Корреспондент: Сева, ну, для начала расскажи пожалуйста свою биографию. Как тебя угораздило стать книжным графиком и иллюстратором фантастики в частности? Всеволод Мартыненко: Год рождения - 1967, что довольно важно. Немного "сладких шестидесятых" - пусть даже из коляски и по телевизору - все-таки еще досталось и на мою долю. Затем уже намного хуже. То есть отечественная школа образца семидесятых, хотя бы и с перерывами на олимпиады в МАИ и авиамодельные кружки. Последнее, впрочем, недолго. Раз и навсегда поставленный сверстниками в положение аутсайдера в социуме, "крысы-омеги", приобрел к любой групповой деятельности напряженное отношение. Пока на горизонте не замаячил фэндом, а затем и толкиен-тусовка. Но до этого оставалось еще десять лет, заполненных, неожиданно для самого себя, обучением рисованию. Сначала на совершенно дилетантском уровне, а потом, пожалуй, и на любительском... Собственно, я не художник, ставший рисовать на фантастические темы, а фэн, сделавшийся довольно неожиданно для самого себя иллюстратором любимых (и, увы, не только любимых) книг. Разумеется, все это на фоне обязанностей, предписанных обществом - работа в библиотеке естественных наук АН СССР техником на вычислительном центре (правда-правда, до IBM PC 586-ой пробы на свете были и другие компьютеры), плюс вечернее отделение МИЭМа - института, опять же, электронного машиностроения. В восемь утра - из дома, в одиннадцать вечера - обратно.
Но социум сделал финт ушами, судорожно модернизировался, и нужда в ИТР, подготовленных для обслуживания техники позапрошлого дня как-то рассосалась. Зато появилась необходимость в иллюстраторах фантастики, пусть даже и без высшего образования. А между этими событиями произошло еще кое-что очень значимое. В процессе очередной попытки забрать в армию (астигматизм на близорукости "минус очень много"), врач медкомиссии, увидев прихваченный с собой от скуки незаконченный рисунок на весьма фантастическую тему, посоветовала обратиться в "Технику-Молодежи". И попала в самую точку. Дело в том, что наравне с "Экспедицией в преисподнюю" Ярославцева и Булычевской "Алисой...", прочитанными самостоятельно между четырьмя и пятью годами, решающую роль в обращении в пожизненного почитателя фантастики сыграли несколько комплектов "ТМ" за 1967-74гг., Попавшиеся в руки незначительно позже. И хотя редакция фантастики образца 1988 года сильно отличалась от коллектива конца шестидесятых, там оказался человек, которому я весьма благодарен - Михаил Георгиевич Пухов. Он не просто отфутболил очередного надоеду, притащившегося в редакцию, а направил его туда, где подобным персонажам и место. В Московский Клуб Любителей Фантастики. А далее все поехало по наклонной плоскости: КЛФ "Братья по разуму" небезызвестного Алексея Безуглого, КЛФ МГУ, "Азлита-89", а затем и "90", знакомство с Сергеем Бережным и первый фэнзин - "Бойцовый Кот". Потом и того пуще - знакомство с еще более одиозным Сергеем Яковлевым и прочтение "Хоббита" и трилогии в один год. Все. Конченый человек. Это еще про пару "Интерпрессконов", статьи Переслегина и соционику не помянул. А они немалого стоят... Впрочем, перечислять все книги и события, оказавшие формирующее (и деформирующее) воздействие, можно еще неделю. С комментариями и долгим обсуждением. Интереснее то, что на определенном этапе удалось-таки начать самому вмешиваться в процесс появления книг. Сначала довольно бестолково, особенно до осени 1991 года, а затем все удачнее и удачнее. Перечисление этих неудач, переходящих в удачи или хотя бы в непоражения невозможно, так как всего я и сам не упомню. Но наиболее отпечатавшиеся - вот: - Публикации в "Книжном Обозрении" летом 1989 года - заставки и значки, некоторые из которых используются до сих пор (кстати, вообще первые работы тушью); - "Ночь темного хрусталя" В. Д. Михайлова в "Уральском Следопыте" за 1990 год. Первая серьезная публикация в журнале, культовом для фэнов середины восьмидесятых. В меру удачная - спасибо Владимиру Дмитриевичу и редакции "УС" за долготерпение. - "Non-stop" Олдисса, - "Оружейники" Ван-Вогта, - "Мир реки" Фармера (только обложка) - все эти три книги, сделанные в девяностом, могут служить уникальным примером того, как взаимонепонимание художника и редакции, а так же всеобщая полиграфическая безграмотность отражаются на качестве издания. - Серия работ для зарубежной редакции АПН в журнале "Junior Quest", в том числе и первая иллюстрация к Сергею Лукьяненко - рассказ "За лесом, где подлый враг" вышел там на английском языке для Индии. - Набор иллюстраций для своего авторского фэнзина "Бойцовый Кот". Кое-что из этого считаю неплохим до сих пор. 1989-90 - "Создания света - создания тьмы" Желязны - первая работа для серии "Хронос" издательства "Аргус". Удалось найти очень многое из того, что позволит потом сформировать стиль, подобрать наиболее выигрышную форму для представления идей и мотивов иллюстрируемых произведений. 1993 (сделано 1991) - "Планета семи масок", сборник французской фантастики - в том же издательстве. "Аргус" - это надолго. И в смысле сроков издания, так что теперь время иллюстрирования и выхода книги не совпадает. Иногда на три года. Но даже так эта книга долго оставалась самой любимой и качественно сделанной, конечно, для тогдашнего уровня умений. 1993 (сделано 1992) - "Врата времени" Фармера - Ну не люблю я Фармера... Подробнее на задней сторонке суперобложки рунами кертар на русском. В общем, поизмывался над автором. А редактор издательства надо мной. "Аргус" 1995 (сделано 1992-93) - "Багряная игра", сборник англоязычной фантастики - серединка на половинку. Часть иллюстраций и сейчас считаю лучшей, а часть... Ну, не будем о грустном. "Аргус" 1994 (сделано 1993) - "Хроники неправильного завтра/Двое у подножия вечности" Вершинина - этот случай всех злее... Не в смысле качества иллюстрации, заставки к рассказам очень даже неплохи, пара шмуцтитулов тоже, а лучшего форзаца мне еще не удалось с тех пор сделать. Тут другая история: сначала книгу заказали одному художнику, он нарисовал некую порцию фронтисписов и шмуцов, затем с ним поцапались, и в работу включился я. Но это еще не конец - обложку и второй форзац создавал уже третий иллюстратор! И растянулось все на полтора года... "Аргус" 1996 (сделано 1994-95) - "Джек из тени/Бог света" Желязны - выполненные для того же "Аргуса", но пока не вышедшие книги из их серии этого автора. В двух книгах абсолютно равномерно перемешаны треть самых худших и две трети самых лучших иллюстраций за 95 и 96 годы. - "Принцесса стоит смерти/Рыцари сорока островов" Лукьяненко - похоже, в "Аргусе" становится традицией выпускать отечественных авторов с иллюстрациями сразу нескольких художников в одном томе. Или даже не выпускать, а только готовить к выходу в течение года, с февраля 95-ого. Опять внутренние иллюстрации принадлежат мне, а обложка и форзацы - нет. И, если честно, эта часть работы выполнена лучше моей. Хотя заставки к рассказам и еще три картинки на уровне, за них стыдно не будет уже никогда. - "Миры, что рядом" Свиридова - уже не "Аргус", но традиция сохраняется: только внутреннее оформление, выполненное за два года с перерывами. А если серьезно, то это книга, сменившая на посту "лучших" французский сборник. Особенно фронтиспис... "Полина/Траян-Р" 1996 (1994-96) - "Мир тени" Лебедев, Лидин - забавная девчушка на обложке, слегка напоминающая (не чертами лица, а скорей, выражением) одну из скрывшихся за свирепыми мужскими псевдонимами изготовительниц этой не менее забавной книжки. "Яуза/Лань" 1996 Серия иллюстраций к словарю "Мифология и фольклор народов северозападной Европы" Королева, публиковавшемуся в "Книжном Обозрении" за 1995-96 годы. Немало изящных вещичек, окончательно выражающих декоративность моего стиля. Если этот материал выйдет в виде книги, над которой удастся еще поработать, то предыдущим моим любимым работам придется потесниться на пьедестале. Ну, вот и все пока. Кое-что еще рисуется, например, "Дюна" для того же "Аргуса", продолжение старой задумки из "Бойцового Кота" - энциклопедия фантастического оружия, иллюстрации-дизайнерские разработки к нескольким статьям на ту же тему. Набирается материал для альбома по альтернативной истории авиации в нескольких параллельных мирах. И так, по мелочи - эскизы холодного оружия, ювелирных украшений, костюмов... К: Давай поговорим о том поколении фантастов, которые, в отличие от большинства представителей "четвертой волны", до сих пор числятся в "молодых" авторах, хотя они посещали те же самые семинары, бывали на тех же самых Малеевках, что и все более-менее раскрученные ныне писатели... В.М.: "Молодой автор" не есть функция от возраста, а есть функция от количества публикации. В этом плане, если у Васильева действительно были какие-то рассказы в периодике плюс одна книжка у Завгороднего, то Лукьяненко из "молодых" писателей вышел, потому что у него около четырех или пяти книг. Свиридов еще в этих "молодых" держится, потому что у него выходил только "Звирьмариллион" плюс один рассказ и одна критико-литературная работа опять же в периодике. К: Всеволод, но ты ведь тоже, судя по количеству публикаций, оказываешься в числе "молодых"... В.М.: Я не писатель, я художник-иллюстратор. Как художник-иллюстратор я существую: более семи книг, полностью проиллюстрированных, постоянная работа, обеспечение жизни. В какой-то мере, действительно, своеобразный вид литературной критики - а именно: критика посредством иллюстраций, - это и есть та область, в которой мне приходиться работать постоянно. Поэтому, молодой или не молодой, я все-таки художник-иллюстратор. Для того, чтобы быть писателем и называться так, необходимо все-таки несколько большее количество публикаций и законченных произведений. В конце концов, что такое литература? Это попытка пережить определенные состояния, попытка отработать определенные стереотипы в виртуальной, несуществующей реальности. Таким образом, и большая часть того, что пишется, а потом не публикуется, на самом деле служит той же самой цели: она отрабатывает некие проблемы, некие поставленные вопросы, существующие в данный момент времени, а потом отбрасывает. Пока что мне не удалось найти в своих литературных проектах еще ничего такого, что было бы невозможным для отбрасывания, что было бы пригодно для дальнейшего использования... К: Иначе говоря, твое авторское самолюбие распространяется только на твои иллюстративные работы? В.М.: Это то, что мне позволяет жить. Мягко говоря, если я вот сейчас не сделаю эти две картинки, которые стоят здесь в недоделанном виде, мне две недели будет просто нечего лопать. И еще. Это, скорее всего, действительно судьба. Я до сих пор не понимаю, как это я оказался в книжных графиках. Ну, конечно, если десять лет подряд упорно рисовать, даже не умея этого, раньше или позже куда-нибудь придешь. Так другие раньше или позже приходили к писательству. Сергей Лукьяненко, который примерно того же возраста, что и я, в то время, когда я был техником в вычислительном центре, а он - студентом-медиком, писал, писал и писал, а я рисовал, рисовал и рисовал. Вот и вся разница. Вообще, для того, чтобы стать писателем, необходимо стать профессиональным писателем, Хайнлайн здесь, похоже, прав. Ну, знаменитые правила Хайнлайна - доводить рукопись до конца и так далее... К: Поговорим о новом направлении в фантастике, которое ты, вкупе с Жуковым-Щербаком, провозгласил полтора года назад. Я имею в виду инфоромантизм. В.М.: Я придерживаюсь того воззрения, что чередование литературных направлений вызвано не только перенасыщением потребительского рынка, но и действительно ментальностью общества, которое требует того или иного литературного направления, требует то социального героя, являющегося продуктом общества и продуктом среды, героя, реакции которого обусловлены реакциями этого общества и этой среды, то, наоборот, романтического героя, который обусловлен практически лишь своими идеями, а не своей средой. Мира, который создан для того, чтобы отражать и поучать, и мира, который создан для того, чтобы остановиться и задуматься. Вот для меня различие поколений, эпох в понимании инфоромантизма. К: А Свиридова ты тоже причисляешь к инфоромантикам? В.М.: Свиридов так же обладает героем, миром и взаимоотношениями между ними, в большой степени не основанными на правилах реализма - критического, социалистического, антисоциалистического (а'ля Столяров) и прочего мастурбореализма. С этой точки зрения те же заявления Лукьяненко, который проповедует некую "фантастику Пути", для меня за рамки инфоромантизма не выходят, те же самые тексты Свиридова для меня за эти рамки не выходят. Это не декларируемое литературное направление, а описательное. Это термин, которым мы описываем то, что реально происходит. И можно использовать его как знамя для повышения собственной ценности в своих и чужих глазах сколько угодно. К: Как, по-твоему, соотносятся так называемая "твердая НФ" и "фэнтези", как они влияют друг на друга и что они вообще из себя представляют? В.М.: Я нахожусь в достаточно наглом и самоуверенном убеждении, что после всех процессов 20 века литература классического направления утратила свою роль, и единственная осмысленная литература, оперирующая необходимыми для развития человеческой цивилизации категориями, - это фантастика И весь 20 век - во всяком случае у англосаксов, у вероятностной цивилизации, - фантастика выполняла две основные задачи. Во-первых, она примеряла человечество с техногенным шоком. Направление, суть которого сформулировал Хьюго Гернсбека, "science fiction" переносила плоских, карикатурных, картонных тарзаноподобных героев в марсианские города из стекла и электролита, и обыватель начинал привыкать к тому, что это возможно, что в фильме может вылезти не только ковбой с пистолетом, но и марсианин с лучеметом, и что в этом нету в общем-то ничего страшного и немедленно тащить их на костер не стоит. Это один вариант. А второй вариант - фзнтези. Опять же у англосаксов это выверено и начинает работать с Говарда - вот это понятие варвара, хотя страх перед дикарем, перед потерей всех своих достижений в европейской цивилизации обусловлен более глубокими причинами. Так или иначе, но в начале этого века цивилизация получила огромный шоК: она получила подтверждение того, что ее основная сумма внутренней ментальности, обусловленная христианством и технологическим прогрессом, - не негармонична, не имеет возможности справиться с возникающими перед ней проблемами и что необходимо сменить свой основной императив. Отсюда - обращение в прошлое - к варварству, к язычеству. На самом деле то, что сейчас приходит, в какой-то мере и будет язычеством. Бывает два вида религий, два основных синхронизатора человечества с окружающим его миром: религии выбора и религии меры. Универсалистские христианские религии - это религии меры. Они выбирают одно, а все остальное отбрасывают, отбрасывают агрессивно и жестко, уничтожают. Язычество - это религии выбора. Ты можешь служить любому богу, если ты не отрицаешь возможность и необходимость всех остальных, равновесие мира. Технологическая цивилизация сейчас подошла к своему вероятностному окончательному развитию: она требует для себя религии выбора и поэтому она рвется из рамок религии меры, из рамок христианской ментальности, не утраченной нами ни в коем случае даже после шока буржуазных революций, даже после шока фашистских и коммунистических движений. Наше отношение друг к другу, к статусу человека в обществе, к статусу мужчины и женщины, к полярным энергетикам и так далее все еще христианское И на разрушение этого стереотипа, на привнесение полезных стереотипов, которые можно взять из прошлого, на отсеивание тех стереотипов. которые приводят вот к такому вот националистически-расовому самоограничению, и направлена фэнтези. Она обращается к средневековью, к варварству в попытках найти те стереотипы поведения, те стереотипы отношений, которые пригодны сейчас. И, соответственно, ролевые игры, настольные ролевые игры, "dark фэнтези" и "технологическая фэнтези" - все сводятся к тому, что человек изменяет свое сознание, пытается найти все те стереотипы, что определяют его поведение, их изменить в соответствии с тем техногенным шоком, который происходит сейчас. Вот задача фантастики, задача двух ее полярных направлений. До "новой волны", до конца 60-х годов, эта задача была разъединена и можно было говорить о разделении фэнтези и "science fiction". После "новой волны" началось взаимопроникновение и объединение задач. Если фэнтэзи пыталась разработать набор стереотипов, происходящих из прошлого и пригодных для применения в настоящем, а "SF" - примирить человека с необходимостью наступления будущего, то после "новой волны" весь литературный процесс, включая киберпанков, саму "новую волну", все эти 4-е, 5-е, 6-е "волны", идет к тому, чтобы выработать новый интерпретатор видовой морали, новый синхронизатор, новый класс ментальностей, объединяющих религию, культуру и науку, которые пригодны для того типа цивилизации, которая наступает сейчас. В какой-то мере об этом пишет Переслегин, но он не до такой степени останавливается на частностях, как это сейчас сделал я. К: Тебе не кажется, что некоторые из вариантов интерпретации, которые предлагает нам фантастика - и в первую очередь почему-то именно фэнтези - выглядят не слишком привлекательно? Да и у некоторых "твердых" фантастов - у раннего Вершинина, например... В.М.: Видишь ли, для кого-то то, что было до него, то, что создано всем человечеством, - неоспоримая ценность, которую он может лишь признавать, судить и интерпретировать, а для кого-то это - повод сделать свой шаг. Вершинин и Лукин - великолепные литераторы, их умению обращаться с русским языком можно завидовать до бесконечности, но они относятся к тому типу людей, которые могут лишь осудить мир за неправильность и признать его неправедным. Лукьяненко же ищет что-то впереди - ну, знаменитое у Жванецкого: "Видишь, папаша в банке огурцы греет? Сам закусь нашел. И ты, сынок, ищи". Направление литераторов меры, направление литераторов христианской ментальности класса Достоевского, класса великой русской литературы есть вынесение судебного приговора миру и констатация того, что он был сотворен неправильно и за неправедность свою ответит. Рыбаков отличается для меня от свят-ленинбуржской школы - так же, как отчасти Лазарчук и тот же Лукьяненко, ~ тем, что они пытаются посмотреть "а почему?", отличить накопление ошибки от того, что изначально было заложено. Можно замазать икону новым слоем и молиться ей потому, что икона есть воплощение бога, а можно счистить несколько слоев и найти пласт, написанный Андреем Рублевым. Это просто разные подходы. Есть те, для кого законы этики, законы взаимоотношения людей и окружающего мира непоколебимы, и есть те, кто пытается найти объяснение этим законам, не считая это ересью. К: В чем же, по-твоему, разница между теми людьми, которые, подобно Васильеву, не успели "войти в обойму", и теми, кто в обойму вошел: Лукьяненко, тот же Столяров с компанией? В.М.: Про Столярова и его компанию я уже сказал: они провозглашают единственно правильным занятием избиение дракона - конкретного, одного-единственного, того, которого на самом деле уже нет. Есть его кровь - верю; есть его шкура - верю; есть его зубы, дающие всходы. Но борьба с этим зверьком уже не имеет смысла. Я понимаю, это люди, которых до сорока с лишним лет не издавали. Я понимаю, это люди, перенесшие на свои личности чудовищное давление всех систем, - но, пардон, я тоже при этой системе жил, Свиридов старше меня, я старше Лукьяненко, а Воха Васильев, наверное, старше Свиридова - он наполовину седой. Коренное отличие в том, что известные мне персонажи не пользуются своими литературными способностями как поводом для мести, поводом для самоутверждения за счет разрушения того, что разрушало их. Вот, пожалуй, единственное отличие. Мы ищем новую закусь. Более-менее в шутливой форме. Кто-то действительно пропагандирует: сделаем красиво и развлекательно, а смысл придет сам, - кто-то объявляет, что это и есть смысл, но единственное основное отличие в том, что мы стараемся не унижаться до ненависти. Потому что ненавистью ничего не создашь, а сейчас надо собираться. Двадцатилетие, прошедшее с 68 по 88, с танков в Праге, со студенческих разборок в Париже и Штатах, с краха Вьетнамской войны и до войны в Персидском заливе, - то есть с того момента, когда весь мир понял, что продвижение разрушающей идеологии нельзя остановить военной силой, - и до того момента, когда мир убедил себя, что мелкий тоталитарный режимчик можно остановить военной силой, когда мир снова поверил в свои силы, - это двадцатилетие можно разбить на два периода. Первый период - с 68-69 по 71-74 - это когда всем казалось, что жизнь еще продолжается, можно жить так же, как и прежде, что производство информации все еще превышает ее деградацию. Но в 74-75 году ряд признаков как в производстве, так и в ментальности ясно дали понять, что наступило темное десятилетие. С 75 по 79 год степень неверия, деструктуризации, распада, неприятия настолько превосходила степень производства информации, идей и всего прочего, что те, кто создавался в это время, -это то самое "потерянное поколение", те самые неверящие, фарцовщики и тому подобные. Но потом, после спада на самый нижний уровень, началось естественное накопление фоновой энергетики, то есть родились те, кому уже нечего было отрицать. Они отрицали по привычке. Заметь: все фильмы начала 80-х годов - "dark future", ядерное будущее. Движение начала 80-х годов - панк, отрицание. У них была энергетика. У них уже возникли возможность и необходимость быть кем-то, но созданные в предыдущий момент, они уже не могли быть никем, кроме разрушителей. 86-87 год: перелом, 89-й год - с этих времен уже начинают производиться люди, создаваться варианты восприятия реальности, направленные на то, что жить можно. Уровень производства информации - так как мы рассматриваем информационную цивилизацию, я использую именно производство информации как критерий, - повысилось, и стали создаваться люди, ориентированные на этот поток. Потом эта скорость производства еще усилилась. Для нас 89-й год - это уже далекое прошлое, когда молодыми были те, кто сейчас морально разлагается в пьяных драках. Вот о чем здесь разговор. С одной стороны, сейчас смена генераций просто пошла сильнее. Поколение меняется не с 21 года, и не с 17, а уже с 13. Они приспособлены к этой цивилизации, к этому способу жизни на уровень сильнее, чем даже те самые "молодые", о которых мы говорим. Чего-то стоит ждать от тех, кто чуть-чуть постарше нас и подобен нам, - я говорю о Хаецкой, Семеновой. Семенова дала позитивный, а не отвратительный, не отталкивающий образ славянского варварства, славянской дохристианской цивилизации, чего до нее никому не удавалось сделать - именно потому, что все ее предшественники использовали литературу для реваншизма. Семенова подделывается под Конана. Правильно! Ее герой выполняет те же задачи, которые Конан выполнил для западной цивилизации. Соответственно, Хаецкая/Симонс подделывается под фэнтези "новой волны" конца 60-х годов. Правильно - она выполняет те же цели: синтез фэнтези и "science ficsion". * * * Интервью это было взято еще в 1996 году, поэтому кое-какие факты, приведенные в нем, успели уже устареть. Сергеи Лукьяненко стал одним из ведущих отечественных фантастов, у Владимира "Вохи" Васильева за 1996 год вышло две книги и одна - в 1997. В конце 1996 года вышла книга и у Алексея Свиридова - "Миры, что рядом". Вроде бы все хорошо. Неужели отечественная фантастика наконец-то добралась до очередного перелома?
© Интервью взято, записано и расшифровано Василием Владимирским, 1996 г
P. S. Но кое на какие наши вопросы Всеволод все же не успел ответить. Сначала мы хотели задать их дополнительно, а потом еще раз дополнить интервью. Но потом решили, что не стоит - поскольку о том, что такое "техноромантизм", Сева уже когда-то говорил, и достаточно внятно. Словом, см. ниже... P. P. S. Пока верстался этот номер, журнала, у Вохи успела выйти еще одна книга. Вторая книга вышла и у Алексея Свиридова. Время нас постоянно обгоняет...
ИНТЕРЕСНЫЕ СТАТЬИ
Мельников А. От героя «безгеройного» жанра к полноценному образу Малина Ф. Космос в искусстве и искусство в космосе Харитонов Е., Щербак-Жуков В. Марс
|
|
|
||