверх» Полещука – это развитие этих же идей. Автор пристально изучал динамику медленного полета (главным образом птиц) и нарисовал фантастическую картину: а что, если здесь имеет место «антигравитация»? Я не верю, что данную проблему в научном плане можно обсуждать всерьез. Но как тема для научной фантастики она имеет право на существование. Повесть А. Полещука призывает молодых читателей внимательно наблюдать мир, не переставать удивляться его тайнам, упорно стремиться раскрыть их.

М. Емцев и Е. Парнов пришли в научную фантастику из научно-исследовательского института. Когда я читаю произведения этих авторов, у меня создается впечатление, что каждый новый их рассказ или повесть – заявка на научную гипотезу.

«Уравнение с бледного Нептуна», например, заявка на гипотезу о возможности отыскания методов мгновенно преодолевать космические расстояния, воспользовавшись «замкнутостью» мира, сопряженностью микро – и макровселенной.

Умение рассуждать вслух, умение мыслить так, что это для читателя интересно, – вот что отличает рассказы Емцева и Парнова.

Всякое научное исследование, особенно объектов, которые не видны и которые нельзя «пощупать», в конечном счете сводится к цепи логических умозаключений, из которых однозначно следует свойство объекта. Практическая работа научила писателей пользоваться этим методом в литературе, и поэтому порой произведения Емцева и Парнова напоминают нечто вроде научного детектива.

Кстати, этот жанр научной фантастики таит в себе большие возможности, и я не знаю в Советском Союзе других авторов, которые бы пользовались им так умело.

И на встречах с читателями – любителями и знатоками научно-фантастической литературы и в письмах-откликах на книги мне приходилось сталкиваться с таким вопросом: что научно и что ненаучно в фантастике и насколько правомерно загромождение повестей и рассказов псевдонаукой? Смысл псевдонауки таков: научные проблемы будущего не станут походить на современные. Значит, нужно что-то придумать. И – придумывают.

Этим отличаются, например, Стругацкие, как, впрочем, и многие другие писатели-фантасты. Они увлекаются слишком «фантастическими» научными проблемами. Отсюда непонятная, иногда раздражающая читателя псевдонаучная терминология: «нуль-физика», «П-волна» и т. д.

М. Емцев и Е. Парнов в «Уравнении с бледного Нептуна» свободно оперируют никому не известными «гравиконцентраторами» и «пси-связью». Примеров можно привести много. Думается, что современная наука дает достаточно богатый материал для фантаста, чтобы не выдумывать того, что непонятно даже самим авторам.

Конечно, идеальной научной фантастикой была бы та, в которой были бы сплавлены оба начала – научная достоверность и высокие литературные качества. Создать такое произведение нелегко. Их не так уж много, произведений, в которых сделана попытка синтеза. Это «Лезвие бритвы» И. Ефремова, «Возвращение со звезд» Лема, «Лунное приключение» Артура Кларка.

То, что нарисовано у С. Лема в романе «Возвращение со звезд», не вызывает никаких научных возражений. Здесь есть и парадокс времени Эйнштейна – звездолетчики возвращаются на Землю через 13 лет, в то время как их соотечественники прожили на Земле более 100 лет, и идеально налаженный «кибернетический сервис» (ничего невозможного в этом нет), и, наконец, искусственное освобождение человека от агрессивных инстинктов путем «бетризации».

Якобы биохимики и биофизики будущего обнаружили в нервной системе человека ту область, которая досталась ему в результате эволюции, по наследству от животных. Поголовная «бетризация», то есть искусственная прививка, уничтожающая «врожденную» способность человека убивать другого человека, превращает всю планету в «рай» миролюбия и добропорядочности.

Вероятно, польский писатель придумал «бетризацию» под влиянием ведущихся нейрофизиологических опытов по отысканию в мозге животных различных «центров» – центра удовольствия, центра голода, центра сытости и пр. Нет никаких оснований считать, что в мозге нет центра злобы, центра ярости, центра мести. Если они будут найдены, их можно будет уничтожить.

Другой вопрос – нужно ли? Ведь никто не знает, к чему может привести уничтожение этих на первый взгляд негативных центров. У С. Лема вместе с ними, то есть из-за «бетризации», человек теряет очень много такого, что делало его человечным и привлекательным.

Очень часто терапевтические, химикотерапевтические и хирургические операции существенно изменяют человеческое «я». Ведь недаром знаменитый русский хирург Боткин говорил: «Любая хирургическая операция – это нейрохирургическая операция». Нервная система вместе с ее высшими разделами составляет нечто единое целое, то, что мы привыкли называть «душой» или индивидуальным «я». Вот почему Лем против «бетризации». И его «Возвращение со звезд» – убедительное предубеждение и гневный протест против мещанского благополучия, устроенной до тошнотворных мелочей жизни. Жизни, из которой исключены опасности, неожиданности, стремление человека к непознанному, к героическому подвигу.

Споры о «научной» и «антинаучной» фантастике продолжаются. Законно спросить: в какой степени научно-фантастическое произведение может достоверно предвидеть будущее?

Один физик высказал такую мысль: чтобы написать научно-фантастическое произведение, нужно взять «Журнал экспериментальной и теоретической физики», прочитать любую научную статью и представить себе, что произойдет, когда проблема, над которой работает ученый или коллектив ученых, будет решена.

Это, конечно, метод, и многие писатели-фантасты буквально «хватаются» за идеи из научных статей и монографий. Существует в науке метод предсказания будущего, так называемый метод экстраполяции. Если в результате измерений ученый получил десять точек, и они все ложатся на плавную кривую, то легко поставить одиннадцатую, двенадцатую и так далее. Это будет предсказанием результатов будущих измерений. К сожалению (а может быть, к счастью), «точки», которые изображают пестрый, переменчивый человеческий мир, не всегда ложатся на плавную (в математике «гладкую») кривую. Они пляшут во все стороны, и для неискушенного наблюдателя, не знающего законов развития общества, все в мире кажется хаотическим и беспричинным. Некоторые писатели-фантасты, если и берутся за изображение ближайшего будущего, то без всяких претензий на то, что они рисуют реальную картину.

Очень трудно предвидеть то, что будет через 10–15 лет. Экономическая и социальная программа построения коммунизма в нашей стране указывает главные направления развития общества, и эти направления развития приведут к успешному завершению строительства. Но нельзя предсказать судьбу конкретных Иванова, Петрова и Сидорова. Социальные науки оперируют понятиями «классы», «группы населения», «народы». Писатели-фантасты имеют дело с небольшим числом героев. Они могут и должны правильно отражать науку и общество будущего, но они вправе определять сами судьбу своих героев. Важно, чтобы это не противоречило основному – идейному замыслу произведения.

Что касается науки, то и здесь все дело в «пляшущих» точках. Начиная с работ Резерфорда (конец XIX – начало XX века) ядерная физика развивалась очень «плавно», в полном соответствии со своими «внутренними» законами. И вдруг в 1938 году советские физики обнаружили самопроизвольное деление ядер тяжелых металлов. Через год наш соотечественник физик Я. Зельдович опубликовал статью «О проблеме цепного распада основного изотопа урана». С этого момента началось бурное развитие ядерной физики, ядерной энергетики и ядерной военной стратегии. Именно это направление имело наиболее важное значение для человечества.

...Для физики такое выпадение «точки» из плавной кривой – дело второстепенное. Как выразился один американский физик: по существу, деление не имеет иного значения, кроме социального.

Предсказание будущего по методу экстраполяции более «научно». Однако писатель-фантаст вправе выдумывать события, которые не ложатся в закономерное развитие науки. Тогда могут получиться произведения вроде «Человека-невидимки», основа которого никогда не будет научной.

Впрочем, изображение будущего (близкого или далекого) – не обязательная задача фантаста. Современные наука и техника поставили перед человечеством так много проблем, что для их изображения в художественной форме нужна целая армия писателей. Нужно из поля зрения не упустить «только» одного: очень часто совершенно «пустяковое» открытие или изобретение со временем приобретает общечеловеческое значение. Так было с делением ядра. Так, по-видимому, будет с квантовыми генераторами. Так будет с пока что скромными работами в области молекулярной биологии. А за всем этим жизнь человека, человеческого общества, история.

Здесь, как нигде, нужен внимательный глаз и острый ум писателя-фантаста. А может быть, и не только фантаста. И. А. Ефремов, например, считает, что в будущем вся литература будет либо научно-фантастической, либо литературой о науке и человечестве. К этому выводу подталкивает бурный расцвет науки. С этим можно соглашаться, можно не соглашаться. Но горе тем литераторам, которые не замечают этого процесса. У них получаются слабые, худосочные произведения, в которых не сплавлено самое главное – научный прогресс и человечество.

Я не призываю всех писателей «переключаться» на фантастику. Но нельзя не отметить тот факт, что в нее вливаются силы из «обычной», реалистической литературы. Вот пример; В. Тендряков написал «Дорогу в век». Немало пишет в этом жанре ленинградский прозаик Геннадий Гор. Их творчество – яркая иллюстрация того, как сложно писателю-нефантасту работать в новом для него жанре. Литературное мастерство здесь обязательно, но его далеко не достаточно. Знание современной науки, ее «острых углов» для писателя-фантаста совершенно необходимо.

Советская фантастика за последние годы очень повзрослела. Я говорю это в том смысле, что рассчитана она главным образом на взрослого человека, обладающего известным объемом знаний и жизненным опытом. У нас ощущается пробел в героической захватывающей научной фантастике для подростков. Об этом уже писалось. Но писатели-фантасты пока что к созданию подростковой фантастики не приступили. Я знаю лишь одного автора, ленинградца Г. Мартынова, который написал несколько книг для ребят: «Каллисто», «Каллистяне», «Гость из бездны» и др.

И еще одно, последнее замечание.

На «перекрестках» фантастики мы встречаем не только И. Ефремова, А. и Б. Стругацких, А. Полещука, С. Гансовского, И. Варшавского и других добросовестных литераторов. На этих же «перекрестках» путается очень много таких «писателей», которые не заслуживают того, чтобы их имена назывались. Появление «псевдофантастов» – это угроза жанру, которую должны прежде всего заметить критики и издатели. Спрос на научную фантастику велик, читатель буквально расхватывает книги с титром «научно-фантастический». И этим кое-кто пользуется.

Было бы хорошо, если бы этот жанр литературы был сосредоточен в одном издательстве с квалифицированным редакционным советом, который был бы надежным фильтром, пропускающим к нашему читателю, особенно молодому, только то, что нужно читать и над чем стоит думать.