КОСМОС ЛИЧНОСТИ

В юности моим любимым писателем-фантастом был А. Беляев. С тех пор, как мне кажется, язык фантастических произведений изменился, и не всегда в лучшую сторону. Недавно прочитал сборник "Белый камень Эрдени", изданный в Ленинграде. Многого просто не понял - узконаучна, порой малодоступная проблематика, перегруженность текста специальными терминами. Нельзя ли писать попроще? И еще вопрос: не страдает ли такая сложная для восприятия фантастика "отстраненностью" от читателя? Хотелось бы послушать критика: в каком контексте литературы лежит этот сборник?

А. ЧЕРЕМИСИН.
пенсионер

ЧЕЛОВЕК получил возможность записать себя на пластинку. Нет, речь идет не о записи голоса. В ней давно уже нет ничего фантастического. А мы собираемся говорить как раз о научной фантастике.

"Сквозь коллоид полыхнул когерентный луч - выстрелил сквозь биоплазму, охватив меня... Тотчас же автоматически включилась записывающая аппаратура... Крутился медный диск, и алмазный резец старательно выстругивал на нем замысловатую строчку моего "Я", - читаем в романе Г. Бальдыша "Я убил смерть", вошедшем в сборник ленинградских фантастов "Белый камень Эрдени" (Ленинград). Великую, вечную проблему - проблему человеческого бессмертия - поставил перед собой и решил герой этого произведения ученый Вадим Алексеев. Может быть, кому-то покажется, что читатель А. Черемисин прав, что приведенный небольшой отрывок несколько перенасыщен научной терминологией: коллоид... когерентный луч... биоплазма... Но едва ли возможно, вводя читателя в мир научных (пусть и научно-фантастических) идей, совсем обойтись без этой терминологии. Важно другое: при всей своей фантастичности роман Г. Бальдыша - именно роман: с драматическим сюжетом, с борьбой идей, динамическими взаимоотношениями действующих лиц, с подробно выписанным весьма современным циником и паразитом при науке Лео Левченко, противоборствующим герою. С любовью, смертью и... воскрешением из мертвых!

Загадка человека, структура его личности, не говоря уж о бессмертии, проблемы и загадки, связанные с живой и мыслящей материей, оказываются посложнее, чем загадки глубокого космоса. И. думается, не случайно в книге "Белый камень Эрдени", недавно выпущенной Лениздатом, вольно или невольно проявилась любопытная тенденция: сборник этот по своей тематической направленности можно назвать "биологическим". Что это: результат "направленного отбора", произведенного составителем Евгением Брандисом, известным знатоком и теоретиком научно-фантастического жанра? Нет, скорее отражение определенных закономерностей развития фантастики в целом.

О романе Г. Бальдыша "Я убил смерть" мы уже говорили. Рядом с ним можно было бы поставить повесть "Старуха с лорнетом" Олега Тарутина. Она относится к образцу современной "фэнтэзи" - сказки, которая в своих фантастических допущениях не требует никаких логических научных обоснований. Примеров тому множество, в том числе и ставших классикой жанра. Достаточно назвать "Звездные дневники Ийона Тихого" Станислава Лема или "Заповедник гоблинов" Клиффорда Саймака. Старуха угощает молодого инженера самодельной конфетой... А потом начинаются чудеса! Может быть, следовало бы назвать волшебное снадобье биостимулятором? Неважен повод, важна суть: повесть получилась веселой, умной, озорной и - самое главное - очень доброй. Не говоря уж о том, что известный поэт О. Тарутин, давно разрабатывающий фантастические мотивы в своих стихах и поэмах, впервые выступает в роли прозаика. И эта роль ему вполне удалась.

О. Тарутин - не единственный автор сборника, выступающий в новом для себя качестве. И это, думается, закономерность: фантастика с ее специфическими возможностями притягивает людей из различных литературных цехов. Геннадий Николаев, чья повесть "Белый камень Эрдени" дала название сборнику, был доселе известен как крепкий прозаик-реалист. Его повесть, пожалуй, можно назвать повестью-притчей. Мотивы бурятского сказания, легенды - подлинной или тонко стилизованной - автор использует, как развернутую метафору, позволяющую ему переносить своих героев в разные временные пласты. Но автору важны не столько фантастические ситуации, сколько морально-этические проблемы, варианты решений.

И, наконец, четвертая крупная вещь в сборнике - это повесть Аркадия и Бориса Стругацких "Жук в муравейнике". Мне всегда было любопытно следить за творчеством этих писателей, которые сейчас, без преувеличения можно сказать, входят в "первую сборную команду" фантастов нашей планеты. В их произведениях - возьмем, к примеру, "Далекую Радугу" или "Хищные вещи века", "Трудно быть богом" или "Малыша", "Обитаемый остров" или "Пикник на обочине" - всегда есть не только напряженный сюжет, глубокий смысл, неожиданная коллизия, но, я бы сказал, еще и Образ произведения, образ обобщающий, крупный, вырастающий до философского символа. Очень важно, что почти всегда писатели Стругацкие, ставя своих героев перед поступком, перед нравственным выбором (это само по себе является вечной задачей литературы!), стараются своим фантастическим приемом содрать с нас защитную кору равнодушия, самоуспокоенности и самовлюбленности, выступая против наивного, удобного, а иногда и узколобого антропоцентризма. Чем оно - это самодовольное ощущение себя центром Вселенной - лучше средневекового геоцентризма, когда вся конструкция мира превращалась в ярмарочную карусель, вращающуюся вокруг заштатной планетки, затерянной со своими обитателями и своим солнцем на окраине одной из многочисленных галактик?!

"На нас идет автомат Странников".

Помню, как я вздрогнул от какого-то странного, холодноватого.. пожалуй, не страха, нет - предчувствия, когда прочел эту фразу в новой повести братьев Стругацких.

А ведь автомат Странников - представителей загадочной высшей цивилизации, кочевников Космоса - это был не неведомый межзвездный корабль, не сверхмощное взрывное устройство - нет: это могли быть мы с вами! Мы с вами - только с иной, перестроенной моделью поведения...

Сборник ленинградских фантастов весьма разнообразен по представленным в нем жанрам: роман и повесть, повесть-сказка и повесть-притча, острый памфлет С. Снегова и изящная шутка В. Шефнера, лирические рассказы Н. Никитайской и Г. Панизовской и рассказ-гротеск Б. Никольского. И это тоже весьма знаменательно: фантастика расширяет спектр своих возможностей в исследовании мира. Думаю, что ответил на вопрос А. Черемисина о роли фантастики в литературном процессе.

Пожалуй, сейчас не так уж важно для истории фантастической литературы, кто из великих фантастов современности первым произнес фразу: "В Космосе нас ждет Неизведанное" - Станислав Лем или Рэй Брэдбери, Айзек Азимов или Иван Ефремов. Каждый из них всей мощью своего воображения поработал над тем, чтобы представить обыденному человечеству каким оно может быть - это самое Неизведанное. Их мечты, их мысли, их безграничная фантазия - самые удивительные источники энергии! - уносили нас в бесконечные просторы космоса, ставили лицом к лицу с моделями всевозможных миров и возможных катастроф на путях прогресса, мы всматривались в лик неведомого - и иногда радовались, иногда отшатывались в ужасе...

Со времен А. Беляева расширился и значительно усложнился круг самих научных проблем, стоящих перед человеком. Вникая в жизнь, фантастика, как и вся литература, естественно, не может не рассматривать эти проблемы.

Сфера действия основных произведений, вошедших в сборник "Белый камень Эрдени", - тоже космос, но не глубокий космос холодных межзвездных пространств, а глубокий космос человеческой души, бескрайний космос человеческих взаимоотношений, загадочный космос человеческой природы. Тот самый космос, который является вечным предметом исследования и для всей литературы в целом.