В. Бугров
ОТ БЕРЕСТЫ К ...?
|
ЮМОР, КОНКУРСЫ |
© В. Бугров, 1968
Уральский следопыт. - 1968. - 10. - С. 40-42.
Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2010 |
У Айзека Азимова, хорошо известного у нас американского фантаста, есть рассказ с не совсем обычным названием – «Ну и здорово же было!»
...Школьники будущего, «замученные» своими электронными наставниками, страшно завидуют тем, кто «когда-то» ходил учиться в «настоящую» школу, сидел там не один на один с экраном всезнайки-робота, а в классе, полном таких же подвижных любознательных ребят, как он сам. И учителем «у них» был не этот зануда-робот, а самый настоящий живой человек!
– Как же было здорово!.. – вздыхают наши юные потомки, узнав обо всем этом из «удивительной» книги – с бумажными листочками, которые сплошь испещрены малопонятными древними обозначениями звуков и слов.
Это они завидуют тебе, наш любознательный читатель. Но...
Но отчего же книга, обыкновенная книга должна казаться нашим потомкам чем-то удивительным? Неужели наши незаменимые и верные друзья – затрепанные, с засаленными страницами, и совсем еще новенькие, приятно пахнущие типографской краской, – почему-либо исчезнут?
Как смотрят на это фантасты?
Заглянем для начала в книжку с пугающей, в зареве близких пожарищ, обложкой: «451° по Фаренгейту». Автор ее – Рэй Брэдбери. Здесь изображается будущее Америки, страшное и мрачное будущее, люди которого низведены до роли простых автоматов. Тех же, кто пытается протестовать против общей подавленности и униженности, в два счета приканчивают электронные чудища.
Но самое страшное в этой книге – ее заглавие. «451° по Фаренгейту» – это температура, при которой вспыхивает бумага, горят книги, исчезает в пламени культурное наследие веков и поколений. В Америке XXI века запрещены книги, для чего даже созданы специальные «пожарные» команды...
И это не покажется нам чем-то сверхнеобычным, если мы вспомним костры, пылавшие так недавно по всей Германии. Озверевшие, утратившие человеческий облик фашисты жгли сочинения Карла Маркса и Ленина, Льва Толстого и Генриха Гейне, Максима Горького и Томаса Манна...
Что ж, вариант будущего, нарисованный Рэем Брэдбери, действительно не исключен для капиталистического мира. И тогда тем представителям угнетенного народа, которые еще сохранят верность былой культуре, и в самом деле пришлось бы выучивать книги наизусть – чтобы сберечь их для потомков – и скрываться в безлюдных пустынях.
Но довольно мрачных предсказаний! Ведь нынешняя Земля – это вовсе не группа полновластных капиталистических государств. Лагерь социализма, миролюбивые демократические государства, добрая воля трудящихся всех стран – надежный залог того, что печальное пророчество Р. Брэдбери для планеты Земля попросту нереально.
И тем не менее письменность, письменная форма языка в том виде, какова она сейчас, должна неминуемо исчезнуть. Но произойдет это исчезновение вовсе не потому, что кто-то вдруг диктаторски, с первобытной жестокостью наложит на книгу «табу». Просто не станет причин, делающих их существование необходимым. И не только книг, – мы сейчас убедимся в этом...
На место писем, открыток, телеграмм, с помощью которых мы общаемся сейчас друг с другом на расстоянии, придут «видеофоны» – гибридная форма телефона и телевизора, без которой не обходится ни один современный роман о будущем. «Диктофоны» – миниатюрные магнитофоны – отлично справятся с ролью личных дневников и всякого рода записных книжек. Вспомни-ка самодельный «диктофон» Николая Синицкого, студента-практиканта из романа В. Немцова «Золотое дно»!
Кстати, не только диктофон, но даже и видеофон уже в наши дни перестал быть фантастикой. В Москве, Ленинграде, Свердловске, Баку, в некоторых других крупных городах нашей страны уже работают первые междугородние станции видеосвязи. Захотел вызвать Москву? – пожалуйста: разговариваешь с товарищем и одновременно видишь его на экране. И никакой фантастики!..
В будущем сеть видеофонов неизмеримо увеличится, видеофон станет столь же обычным и незаменимым в быту, как, скажем, телефон или радио.
Что касается диктофона, то он с течением времени «научится» записывать не только голос, но даже и мысли своего хозяина. Ведь фантасты единодушно утверждают: не так уж далеко от нас то время, когда биотоки, возникающие в человеческом мозгу, будут наконец расшифрованы и появятся первые «мыслеуловители»...
Теперь о той важной и нужной информации, для передачи и хранения которой существуют сейчас книги, журналы, газеты. Со временем эта информация будет, по мнению фантастов, собираться в новом, пока не существующем виде памяти. В каком же именно?
Перелистаем книгу С. Лема «Астронавты».
...Земляне обнаруживают на Венере крошечных, величиной не больше горошины, слегка приплюснутых «мурашек», словно отлитых из серебристого металла. Герои романа разбивают скорлупку одной такой «мурашки», и вот что предстает их глазам:
«Рядом с пустой металлической скорлупкой лежало несколько миниатюрных спиралек, проволочка тоньше волоса и маленький, не крупнее булавочной головки, кристаллик, полупрозрачный, как капелька дымчатого стекла...»
Нет, это не проявление таинственной металлической жизни!
«Мурашка» оказалась чем-то вроде крохотного радиопередатчика. В кристаллике записаны электрические колебания, и если этот кристаллик «разбудить», – он «отдаст» эти колебания, как граммофонная пластинка. Электронное читающее устройство воспроизведет на экранах записанный в кристаллике текст и цветные изображения, а специальные динамики передадут звук.
По мнению фантастов, один такой «запоминающий» кристаллик вместит в себя содержание сотен и даже тысяч толстенных томов. А места-то он займет очень и очень немного... Какую же поразительную экономию принесет использование этой «кристаллической» памяти! Скажем, такой библиотеке-гиганту, как Библиотека имени Ленина в Москве. К своему столетнему юбилею – в 1962 году – она уже насчитывали двадцать два миллиона единиц хранения. Чтобы вместить эти величайшие богатства, нужно иметь поистине колоссальные хранилища! А применение запоминающих кристаллов позволит сократить объем хранилищ в десятки и сотни тысяч раз...
Конечно же, такая необычайно емкая «память» неизбежно вытеснит громоздкие книгохранилища и архивы наших дней.
Такова в представлениях фантастов судьба письменности: в будущем ее ожидают, как видим, самые необычные превращения.
И как ни смущает нас обреченность привычных для нас бумажных книг, пугаться этого все-таки не следует.
Вспомним: появлению печатных книг предшествовали книги, написанные от руки. Книгам рукописным, в свою очередь, уступили место длинные свитки пергамента, – особым способом обработанной кожи. До изобретения пергамента наши предки использовали для письма бересту. А еще раньше, до того, как люди придумали письменность (те самые незаменимые малютки-буквы, без знания которых не прочитаешь ни книгу, ни газету, ни даже объявление о том, какой фильм идет сегодня в соседнем кинотеатре...), памятными значками им служили рисунки и просто зарубки на дереве и на камне, хитроумные узелки на веревке...
Широкое распространение видеофонов, диктофонов и запоминающих кристаллов вовсе не будет означать исчезновения письменности вообще. Просто она поднимется в своем развитии на новую ступень, станет еще удобнее и совершеннее той ее формы, к которой привыкли мы, люди двадцатого века.
И еще одна очень важная оговорка. Путь письменности к новым ее ступеням отнюдь не зависит всецело от успехов одной только техники.
Людям каменного века, чей язык, по нашим представлениям, был чрезвычайно примитивен, а словарный запас исчислялся, может быть, всего лишь несколькими сотнями или даже десятками слов, – этим нашим первобытным предкам было бы просто ни к чему иметь гусиное перо и свитки пергамента. Ведь значительно большую роль, чем слово, играли у них жесты и мимика... Лишь когда разговорный язык неизмеримо вырос в своем развитии, стал достаточно гибким и богатым, – появилась необходимость и возможность сохранять наиболее важные знания не только в памяти, – она уже не вмещала накопленного опыта, – но и в записях.
Проходили века, все обильнее и разностороннее становился опыт человечества, ускорялись темпы накопления этого опыта, совершенствовался язык. Медлительное перо летописца, усердно вырисовывавшего каждую букву, уже не успевало все отразить и все запечатлеть. Нужны были более быстрые способы отражения того нового, что появлялось в жизни. В то же время все увеличивалось число людей, причастных к письменности, росла потребность во все большем количестве экземпляров написанного. Тут уже бессильны были переписчики. И человек «придумал» книгопечатание...
Не будем останавливаться на всех ступеньках, по которым успела прошагать письменность: и без того ясно, что совершенствование техники письма в первую очередь зависит от уровня, какого достигли человеческое общество в целом и его язык.
Ни в коем случае нельзя забывать, что письменность целиком находится в сфере общественных отношений людей, выполняет определенные социальные функции. Почему, к примеру, даже в наши дни не сокращается поток деловых бумаг? Ведь техническая вооруженность современного человечества вполне позволяет сделать это! И все же мы, будучи в состоянии решить какой-то вопрос по телефону, непременно запасаемся бумажками, свидетельствующими: да, этот вопрос, действительно, решен...
Корни этой «привязанности» человека к «бумажкам» глубоки и многообразны. Это – и необходимость всестороннего учета и согласования действий великого множества людей. Это – и тот неоспоримый факт, что записать что-то – означает для большинства из нас закрепить это «что-то» в памяти, лучше усвоить это «что-то». Это – и мысль, образно выраженная в пословице: «Что записано пером...» И самые разнообразные – несть числа им! – иные факторы...
Новое пробивает себе путь в борьбе со старым. Не всегда понятие «борьба» надо понимать как яростную открытую схватку. Гораздо чаще борьба между новым и старым выливается в длительное соревнование, в котором побеждает то, что полнее и лучше отвечает требованиям вечно меняющегося времени. И письменность в этом смысле не составляет исключения.
Не вдруг и не сразу, а постепенно, медленно–медленно тесня установившееся, привычное для нас, будут входить в быт человека новые формы письменности. И даже став в свою очередь близкими и привычными для нас, они все еще будут сосуществовать с уходящими, отжившими формами.
И лишь когда общедоступные ныне печатные книги будут восприниматься далекими нашими потомками примерно так, как мы воспринимаем сегодня веревочные узелки, – лишь тогда станет неоспоримым утвержденный временем факт: письменность поднялась в своем развитии на новую ступень.
* * *
В заключение нашей беседы предлагаем тебе, читатель, ответить на такие вопросы:
1. «... – Это правда, Ронни? – спросил отец. – Ты действительно... действительно, читал книгу? Но как ты мог додуматься до того, чтобы стать Читателем? У тебя есть трехмерный видео в натуральную величину, и мы специально для тебя сделали к нему тепловую, осязательную и обонятельную приставку. В школе ты можешь услышать любую пленку, какую захочешь. Ронни, неужели ты не понимаешь, что я потеряю место, если люди узнают, что мой сын – Читатель?..»
Панический страх героя перед книгами, столь ярко переданный в этом отрывке, поначалу наводит на мысль об упомянутом нами романе «451° по Фаренгейту». Не правда ли?.. Но это – не Брэдбери. Кто же? И как называется произведение о маленьком Ронни и его «преступлении»?
2. Герой очень хорошо известной тебе книги «...открыл черный шкаф, взял наугад одну из переплетенных в кожу, изъеденную червями, легкую пухлую книгу и рукавом осторожно отер с нее пыль. Желтоватые ветхие листы ее шли сверху вниз непрерывной, сложенной зигзагами полосою. Эти переходящие одна в другую страницы были покрыты цветными треугольниками величиною с ноготь. Они бежали слева направо и в обратном порядке неправильными линиями, то падая, то сплетаясь. Они менялись в очертаниях и цвете. Спустя несколько страниц между треугольниками появились цветные круги, меняющие форму и окраску. Треугольники стали складываться в фигуры. Сплетения и переливы цветов и форм этих треугольников, кругов, квадратов, сложных фигур бежали со страницы на страницу. Понемногу в ушах (человека) начала наигрывать едва уловимая, тончайшая, изумительная музыка. Он закрыл книгу и долго стоял, прислонившись к книжным полкам, взволнованный и одурманенный никогда еще не испытанным очарованием: это была поющая книга...»
Из какой книги взята приведенная цитата? И смог ли бы предложенный здесь вид письма сыграть роль международного письменного языка, доступного каждому жителю нашей многоязыкой планеты?
Вероятно, тебе встречались и другие ситуации, в которые по воле фантастов попадали наши друзья-книги? Подумай и, если вспомнишь, напиши нам: известное тебе одному может оказаться интересным и для других наших читателей. А на конверте с письмом не забудь после адреса редакции упомянуть нашу рубрику: «Мой друг – фантастика».
|