ПЕРВАЯ РУССКАЯ «МАРСИАНА» И ЕЕ АВТОР

Однажды, занимаясь в Центральном государственном историческом архиве в Ленинграде, я, по встретившейся мне надобности, обратился к описи специальной коллекции рукописей, запрещенных в свое время Санкт–Петербургским цензурным комитетом. Просматривая этот документ, я увидел вдруг под 1896 годом неожиданную запись: «Рукопись «Обитатели Марса». И шифр ее: «опись 25, дело № 217». Странно... Ведь исследователи обычно утверждают, что первым в России научно-фантастическим романом о Марсе был роман известного революционера, философа и литератора А. А. Богданова «Красная звезда». Но этот роман появился на двенадцать лет позже – лишь в 1908 году! А тут – 1896 год...

Вскоре из недр архива была доставлена и легла на мой стол объемистая тетрадь, состоявшая из 143 листов большого формата, исписанных убористым почерком. На первом листе ее были обозначены имя и фамилия автора: Порфирий Инфантьев. Обычно к рукописи прилагался отзыв цензора, в котором излагались мотивы запрещения. Здесь он отсутствовал. Впрочем, вся рукопись была настолько испещрена различными подчеркиваниями и другими знаками, сделанными красным цензорским карандашом, что особой нужды в отзыве не было: эти пометки были достаточно красноречивы.

Суть романа П. Инфантьева «Обитатели Марса» заключалась в следующем. Молодой русский студент, эмигрировавший в Швейцарию, заблудился в Альпах и случайно наткнулся в горах на скрытую от постороннего глаза обсерваторию. Ученый-отшельник, хозяин обсерватории, уже неоднократно бывал... на Марсе, причем использовал для этой цели не летательные аппараты или снаряды, с помощью которых зарубежные фантасты – в частности, Жюль Верн – доставляли своих героев иные миры, а совершенно оригинальный, не предлагавшийся до П. Инфантьева способ: с помощью особого устройства он обменивался сознанием с каким-либо марсианином, – по взаимному согласию, конечно. Этот способ получил популярность и массовое применение – под названием «телепортации» – лишь в современной научно-фантастической литературе.

Ученый в романе П. Инфантьева помогает русскому студенту при посредстве своего изобретения проникнуть на Марс. Нужно сказать, что Марс был выбран не случайно. После открытия в 1877 году итальянским астрономом Скиапарелли «каналов» на этой планете, первоначально признанных искусственными сооружениями, интерес к Марсу и ученых, и писателей-фантастов возрос необычайно.

Использовав эту популярную гипотезу, автор романа «Обитатели Марса» рассказывает читателю о высокоразвитой цивилизации на этой планете. В сущности говоря, он изображает при этом социалистическое государство, каким оно представало в воображении и мечтах революционно – настроенной части русского общества. Полное социальное равенство, уничтожение всех видов и форм эксплуатации человека человеком, высокая культура, невиданное развитие науки, слияние всех наций в одну под эгидой «Царства Труда», – это название подчеркнуто цензором особенно жирно...

Следы цензурного вмешательства видны чуть ли не на каждой странице. Мог ли, к примеру, царский чиновник пройти мимо такой явно «крамольной» реплики марсианина, сопровождающего русского студента в его путешествии по планете: «...старое общественное здание на Земле уже близко к разрушению и давно уже пора позаботиться о постройке нового»? А соседствующее с этой репликой замечание самого автора? «В сущности, уже и теперь дело идет к тому, чтобы социальный вопрос разрешился (на Земле) в том же самом смысле, как он разрешен у обитателей Марса...»

Судя по тому, что рукопись романа осталась в делах цензуры, он так и не увидел света.

Но вот, после долгих поисков, мне удалось найти книгу Инфантьева, вышедшую спустя пять лет, в 1901 году. Название ее – «На другой планете» – определенно напоминало название рукописи, запрещенной в 1896 году. И действительно, сличение романа «На другой планете» с рукописью «Обитатели Марса» показало, что мы имеем, в сущности, дело с одним и тем же произведением. Следовательно, роман все-таки вышел в свет... но в каком виде! Содержание его было исковеркано, «препарировано» таким образом, что вся социальная сторона романа исчезла, многие места (в том числе – и приведенные выше) были вырваны из книги, как говорится, «с мясом». Это была бледная тень первоначального текста «Обитателей Марса».

Интересно отметить, что автор демонстративно сохранил следы цензурного вмешательства: многие фразы оборваны посредине, буквально на полуслове, на страницах зияют белые провалы – места, устраненные из книги цензурой. Главы же XIV и XV лишь обозначены цифрами и не содержат буквально ни одного слова.

Но даже и в таком исковерканном виде роман Инфантьева, по выходе своем из печати, снова привлек внимание царских чиновников, на этот раз цензоров другого рода – членов Особого отдела Ученого комитета министерства просвещения. В задачи отдела входило запрещение книг – из числа уже изданных – для приобретения ученическими библиотеками и народными читальнями. Даже «профильтрованный» текст книги Инфантьева, уже прошедший горнило цензуры, показался члену Особого отдела Виссендорфу «криминальным»: на основании его отзыва роман «На другой планете» был для библиотек запрещен.

Такова цензурная история, приключившаяся с первым научно-фантастическим романом о Марсе, написанным в России. Но что же нам известно об авторе его, Порфирии Инфантьеве? Мне казалось, что этот, очевидно, незаурядный человек, мечтавший в те мрачные годы о торжестве социализма на земле, достоин того, чтобы мы знали о нем нечто большее, чем просто имя и фамилию. Правда, мы уже знаем, что Инфантьев посылал свою рукопись в цензуру из Новгорода, а сам роман издан там же, в Новгороде. Но ведь этого очень мало...

К сожалению, ни библиографические справочники, ни другие издания ничего не сообщают об этом человеке. Но в замечательном труде крупнейшего советского библиографа Н. В. Здобнова «История русской библиографии до начала XX века» вдруг мелькнуло знакомое имя.

Как сообщает Н. В. Здобнов, П. П. Инфантьев, учась в 1882 году в последнем классе Троицкой гимназии Челябинского уезда, принимал активнейшее участие в работе нелегального кружка, руководимого известным революционером-народником П. А. Голубевым. П. П. Инфантьев явился одним из составителей «Систематического указателя лучших книг и журнальных статей», изданного в Челябинске в 1883 году под маркой «Библиотека товарищества «Братья Покровские». На деле под видом каталога библиотеки челябинских богачей был выпущен указатель революционной литературы, необходимой для изучения в подпольных кружках молодежи. Цензура спохватилась, но поздно: большую часть тиража участники кружка успели разослать по другим городам. Конфисковав остатки, жандармы в дальнейшем, вплоть до революции 1905–1907 годов, изымали при обысках экземпляры «челябинского каталога», причем хранение его рассматривалось как свидетельство «принадлежности к преступному сообществу».

Итак, П. П. Инфантьев, автор первой русской «марсианы», тесно связан с революционным движением на Урале. Но какова дальнейшая его судьба? Чем он занимался после окончания в 1882 году Троицкой гимназии? Как оказался в 1896 году в Новгороде, откуда прислал в Петербург рукопись фантастического романа?

Неожиданно на помощь пришел... каталог библиотеки. Правда, Генеральный алфавитный каталог Государственной публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина является особым каталогом. В нем собраны воедино сведения о всех книгах того или иного автора, так как эта библиотека (до революции – «императорская») получала обязательный экземпляр. Оказалось, что П. П. Инфантьев был автором почти сорока книг, изданных в России начала XX века. Среди них – большое количество этнографических рассказов о быте народностей России, причем нашла отражение в творчестве Инфантьева и уральская тема, – в 1903 году им были изданы «Зауральские рассказы».

Но больше всего при просмотре каталога меня заинтересовала книга Инфантьева под названием «Кресты. С.–Петербургская одиночная тюрьма. (Из личных воспоминаний)», вышедшая в 1907 году в издательстве Сытина. Значит, Инфантьев отбывал тюремное заключение в печально знаменитых петербургских «Крестах»... В своей книге он, пользуясь временным ослаблением цензурного террора, вызванным событиями первой русской революции, раскрывает перед читателем двери этого страшного учреждения, в котором долгие годы томились русские революционеры. О том, за что именно был заключен в эту тюрьму, Инфантьев почти ничего не пишет, заметив лишь вначале, что в одиночку «Крестов» его посадили по «политическому делу» в 1890 году. И все-таки это была зацепка...

Пришлось снова обратиться к архивным документам. Сведения о политическом деле должны сохраниться, скорее всего, в архивном фонде царского министерства юстиции. Правда, в этом фонде хранятся сотни тысяч дел, но уже известные теперь год осуждения Инфантьева (1890) и место его заключения во много раз облегчают задачу поиска... Наконец, в описи № 9 под номером 10706 мелькнула знакомая фамилия: среди одиннадцати человек, арестованных С.-Петербургской судебной палатой по делу «О лицах, привлеченных к дознанию, обвиняемых в государственном преступлении», значится и Инфантьев.

Передо мной замелькали протоколы допросов, показания обвиняемых, свидетелей и другие материалы.

А дело было возбуждено вот по какому поводу.

22 февраля 1888 года в Швейцарии, вблизи Цюриха, произошел взрыв, при котором, как сообщал следователь, был убит «подлежавший к привлечению к делу об обнаруженном 1 марта 1887 г. злоумышлении на жизнь священной особы государя императора и успевший скрыться за границу И. Дембо...» (Здесь имеется в виду покушение на жизнь Александра III, совершенное Александром Ульяновым и его товарищами). Дальше следователь писал: «При производстве по этому поводу по распоряжению швейцарских властей следствия было установлено существование в Цюрихе составившегося из русских политических эмигрантов революционного сообщества под названием «кружка народовольцев», поставившего себе целью пропаганду социально–революционных идей и ниспровержение путем насилия существующего государственного строя в России».

Начались повальные обыски. На квартирах членов кружка были обнаружены сочинения К. Маркса, большая, частью зашифрованная, переписка, различные революционные издания. Был произведен обыск и на квартире П. Инфантьева, причем внимание следователя привлекла небольшая брошюра на немецком языке, состоящая из стихотворений «революционного содержания» (впоследствии выяснилось, что это были стихи Генриха Гейне), а также загадочный адрес: «Собачий переулок, дом Плетнева Ф. И.». Но главное, в чем обвинялся Инфантьев, было тесное общение его с разыскиваемым царской охранкой «государственным преступником», активным деятелем польского и русского освободительного движения Антоном Гнатовским ¹, которого подследственный неоднократно укрывал на своей женевской квартире. Квартиру Инфантьев снимал в Женеве вместе с Петром Левашевым, своим соучеником по Троицкой гимназии, тоже участвовавшим в составлении «челябинского каталога» и тоже привлеченным по «делу одиннадцати», но сумевшим скрыться от полиции.

Из документов, приложенных к делу, становится известно, что Порфирий Павлович Инфантьев родился 19 февраля 1860 года в городе Троицке Оренбургской губернии. После окончания гимназии, в 1882 году, он поступил в Казанский университет, а двумя годами позже перевелся в Петербургский. Начальник Петербургского жандармского управления сообщил следователю, что в 1884–1885 годах Инфантьев, учась в университете, «состоял в близких отношениях с бывшими студентами С.–Петербургского университета Семеном Орловым и Василием Харитоновым, которые привлекались к дознанию о государственном преступлении». В 1885 году Инфантьев эмигрирует в Швейцарию, поступает в Женевский университет и активно участвует в работе революционных эмигрантских кружков.

После обысков, произведенных швейцарской полицией, Инфантьева высылают за пределы Швейцарии, и он решает вернуться в Россию. Однако заграничная агентура царской охранки своевременно информировала департамент полиции о намерении Инфантьева: на пограничной станции он был арестован и отправлен в Петербург.

Несколько месяцев тянулось следствие... Более всего следователя интересовало происхождение адреса, отобранного при обыске в Женеве: «Собачий переулок, дом Плетнева Ф. И.». Но арестованный был тверд. «О том, что означает эта запись, – протоколировал следователь, – обвиняемый Инфантьев отвечать отказался». Следователь запросил у начальников жандармских управлений Казанской и Оренбургской губерний, где Инфантьев жил до перевода в Петербургский университет, известно ли им что-нибудь о самом Инфантьеве и о загадочном адресе, у него обнаруженном.

Вот что ответил начальник Казанского жандармского управления: «а) Инфантьев принимал участие в происходивших в 1882 г. в Казанском университете беспорядках, обращал на себя внимание близким знакомством с высланным в Зап. Сибирь по обвинению в государственном преступлении бывшим учителем Троицкой мужской гимназии Петром Голубевым и челябинским купеческим сыном Николаем Зобниным...» Снова, как видим, знакомые уральские фамилии... Значит, Инфантьев, поступив в Казанский университет, не прерывает связей с троицким и челябинским подпольными кружками. Ведь П. А. Голубев и Н. М. Зобнин были душой этих кружков. Именно Зобнину, который затем был сослан в Сибирь, удалось ловко провести челябинского исправника, «подсунув» ему под видом каталога благонамеренной библиотеки местных богачей указатель революционной литературы.

А вот ответ казанского жандарма на второй вопрос петербургского следователя: «б) запись «Собачий переулок, дом Плетнева Ф. И.» относится к проживающей в Казани шадринской мещанке Фелицате Ивановне Мясниковой, находившейся в знакомстве с неблагонадежными в политическом отношении личностями, которые пользовались ее адресом для своих преступных целей. 22 августа 1889 г. Мясникова привлечена к дознанию». Исходя из этого, можно предположить, что Инфантьев был знаком с Мясниковой еще в годы учебы в Казанском университете и пользовался ее адресом для передачи корреспонденции своим друзьям.

Не менее показателен и ответ начальника Оренбургского жандармского управления. Между прочим, он сообщил, что «при дознании, производившемся в 1882 г. о политической пропаганде среди учеников Троицкой гимназии», было установлено существование подпольного рукописного журнала «Бродяга». Нелегальный журнал троицких гимназистов до сих пор не обнаружен; несомненно, он прояснил бы историю возникновения и деятельность этого кружка.

Наконец, дело, разросшееся до 200 листов, было закончено, и следователь передал его в суд. Петербургская судебная палата приговорила восемь обвиняемых по «цюрихскому» делу к различным срокам заключения. Инфантьев был осужден на год заключения в одиночной камере петербургских «Крестов» с последующей высылкой под гласный надзор полиции.

Лишь семнадцать лет спустя, в 1907 году, он смог выпустить в свет книгу, в которой описал свою жизнь в тюрьме. И кто знает, возможно, именно в одиночке, в томительно долгие дни и ночи, возник у Инфантьева замысел фантастического романа о полете на Марс, на планету, создавшую счастливое общество...

После выхода из тюрьмы Инфантьев поселяется в Новгороде, пишет там свой роман и другие книги. В 1905 году он переезжает в Петербург, где сотрудничает вплоть до самой смерти (умер П. П. Инфантьев в 1913 году) в демократических журналах, продолжает писать популярные очерки о жизни различных народностей Сибири и Урала.

Таковы результаты поисков, начавшихся с обнаруженной в архиве рукописи первого в России научно-фантастического романа о Марсе. Неожиданно эти поиски привели нас к истокам революционного движения на Урале, в истории которого еще много «белых пятен».

А. БЛЮМ, кандидат филологических наук

1. А. Д. Гнатовский – организатор кружка народовольцев в Вильне, тесно связанного с петербургским кружком Александра Ульянова. Именно А. Гнатовский готовил взрывчатые вещества для кружка А. Ульянова. После неудачного покушения на царя 1 марта 1887 года А. Гнатовский эмигрировал за границу, где жил под другой фамилией. Охранка в течение нескольких лет тщетно разыскивала его.