2. И МУДРОСТЬ, И ДОБРОТА

Чем бы ни пытались измерить и оценить жизнь человека в современном мире литературы, она, жизнь, лишь одной микрочастицы человеческого сообщества, все равно полностью неоценима. Неоценима хотя бы уже потому, что каждый человек неповторимо индивидуален и самобытен по мировосприятию и самовыражению, и, стало быть, оставляет после себя только ему присущий след мыслями, чувствами, делами.

Значимость этих слов тем более возрастает применительно к художнику, жизнь которого, ценность творчества непременно зависят от того, насколько щедро он отдавал себя делу и людям, насколько смело и масштабно мыслил, что именно волновало его как инженера и исследователя душ и судеб людских. Ведь человек - не только отражение, но и творец действительности. И слитность художника со временем, в круговороте которого он не сторонний наблюдатель, но прежде всего созидатель, и определяет смысл жизни и ту ответственность человека, что принято чаще всего обращать к будущему. А в творчестве настоящего писателя (в том числе и фантаста) отражается в эмоциональном и художественном преломлении наше беспокойное и прекрасное время, приобретающее либо признаки обыкновенной фотографии (хотя и она может быть художественным открытием), либо многие качества волнующей душу и сердце величественной панорамы будней и праздников века надежд и тревог, как можно назвать XX век.

Вячеслав Назаров и был человеком, неизмеримо счастливым в своем искреннем творчестве и сопричастности времени. В этом убеждает его жизнь, к несчастью, так безвременно оборвавшаяся в расцвете лет поэта и писателя, его книги, оставленные нам, его сегодняшним и будущим современникам.

"Моя биография коротка и обычна", - писал он в автобиографии при вступлении в Союз писателей. Скупые слова, по-будничному скромные. Читателю, знакомящемуся с фантастическими книгами В. Назарова, вряд ли придет на ум мысль о том, что в действительности же биография поэта и писателя вместила в себя события и факты, которые по сути дела дают ответ на многие, в том числе и острые вопросы о творчестве художника, человека не просто отражавшего увиденное и пережитое, а сопереживающего и встревоженного, пытающегося увидеть, осознать и запечатлеть в образах и драматичных подчас картинах и быстротекущее время, и то, что может встретиться на пути человечества там, за линией горизонта, глубоко и разносторонне раскрыть неоднозначность будущих алгоритмов человековедения! А это, согласитесь, совсем не просто, если учесть насыщенность нашего времени событийностью, разноголосицей убеждений, противоречивостью тенденций, да и совсем обыденной суетой...

Родился Вячеслав Назаров в 1935 году в Орле, видел и пережил вместе с родителями войну, оставившую в душе мальчика неизгладимый след суровых и страшных лет, но вместе с переживаниями - и выстраданное убеждение в неоднозначности человеческих деяний. Спустя тридцать лет Назаров напишет в своей автобиографии такие строки: "Я до сих пор просыпаюсь по ночам от лая овчарок, которых натравливали на меня как-то пьяные эсэсовцы. Иногда в сломанном дереве мне чудится виселица, которая стояла в центре села, а в стуке дождя - шальные пулеметные очереди, которыми ночами скучающие часовые прочесывали деревенские сады. Никогда-никогда не забудется мне немец, который тайком давал нам конфеты, и русский полицай, который стрелял в меня, когда я копал на брошенном поле прошлогодний гнилой картофель..." Не тут ли истоки столь пристального интереса будущего художника слова к диалектическому дуализму бытия, присущие почти всем его произведениям - и поэтическим, и прозаическим.

Потом, после войны, были школа, учеба в Московском университете - на факультете журналистики, распределение в Красноярск, ставший для Вячеслава Назарова родным городом, интересная работа на местной студии телевидения, первые поэтические книги, была жизнь, наполненная до предела событиями, встречами, поездками, исканиями и размышлениями о прошлом, сегодняшнем и завтрашнем.

Как все это характерно для многих людей его поколения, оказавшихся в ту пору в Сибири! И в то же время особенно четко определяет характер творческих интересов и открытость души Вячеслава Назарова. Как режиссер-кинодокументалист, он объездил весь сибирский край, был свидетелем и непосредственным участником величественных народных строек, в том числе и Красноярской ГЭС, познакомился и подружился с людьми самых разных и неожиданных профессий и судеб, впитал в себя увиденное и отразил в каждодневном своем творчестве (сценариях, лентах, публицистике и поэтических произведениях) летопись Родины. Пафос созидательной деятельности советского человека в Сибири и романтика неизведанного. Люди, увлеченные покорением природы, - все это сложилось воедино в творчестве Вячеслава Назарова в на редкость органичном сплаве: категории социально-бытовые, исторические, научно-технические, нравственно-психологические неизбежно приобретали философскую окраску и глубину, а эмоциональная реакция выразилась в поэтическом взгляде поэта на дела и замыслы сегодняшней сибирской действительности.

Традиции поэзии распадаются на три типологических разновидности. Одни выражаются в пристрастии поэта к лирическим, локальным темам. Другие - к публицистике. Третьи связаны с обращением к темам "вечным", раскрытие которых для каждого поэта строго индивидуально, если только речь идет о подлинной поэзии. Для Вячеслава Назарова все перечисленное, конечно, было характерным. Но было и то, что выделяло его в потоке поэтической продукции, столь бурно проявляющем себя в последнее время. Это прежде всего самобытный сплав научно-философского и лирико-гражданского восприятия и современности, и "вечных" тем. И форма, и содержание невольно тяготели к осмыслению мира в рамках вооруженного новым знанием миропонимания. Тем более, что наука всегда увлекала журналиста и поэта в самых разных и неожиданных ее проявлениях, так или иначе сказываясь на мировоззрении и, неизбежно, на творческих интересах.

В 1960 году вышел в свет сборник стихотворений В. Назарова "Сирень под солнцем", в 1964-м - сборник "Соната". И в первой книге, и во второй наряду с произведениями, характерными по духу и содержанию творческому самовыражению многих поэтов XX века, тем не менее уже присутствовали вещи и с философско-историческими обобщениями, стремлением поэтически осмыслить и показать не просто явление, а выразить зримо, сконцентрировано всечеловеческое видение мира в движении. И эта органическая потребность осуществляется не методом лирического сюсюкания, а методом привлечения в поэзию, в ее лексический и образный строй словарного запаса, соответствующего специфике современной интеллектуальной беллетристики. Философская емкость стиха подчеркивается даже выбором названий для двух следующих поэтических книг - "Формула радости" (1967) и "Световод" (1973). И в поэзию Вячеслава Назарова органично и вполне обоснованно вплетены художественные начала, отнюдь не традиционные для поэзии. В них уже звучат и постепенно набирают силу и масштабность, и мотивы, и темы, больше тяготеющие к духу фантастической литературы XX века, угадывается эволюция художника к жанру, подчиняющему эмоциональное и сугубо личное актуальной философии бытия.

Наиболее четко и многообразно эти тенденции отразились, в частности, в фантастической поэме В. Назарова "Атлантида". На первый взгляд, мифологическая тема, кстати сказать, довольно популярная в фантастической литературе, могла бы трансформироваться в историческое повествование, насыщенное отвлеченным размышлениями и образной символикой частных деталей собственного мифа. У В. Назарова же это поэтическое произведение, внешне повествующее о легендарной бесследно исчезнувшей стране, на деле преображается в остросовременное предупреждение, - ибо описанный поэтом мир - это мир Земли со скидкой на сдвиг во времени, Земли будущего, которая может погибнуть не только от необузданных сил термоядерного или лазерного оружия, но и от многих других смертельно опасных действий и тенденций в современном обществе, подтачивающих саму гуманистическую основу бытия - от непомерного увлечения техникой, вытесняющей человека, от духовного банкротства современного общества, все больше предпочитающего живому человеческому общению мир бестелесных призраков кино и телеэкрана, суррогаты поп-музыки, эйфорию наркотиков и животное сексоотправление... Они, по мнению поэта, не менее опасные силы, чем война! Но ведь это, по сути своей, - арсенал мотивов и идей, не говоря уже об образности современной фантастики, все активней призывающей человечество посмотреть на себя со стороны.

Поэтическое, художественно-публицистическое переосмысление легенды или мифа в данном случае находит наиболее выпуклые формы соединения прошлого и настоящего. Так или иначе, но эта поэма - своеобразный мостик, по которому поэт перешел из поэзии (но не расставшись с ней) в фантастическую прозу, в рамках которой обратился опять-таки не столько к традиционной научной или технической проблематике этого жанра, сколько к нравственным, этическим, психологическим и философским ракурсам вопросов, отражающих особенности влияния НТР на жизнь человека и общества.

Правда, первые фантастические произведения В. Назарова еще несли на себе печать некоторых приемов и атрибутов приключенческой литературы, да и самой фантастики - переход из поэзии в прозу, где слово используется уже не так емко, сказывался в том, что писатель не сразу нашел нужную для себя форму раскрытия, волновавших его замыслов. Но эта особенность характерна для многих начинающих фантастов, даже тех, кто до обращения к жанру имел определенный профессиональный стаж. У Назарова была и другая сложность - поэтическая мысль выражается в прозе иными текстовыми объемами, зачастую несущими в себе лишь незначительный второстепенный информационный груз. И преодоление инерции стереотипа - всегда процесс длительный, сугубо индивидуальный для каждого художника.

Но и здесь сталкиваешься с необычайно красочной и раскованной фантазией художника, передающего увиденное воображением удивительно правдиво и потому впечатляюще. И это в какой-то мере списывало просчеты в стереотипе сюжета или отдельных идей фантаста. Гуманистическое содержание повестей "Игра для смертных" и "Синий дым", их верная социально-критическая ориентация и система избранных художественных средств - свидетельствовали о больших потенциальных возможностях писателя, пришедшего в научную фантастику, как видно, вполне закономерно и замечательно наследующего реалистические литературные традиции фантастики А. Толстого, А. Беляева, И. Ефремова, а потому, как и его знаменитые старшие собратья по жанру, острее видящего грядущее. От повести к повести В. Назаров последовательно осваивает специфику нового для него литературного творчества, избегая повторов и трафаретности, находя всякий раз и оригинальную тему, и неординарное решение ее. И как в поэзии, основным мерилом человеческих поступков и научных поисков в фантастике В. Назарова выступает гармония нравственных оценок - основной критерий, характерный для творческого почерка поэта и писателя-фантаста.

Повесть "Нарушитель" знаменует новый этап поисков писателя в жанре научно-фантастической литературы. Именно здесь намечается уже четко отход от традиционных авантюрно-приключенческих сюжетных ходов, броских сцен, от использования зарубежного "материала". И основная проблема становится рельефней, значительней - фактически она и является главным двигателем сюжета, раскрытием характера главного героя, мотивов его действий. В повести "Нарушитель", посвященной в целом теме исследования космоса, писатель ставит перед собой и перед читателями сложную этическую и философскую проблему. В самом деле, как объективно оценить поступок главного героя произведения - космонавта-исследователя вновь открытых миров? Ведь, с одной стороны, он нарушает устав и фактически самовольно осуществляет эксперимент с кристаллопланетой, за которым следует оживление застывшего мира. С другой же - он как исследователь отправляющийся в дальний космос, казалось бы, не может руководствоваться в повседневном соприкосновении с Неизвестным земными предписаниями, которые, конечно же, не дают и никогда не дадут ответ на все случаи жизни, заранее предопределяя характер поведения в той или другой ситуации...

Подобная дилемма самым тесным образом сопряжена с понятиями "прогресс", "поиск", "открытие". Проблема выбора, определяющая человеческое существование в масштабах земных, там, в дальнем космосе, куда весомей, ибо опыт человечества в ряде случаев может стать малопригодным и, напротив, отступление от правил в угоду "зову сердца" может обернуться наиболее оптимальным и верным решением. И Вячеслав Назаров предлагает решать эту проблему современнику, сталкивая его опять-таки с той неоднозначностью явлений и поступков, которая во все времена и в любых обстоятельствах сопутствовала (и будет сопутствовать) человеку и не освободит личность от решения проблемы выбора даже ценою ошибок и проб!.. При желании даже эту повесть можно отнести к произведениям о гипотетическом контакте, поскольку здесь эта тема затронута пусть не в лоб, но опосредованно. Ведь повесть является одним из вариантов возможного в будущем конфликта. Теме контакта посвящена и другая повесть В. Назарова - "Восстание супров". Она несет больше признаков традиции в смысле формы и содержания. Но это в целом лишь внешние признаки произведения, в действительности поднимающего сложные нравственные проблемы о праве на контакт.

На планете Рубере, находящейся в отдаленной части Вселенной, земляне сталкиваются с удивительными существами - супрами, внешне напоминающими гигантских китов, идеально вооруженных природой не только в их родном мире, но и в столкновении с человеком. Земляне не воспринимают их разумными. Для пришельцев супры - лишь представители здешнего животного мира, разумеется, далеко не безобидные, но все-таки животные. И уже одна только эта точка зрения, как кажется землянам, дает им право на любые враждебные действия против планеты, дает право эксплуатации ее богатств, право на уничтожение животного мира... Примечательно, что эта повесть довольно своеобразно затронула проблему экологии, затронула тогда, когда в советской фантастике эта тема еще только начиналась... Четырнадцать лет спустя красноярский молодой фантаст А. Бушков в фантастической повести "И ловили там зверей" будет толковать эту тему уже запросто, отталкиваясь от опыта многих фантастов, внесших определенный вклад в разработку темы, но вернемся опять-таки к вопросу об относительном величии человека в качестве единственной и непогрешимой формы высокоразвитой материи... Для В. Назарова, повторяю, тема была новой и не столь уж и очевидной, если вспомнить, что речь идет о другой планете, и гипотетических существах супрах, о реалиях космической экспансии человечества... Столкновение землян с супрами оказывается, увы, не в пользу человека, потому что позиции пришедших на Руберу извне построены явно на эгоцентризме, на неспособности распространить право на разум в масштабах всего многообразия живого во Вселенной. Как и в известном романе польского писателя Станислава Лема "Солярис", в повести В. Назарова "Восстание супров" решается вопрос: а готов ли человек к встрече с далекими мирами, к пониманию их и контакту с ними, контакту подлинному и равноправному? И снова речь идет о неоднозначности точек зрения, предлагаемых писателем в вариантах истолкования разными героями. Писатель намеренно прибегает к методу варьирования толкований. И вопрос, решаемый героями повести (разумны ли супры?) трансформируется в вопрос об уровне разумности представителей земной цивилизации. Только отказом от искусственно суженного толкования разума человек способен понять величие и непреходящую ценность Разума в масштабах Вселенских - такова точка зрения писателя. Исследование темы осуществляется в произведениях В. Назарова в любопытной последовательности, характерной для эволюции советской фантастики 70-х годов. От столь длительных поисков в глубинах космоса фантастика возвращается на Землю, поскольку на нашей планете еще очень много нерешенных проблем, и Земля выступает уже моделью космического полигона, на котором испытываются по сути дела любые сногсшибательные идеи. Сосредоточил свои поиски на "земном полигоне" и В. Назаров. Однако остался верен и основной проблеме творчества и фантастике, и концепции мудрости и доброты как основополагающих условий проявления подлинного разума. Наиболее полно и многогранно предстает развитие темы в его новой повести "Зеленые двери Земли", признанной одним из ярких явлений в советской фантастике 70-х годов. В этой повести на обширном научном и фантастическом материале писатель попытался рассмотреть проблемы контакта не с инопланетным разумом, а с "дельфиньим народом", о проявлении разума которого ходят легенды как в научном мире, так тем более в массовом обиходном мышлении.

Тема контакта человека с дельфинами, выступающими в качестве "разумных животных", в научной фантастике была популярна и ранее. Достаточно вспомнить известный роман французского писателя "Разумное животное", страстное антифашистское произведение, традиционную для научной фантастики повесть англичанина Артура Кларка "Остров дельфинов", большое число рассказов советских писателей, проиллюстрировавших эту тему в самых разнообразных вариантах с начала 60-х годов. Вероятно, выбор В. Назарова этой темы был продиктован отчасти и сложившейся традицией. Но основное содержание повести "Зеленые двери Земли" оказалось значительно шире рассказа о гипотетической дельфиньей цивилизации. Дело в том, что художественное исследование проблемы контакта осуществляется одновременно как бы на трех уровнях, впрочем, взаимосвязанных в произведении.

Первый уровень - это противопоставленные друг другу не как антагонисты, а как ищущие взаимопонимания и сближения равноправные цивилизации - человеческая и дельфинья. Дельфины, по логике фантастических допущений автора, являются более древними представителями разума на нашей планете, имеющими колоссальные запасы знаний о прошлом Земли. Их общественное устройство сложно, мало чем напоминает человеческое общество. И в попытках ученых установить контакт и сотрудничество с дельфиньей цивилизацией сами дельфины усматривают в целом правомерный и важный шаг, но их останавливает как раз несовершенство нашего мира, его противоречивость, раздвоенность даже с точки зрения наших, людских представлений.

Второй уровень произведения связан с борьбой двух начал в человеческой психологии - практицизма и романтики. Носителями этих двух противоборствующих начал в повести выступают профессор Карагодский и профессор Панфилов, оба ученые, которым не откажешь в пытливости, логике рассуждений и т. п. Однако первый, привыкший смотреть на природу как на объект подчинения человеку и его нуждам, явно не способен поверить в разум дельфина уже в силу инерции научного мировоззрения. И даже соглашаясь с отдельными положениями оппонентов и допуская наличие такового, рассматривает проблему контакта до примитивности упрощенно - как возможность приспособить дельфина для нужд человеческого общества в сфере освоения океанских богатств и т. п. Антипод Карагодского - профессор Панфилов понимает мир шире и глубже, в соответствии с новыми знаниями о природе и взаимосвязи всего живого в ней, по-иному рассматривает и контакт двух разумов одной планеты - как союз равноправных, идущих навстречу друг другу не по принуждению или снисхождению, а в результате двусторонней осмысленности необходимости такого союза. По воле замысла писателя-фантаста такой контакт в повести "Зеленые двери Земли" не был доведен до логического завершения - и тому есть причина, обусловленная основным конфликтом замысла: противоречивость человека, общества людей, противоречивость желаний и поступков человека. Но через всю повесть до самого финиша ее проходит и третий план, фактически оставляющий надежду на то, что такой контакт будет осуществлен - это дружба мальчика и дельфиненка. Они оба - дети своих народов. А дети нужны друг другу, и в этом залог неизбежного единства двух цивилизаций, разделенных только средой обитания, но объединенных единством целей гуманистического созидания на планете.

Совершенно неожиданным для творчества В. Назарова был поворот к сатирической фантастике. Повесть "Силайское яблоко", написанная незадолго до внезапной кончины поэта и фантаста, думается, знаменовала новый период внутренней эволюции художника. Это произведение настолько разительно отличалось от написанных ранее повестей, что приходится только удивляться тому, сколько потенциальных возможностей таилось в личности Вячеслава Назарова. Облаченный в форму космического детектива, замысел "Силайского яблока" раскрылся буквально взрывом сатирической остроты, лукавства, сочности образов, выдумки. Повесть одновременно подвергала критике многие негативные стороны современного общества - тут и развенчание любых форм "мнимого величия" и непогрешимости "единовластия", и сатирический разрез политического интриганства, и пародирование вещизма, разъедающего определенные слои современного общества... Фантастика получила новое звучание и новую функцию, сменив на время традиционные упования на силу человеческого разума. Чем обернулись бы для В. Назарова поиски в этом направлении - выходом ли на принципиально новые орбиты осмысления мира, продолжением ли работы в жанре социальной сатиры - сейчас остается только гадать...

Думается, однако, что главное в творческом вкладе В. Назарова в советскую фантастику остается верность писателя идеалам Мудрости и Доброты бессмертного человеческого Разума.

* * *

Линии творческих интересов С. Павлова и В. Назарова в фантастике в известной степени очень близки. И того и другого волнуют темы актуальные и отнюдь не отвлеченные на общем фоне современной научно-фантастической литературы. И как это все-таки знаменательно, что оба писателя (пришедшие в фантастику разными путями и с неоднородным багажом жизненных и других впечатлений) последовательны в своей верности гуманистическим традициям советской литературы, отстаивающей доброе начало в мире, сталкивающемся с немалыми трудностями социального и технического характера. Оба продемонстрировали своим творчеством и наиболее характерное для отечественной фантастики осмысление усложняющейся буквально на глазах современника проблематики современной действительности, оценивающейся уже в масштабах макро- и микрокосмоса - с позиций перспектив развития знания и возможностей общества, а также с позиции нравственного мира человека, пытающегося сохранить в себе человечное!

Конечно же, тематическое разнообразие современной фантастики в творчестве сибирских писателей не ограничивается отмеченными выше примерами. Обращаются фантасты и к проблемам социальным, и к проблемам научным, к будущему и к прошлому нашей планеты. Упомянутый в первой главе книги иркутянин Дмитрий Сергеев, например, в 70-х годах выступил как автор многих повестей и рассказов, где те или иные проблемы получали раскрытие и оригинальную трансформацию опять-таки в русле современных поисков НФ. Еще в 1973 году вышла в свет его большая повесть "Завещание каменного века", посвященная социальным темам общества будущего, а в действительности обращение к современным проблемам. Через десять лет Д. Сергеев переработал эту повесть в новую, вышедшую под заглавием "Прерванная игра". Нельзя сказать, что переработка полностью пошла на пользу этому произведению - включение в ткань прежнего повествования новых повестей (с самостоятельным законченным сюжетом и идейной "замкнутостью"), отчасти как будто бы связанных между собой, но все-таки являющихся самостоятельными вещами, еще больше привело к ощущению отрывочности письма, к растянутости и тяжеловесности произведения, в котором основная концепция довольно размыта. И все же повесть несомненно заслуживает внимания, поскольку в ней с известной долей таланта и такта, остро и емко представлены варианты тех или иных возможных социальных опасностей, которыми чревато будущее, подверженное тем или другим крайним увлечениям.

Многоплановое произведение и по композиции оригинально. В прологе повести главный герой ее (геолог Олесов) погибает под натиском обрушившейся на него внезапно снежной лавины в горах... Странным образом герой оказывается на планете "всеобщего благоденствия" Земтере, где погоня за жизненными благами, доведенная до крайности стандартизация привели к тому, что люди разнятся друг от друга только по рисункам на одежде! Раскованная фантазия писателя вводит в портрет стандартизированного мира еще один завершающий штрих, еще одну деталь, явно сатирического характера - представители земтерской цивилизации ведут свою родословную от... баранов, путем специальных генетических мутаций "дотянутых" до человекоподобной формы.

А далее Олесов попадает и в другие миры, каждый из которых (иногда знакомство с моделью осуществлено и без присутствия героя основного замысла) поражен тем или иным недугом футурологического свойства. Тут и отданный во власть "Машины" астероид "Карст" - своего рода полигон для антигуманных экспериментов электронного диктатора, и превращенная в гигантскую автомобильную свалку планета Пирана, и мир, в котором могут взять власть искусственные существа - двойники человека... Но есть и другой мир - мир счастливой планеты Алиен, где люди, достигнув вершин благополучия, тем не менее не увлеклись крайностями и не утратили интереса к жизни. Они углубляются в беспредельность знаний, они помогают другим цивилизациям. Повесть Дмитрия Сергеева интересна и необычна многими моментами. Первое, на что хотелось бы обратить внимание, так это на плодотворное совмещение в рамках одного произведения нескольких разнородных начал современной фантастики. Смещение жанровых и стилевых акцентов в последнее десятилетие, интенсивное взаимопроникновение элементов одних направлений в другие привело к тому, что ныне редко встретишь произведение, характеризующее какое-либо из направлений, так сказать, в чистом виде.

Научная фантастика организуется и с социальной, и с психологической, и с приключенческой... Удачным примером такого синтеза является и повесть Д. Сергеева, новаторское произведение, совмещающее позитивную и негативную стороны будущего не ради традиционной вариации на тему "что такое хорошо, и что такое плохо", но во имя торжества светлого будущего человечества, выбирающего наиболее верные пути к нему. Действенность этой повести заключена именно в синтетическом рассмотрении нескольких вероятностных ракурсов гипотетического будущего в объективной оценке инвариантности прогностических тенденций буржуазного и социалистического устройства. И для достижения цели автор использовал и сатиру, и психологический анализ, и высокохудожественную фантастику, насыщенную яркими и неожиданными научно-фантастическими находками, смелыми и нестереотипными ситуациями, сюжетными хитросплетениями.

Другой сибирский фантаст - Михаил Михеев - в основном посвятил свое творчество теме "люди и роботы", теме очень обширной, которая также не может рассматриваться чем-то отвлеченным от современных насущных проблем, да и обращение к роботам у М. Михеева чаще всего - лишь повод для постановки проблем, в общем-то далеких от кибернетических. В рассказах писателя, собранных в его книгах "Которая ждет" и "Далекая от Солнца", в своеобразной, иронично-лирической, а иногда и условно-трагической манере, встают людские конфликты и проблемы - проблемы экологического равновесия на нашей прекрасной планете, проблемы человеческого в человеке, проблемы ответственности ученого за судьбы открытий и изобретений, равно как и за судьбы самого мира...

Разнообразие современной фантастики заметно и в творчестве уже известных мастеров, и в творчестве молодых писателей или не столь широко читаемых литераторов. Но почти везде главным остается пристальное внимание к человеку и его нравственному миру. Идет ли речь о "Живой воде", как в одноименном рассказе абаканца Григория Тарнаруцкого (кстати, интересного и самобытного фантаста, ушедшего из жизни совсем недавно и успевшего опубликовать не так много, но зато впечатляюще интересного), рассказывается ли о лавине благ, обрушенных на героя странными пришельцами из повести А. Бушкова "Варяги без приглашения", или как в рассказе иркутянина Б. Лапина "Конгресс" выступают черти, домовые и прочие порождения потустороннего мира - везде идет экзамен человека на верность идеалам Гуманизма, нравственного совершенства и доброты.

Дороги земные и звездные, образно расчерчивающие идейно-тематический диапазон современной сибирской фантастики, возвращаются, в общем-то, к человеку. И столь подробный рассказ о творчестве двух сибирских фантастов - Сергея Павлова и Вячеслава Назарова - приведен лишь для наиболее наглядной иллюстрации того, что любая фантастика (научная ли, сказочная, лирическая или психологическая...), если она руководствуется благородными воспитательными целями, неизбежно приходит к самому главному в этой и завтрашней жизни, к самому противоречивому, но все же неисчерпываемому и прекрасному объекту - Человеку, сложностям его отношений с себе подобными и мирам.