ЛЮДИ ЭТО ТАКИЕ СУЩЕСТВА... ИЛИ АНАТОМИЯ ВЛАСТИ

Самым неожиданным было то, что прогнозы о полном вымирании человечества к 2100 (3000? 4000?) году н. э. ни на грош не оправдались. Самым закономерным было то же самое.

А. Громов. "Властелин пустоты".

Все наши герои или уже прикончили себя, или занимаются этим сейчас.

Г. Миллер. "Тропик Рака".

=1=

Вопреки мрачным прогнозам старая добрая НАУЧНАЯ фантастика таки-да выжила в нашей литературе. Творчество московского фантаста Александра Громова подтверждает, что эта область фантастической литературы отнюдь не изжила себя, НФ еще способна благополучно генерировать новые сюжеты и проблемно-тематические линии. На мой взгляд, научная фантастика по широте и уровню охватываемых проблем и свободы взглядов и тематики значительно продуктивнее модного ныне жанра фэнтези.

Любопытная вещь: А. Громов при первом рассмотрении автор в общем-то глубоко традиционный, воспитанный на вполне угадываемых традициях от русской философской прозы до советской НФ, от фантастики А. и Б. Стругацких до фантастики англичанина Г. Уэллса и американца Р. Хайнлайна. Одним словом, наш герой пишет очень даже привычную в русской литературе социальную НФ. К концу ХХ в. Александр Громов стал наиболее очевидным претендентом на пустующий трон братьев Стругацких. Следуя традициям классиков, он по капле выдавливал из своих повестей следы Стругацких, формируя свой стиль, но главное - свое видение Власти.

Но весь парадокс как раз и заключается в том, что внешняя - кажущаяся - традиционность, "неновизна" этого писателя практически не вписывается в СЕГОДНЯШНИЕ представления о традициях в фантастике, так сказать в современный канон, и уже тем самым претендует на оригинальность своей прозы. Факт остается фактом: в современной российской фантастике "новой волны" А. Громов занимает положение эдакого признанного аутсайдерства: он не пишет боевиков (хотя проза его динамична, не лишена острых сюжетов), не любит фэнтези. Его уважают как писателя, одобрительно цокают языком, но не спешат критики писать о его творчестве в журналы (а творчество А. Громова, право же, заслуживает самого серьезного анализа).

Однако, прежде чем перейти к разговору о творчестве самого А. Громова, поговорим немного о некоторых моментах современной российской фантастики в целом. Последние несколько лет наша фантастическая литература представляет собой довольно любопытную картину.

В свое время известный советский фантаст Кир Булычев, отвечая на вопросы читателей журнала "Уральский следопыт", сказал: "Фантастика, по моему убеждению, более точно, чем реалистическая литература, отражает состояние общества." Меткое и справедливое замечание. Можно даже добавить, что фантастика отражает не только состояние общества (здесь ведь могут подразумеваться и внешние - социальные факторы), но и его НАСТРОЕНИЕ. В справедливости этой мысли легко убедиться, внимательно проследив эволюцию образов, тем и проблематики фантастических произведений различных периодов существования жанра. Смена направлений в фантастике отражает смену взглядов в обществе. Когда-то, в 80-х гг. XIX века, критик М. М. Антокольский, отвечая на нападки "сердитых критиков" на фантастическую повесть И. С. Тургенева "Песнь торжествующей любви", писал: "Большое спасибо Тургеневу: он первый показал, что нам теперь лучше всего забыться, спать, бредить в фантастическом сне". Собственно говоря, цитату эту мы привели не случайно. Мы еще вспомним о ней.

Внимательно отследив историческую тропку российской фантастики, легко заметить одну закономерность: все в этом мире повторяется. Литература не исключение. В периоды социальных катаклизмов, радикальных перемен в обществе едва ли не главенствующей линией литературы становилась утопия (чаще, правда, антиутопия). Поток произведений на тему "Идеальное государство" в 18 веке, всплеск антиутопий, порожденных кровавым 1905-м годом (вспомним несколько имен: "Скотский бунт" историка Н. Костомарова (кстати, повесть эта предвосхитила знаменитый "Скотный двор" Оруэлла), "Смерть планеты" В. Крыжановской-Рочестер, "Анархисты будущего" И. Морского, "Вечер в 2217 году" Н. Федорова и др.), неожиданно бурный взлет утопии после 1917-го года и не меньший поток антиутопической литературы, когда одни вдохновлялись романтикой революционных преобразований и видели светлое будущие России и всего мира, другие понимали, к чему это может привести на самом деле и пытались предупредить. Перестройка подарила народу гласность, а вместе с нею понимание простой истины, что революции не есть панацея от всех болезней, и поэтому на новые революционные преобразования конца 80-х - начала 90-х литература откликнулась очередной обоймой антиутопические произведений ("Невозвращенец" А. Кабакова, "Москва 2042 г." В. Войновича, "Лаз" В. Маканина и др.).

Судьба России - тема беспокойная, даже болезненная. И во все века являлась главной в нашей литературе. Велико стремление нашего народа заглянуть в будущее, распознать там признаки "Царствия Божьего". Однако подобные загляды ни к чему, кроме как к пессимистической убежденности, что будущее России весьма сомнительно, или в лучшем случае - очень невразумительно и, главное, НЕПРЕДСКАЗУЕМО, не приводили. Рано или поздно человечество отказывается от утопий.

"Утопический роман потому не нужен, что снимает двойственность, отказываясь от настоящего в пользу будущего, он тем и опасен, что прямо вторгается в запретную зону, рисуя конкретный облик грядущего" (Л. Геллер. "Вселенная за пределами догмы". Лондон,1980).

Но не все так просто, как кажется. Мы начинаем бояться "предугаданного" будущего (тем более, что антиутописты в большинстве своем оказались на редкость - к сожалению - прозорливы).

Невразумительность, неясность, непредугадываемость социальных процессов, имевших когда-либо место в нашем государстве, рождало в писателе (в данном случае будем подразумевать фантастов) стремление иного порядка - стремление искать желаемое "Царствие Божие" (а у каждого оно свое) в мирах альтернативных, в мире таинственного, сакрального. Писатель стремится уйти от пугающей объективной реальности, реальных проблем реального мира. Русские романтики XIX века, пришедшие на смену "засоциаленным" просветителям XYIII века, разделили искусство и действительность "как совершенно различные сферы" (Т. А. Чернышева), резко противопоставив их. "Романтики любили описывать превращения, разрушающие вещи и обнажающие жизнь" (Н. Берковский). Романтики напрочь отвергли основной принцип эстетики Аристотеля - принцип подражания природе. "Раз действительность противоположна искусству, то следует ли ей подражать? Ее нужно пересоздать, улучшить и только в таком виде допустить в искусство!" (Т. А. Чернышева). Именно пересоздание действительности лежит в основе романтического искусства.

Этот же принцип лежит в основе российских фантастов, пришедших в литературу в конце 80-х - начале 90-х годов нашего столетия: С. Лукьяненко, Г. Л. Олди, Н. Перумов и целый ряд "неосознанных" приверженцев романтического взгляда на жизнь - авторов фэнтези.

Абсолютно прав московский литератор А. Щербак-Жуков, определив новое поколение российских фантастов (поколение 25-30-летних) поколением инфоромантиков, т. е. романтиков эпохи информации. Наша фантастика вернулась к пониманию мира и задач искусства XIX века: искусство лучше действительности, преобразование, а не подражание, вымысел, а не реальность, человек, а не социум. Даже герои новых произведений - это глубоко романтические типажи, как правило это герои-одиночки, противостоящие всему остальному миру, Человек-С-Оружием, воплощающий неистребимую мечту о возможности в этом страшном мире Добра, противостоящем персонифицированному Злу. Культ фэнтези (по крайней мере в нашем обществе) - это нормальная защитная реакция на неподдающееся пониманию общество, стремление оградиться стеной от социальных проблем, защититься от Страха. Очень сладок и пленителен тот, другой мир, он затягивает, ты начинаешь верить в то, что и ты сможешь превратиться из простого, забитого дрянной жизнью в "совке" "костолома" Сергея в космического Лорда с планеты Земля (Сергей Лукьяненко "Лорд с планеты Земля"), авторы ассоциируют себя со своими героями. Явление сублимации, перевоплощения очевиден в российской фантастике 90-х как ясный день.

Внедрение на нашу литературную почву фэнтези, на мой взгляд, имеет под собой глубоко социальную и психологическую почву. "Расшторивание" Железного Занавеса, повлекшее за собой прорыв западной фантастики, сыграло роль катализатора давно зреющего процесса. Слова Антокольского, приведенные выше, смело можно переадресовать каждому третьему автору 90-х: "Большое спасибо Перумову...", "Большое спасибо Олди...", "Большое спасибо Лукьяненко...". Уж очень похожи настроения авторов XIX и фантастов ХХ в.в.: "...нам теперь лучше всего забыться, спать, бредить в фантастическом сне."

По-моему, сегодня в нашей фантастике вызрело два основных взгляда на мир: отрешенный идеалистическо-романтический (это, главным образом армия авторов фэнтези) и материалистический пессимизм (Э. Геворкян, А. Столяров, Л. Вершинин, А. Громов и ряд других авторов). Две главенствующих тематических линии: построение альтернативных - почти пасторальных - миров-утопий, обращенных в мифологическое прошлое (фэнтези) и прогрессирующая тема "Мир Земли после катастрофы", восходящая к традициям антиутопии ("Времена негодяев" Э. Геворкяна, "Мягкая посадка" А. Громова). Тема выживаемости человечества сегодня вновь стала актуальной. 90-е годы нас мало радуют. Развал страны, две "провальных", но от этого не менее ужасных, кровавых, революции, межнациональные конфликты, экономическая неразбериха, разгул бандитизма и мафии... Выживем ли? Куда мы идем? И что с нами будет?

На эти вопросы пытается найти ответы писатель Александр Громов.

=2=

Однако пришло время представить читателям и самого героя нашего очерка. Александр Громов родился в 1959 году в Москве, где живет и поныне. Собственно биография писателя пока не изобилует какими-то особенными событиями. Получил хорошее техническое образование в МЭИ - "классическое" образование научных фантастов 50-70-х г.г. (Если не в курсе: 90% фантастов, творивших в означенный период - "технари" по специальности, что несомненно отражалось и на самой фантастике). Работает инженером-радиотехником, время от времени подрабатывая на стройках (мизерная зарплата рядового инженера давно стала притчей во языцах, благодатной темой для писателей и рок-исполнителей: "Я инженер на 120 рублей, И больше я не получу..."). Что еще? Давно и, похоже, основательно женат, растит красавицу-дочь. А в свободное от литературного труда и вынужденных приработков время - заядлый байдарочник, каждое лето с семьей и друзьями он отправляется в многодневные походы по рекам Русского Севера.

Как ни странно, фантастику Александр начал читать весьма поздно - уже в студенческие годы. По его собственному признанию, он вообще только тогда открыл для себя мир книг (в школьные годы художественная литература практически не входила в список его главных интересов), и очень быстро наверстал упущенное (Александр - один из самых разносторонне эрудированных в современной российской фантастике авторов). Но больше всего его "захватили" книги братьев Стругацких. Неудивительно, что читатель Громов очень скоро стал писателем Громова, которого мы теперь имеем удовольствие читать.

Пишет давно (с начала 80-х), но первая публикация увидела свет лишь в 1991 г., когда "молодому" писателю перевалило уже за тридцать. Что ж, Роберт Хайнлайн, например, в тридцать лет только начал писать. Зато потом...

Первой, замеченной читателями и критикой публикацией стал роман "Наработка на отказ", в сокращенном варианте опубликованный в 1994 г. журналом "Уральский следопыт". Уже тогда с именем еще незнакомого мне автора я связывал большие надежды на сохранение лучших традиций классической социальной фантастики, отступавшей под напором нарождающейся фэнтези-культуры. И, к счастью, не ошибся. В творчестве Александра Громова переплелись действительно лучшие традиции советской НФ и современный подход к литературному материалу. И с каждым новым произведением этого автора явственно наблюдается прогресс писательского таланта, отход от неизбежного в начале творческого пути влияния наработок писателей старшего поколения (тех же братьев Стругацких, из "шинели" которых выпестовался целый поток талантливых авторов) и обретение самоценностности, формирование индивидуальной стилистики и мировоззренческой платформы.

В 1995 г. в нижегородском издательстве "Параллель" увидела свет первая книга автора - сборник "Мягкая посадка", куда вошло все лучшее, написанное писателем к тому времени. Книга эта по справедливости стала одним из самых значительных, ярких дебютов в российской научной фантастике за последние пять лет. В 1996 г. она была удостоена престижной литературной Премии им. А. Р. Беляева, а год спустя заглавный роман сборника обретает еще одну авторитетную награду - премию "ИНТЕРПРЕССКОН".

Романы и повести Александра Громова, по большому счету, это экстраполяция нежелательных, рискованных, но вполне вероятных путей эволюции человечества. Писатель словно бы экзаменует нашу цивилизацию на моральную состоятельность. Порой может показаться, что он чересчур суров по отношению к нам - людям. При поверхностном прочтении его произведений вырисовывается угнетающая своей беспросветностью, пессимистичностью картинка: человечество по А. Громову просто-таки вознамерилось извести себя с лица Вселенной.

... В романе "Мягкая посадка", действие которого разворачивается в недалеком будущем (первая четверть XXI века), на Землю обрушивается новый Ледниковый период. Сама по себе тема не нова и не столь фантастична (идея восходит к гипотезе о "незавершенности" Ледникового периода и о возможности его повторения в начале XXI в.), но А. Громов разрабатывает тему по-своему: "Александр Громов, кажется, впервые, объединил "новое оледенение" с сюжетом о тотальном вырождении и перерождении человечества" (В. Черных. Из послесловия к первой книге А. Громова "Мягкая посадка"). Изменения климата вполне логично повлекли за собой и определенные трансформации в обществе - на социальном и даже генетическом уровне. Человечество поделилось на "нормальных" и "выродков" (мутантов). Остается вопрос: что считать Нормой в вырождающемся обществе? В обществе, где единственным вариантом спасения от полного вымирания оказывается... установление жесткой диктатуры...

Действие романа "Наработка на отказ" отнесено в глубокий космос, где человечество осваивает новые планеты. Добротная космическая приключенческая фантастика неожиданно превращается в мрачную антиутопию: вполне утвердившаяся как самостоятельный социум колония людей на одной из планет в конце концов приходит к утверждению концепции тоталитаризма. Все возвращается на круги своя, человечество обречено повторять прошлые ошибки.

Попытка создать утопию, идеальное общество идеальных людей оборачивается в небольшой, но очень содержательной повести "Такой же как вы" страшной трагедией для Всех. Ситуация страшна и абсурдна изначально. Из благих намерений люди заселяют планету клонами, созданными на основе генотипа одного человека. Представляете себе картинку: общество людей, как две капли воды похожих друг на друга... по характеру, поведению, поступкам. Общество, состоящее из одного человека, многократно размноженного. Человек и зеркальные отражения. Результат закономерен: идеальное общество не может строиться по принципу похожести, "Как все". Такое общество не принимает в стаю непохожих. Ущербность, недостаток превращается в культ. Культ похожести.

"У нас не было идеологии, у них уже есть. Идеология похожести: "А я такой же, как все!" Кто-то конечно, не такой, гены берут свое, - ему же хуже, не такому. "А знаешь, папа, у Марго, оказывается, шрам на руке, синий-пресиний, а она скрывала, так мы ее теперь каждый день дразним...""

Старая истина: "Благими намерениями вымощена дорога в Ад". Расплачиваться всем. Высокая идея повести: ответственность человека (человечества) за претворяемые в жизнь "благие намерения"...

В повести "Менуэт святого Витта" (1997) А. Громов исследует свою "фирменную" тему - тему Власти. В разных ее проявлениях. В данном случае автор задается вопросом, может ли концепция тоталитарного правления служить во благо?

Но Александр Громов раскручивает философские лейттемы на фоне оригинально выстроенного научно-фантастического сюжета. Мотив "Подросток в экстремальной ситуации, в отрыве от Взрослого мира" имеет достаточно достойных примеров в мировой литературе: "Повелитель мух" Уильяма Голдинга, "Туннель в небо" Роберта Хайнлайна, "Рыцари Сорока островов" Сергея Лукьяненко и т. д. Писатели не раз пытались изобразить глазами ребенка мир Взрослых, где ребенок оказывается буквально зеркальным отражением Взрослых. Александр Громов выводит сюжет на качественно новый уровень.

Конечно, страшно, когда дети вдруг оказываются отрезанными от остального мира, страшно, когда они начинают мыслить, как взрослые, поступать, как взрослые. Но еще более страшно, когда они при этом никогда не смогут стать взрослыми физиологически.

Впрочем, под такую аномалию подведена вполне логичная научная версия: на планете, где волею судьбы оказался земной космический лайнер, излучение местного солнца смертельно для любого человека, достигшего половой зрелости.

Общество состоящее из "маленьких мужчин и женщин", которым формально по 45-50 лет, но чья физиология и внешние характеристики соответствуют 10-15-летним подросткам. Взрослые и дети одновременно. Но такой диссонанс проявляется не только в физиологии, но - и это главное - на поведенческом уровне. И этот "психологический финт" - большая удача А. Громова. Экзотическая ситуация дала автору новые возможности для реализации философских задач, она позволила автору (и конечно же нам с Вами) взглянуть на проблему в неожиданном ракурсе. И писателю, надо признать, удалось это блестяще.

Проза А. Громова - жесткая, уверенная и пугающе "тяжелая", как речь прокурора. На внешнем уровне она как будто даже лишена эмоциональной окраски (во всяком случае, лукьяненских сверхэмоций), вершининской вязкости метафор. Но при этом читателю предстоит испытать весь спектр эмоций. Громов, как взаправдашний прокурор определенно знает то, что говорит (пишет), он очень внимательно ознакомился с делом подсудимого. Да уж не мезантроп ли он? Конечно, мрачны и пугающи картины будущего человечества, создаваемые А. Громовым. Но автор при всей жесткости стиля и сюжетных установок отнюдь не стремится запугать читателя живописанием тотальной гибели человечества. В любом его произведении красной линией просвечивается искренняя вера в разум человека, неистребимая вера в то, что в сотый раз пройдя по дорогам прошлых ошибок, человечество выкарабкается к свету. И так будет всегда. Свое творческое кредо фантаста, взгляд на будущее человечества Александр не без иронии выразил в первых строках романа "Властелин пустоты", вынесенных в эпиграф данного очерка. В конце концов, как это не парадоксально звучит, эмоциональное воздействие мрачных тонов значительно сильнее радостно-розовых бликов. А. Громов апеллирует к сознанию, его проза побуждает думать, размышлять, спорить. Думать не только о Завтра. Думать о Сегодня, которое формирует день завтрашний.

Истинный талант мыслит категориями глобальными. Хороший фантаст в полетах своей фантазии всегда обращен в сегодня, он стремится прогнозировать возможные последствия в будущем конкретных процессов, происходящих в сегодняшнем обществе. Писатель пытается предупредить неверные шаги цивилизации. Но и этого мало. Произведение только тогда талантливо - а особенно произведение фантастическое - когда оно достоверно, объективно и логично, когда веришь в "вымысел" фантаста. Произведения Александра Громова - достоверны. Есть у этого писателя особый дар - сочинять убедительно. Зачастую, читая его мрачные повести, забываешь о "придуманности" мира повести или романа. Быть может, потому, что А. Громов пишет о вполне реальных проблемах, трансформировавшихся в вероятностном Будущем. Фантастика лишь усугубляет эмоциональное воздействие.

"Писательское расследование", в конечном итоге, превращается, по существу, в социальный эксперимент. Схема проверена не одним поколением фантастов: человечество или микросоциум в экстремальной обстановке. Одна из главных тем, разрабатываемых Александром Громовым - тема Власти. Практически в любом его произведении (даже в блестящей пародии на штампы приключенческой НФ "Всяк сверчок...") он исследует сложный механизм самого главного изобретения нашего общества, именуемого Властью. По существу, писатель раскрывает анатомию этого... явления. От седых времен детства человечества и до наших дней Власть - в разных ее проявлениях оказывается главным действующим лицом Истории. Она неизменный спутник любой эпохи. Сама история человечества оказывается историей Власти, историей ее рождений, смертей и возрождений. Одни повелевают, другие повинуются. Так устроен мир. Так устроен человек.

Во все времена писатели обращались к мотиву: Свобода-Несвобода, зависимость человека от машины государства, Власти. Примеров сколько угодно: от Достоевского и Салтыкова-Щедрина до Платонова и Булгакова, от Замятина до Оруэлла и Хаксли, от Стругацких до Хайнлайна. Не обходят стороной тему и авторы посттоталитарной эпохи.

=3=

Чуть более подробно рассмотрим роман А. Громова "Властелин Пустоты" (1997), в котором, на мой взгляд, наиболее последовательно и методично проработан мотив природы Власти, а точнее - ее зарождения и становления.

В свое время, отвечая на нападки со стороны ангажированных большевистских критиков, Евгений Замятин пытался объяснить главную суть своей антиутопии "Мы": "Этот роман - сигнал об опасности, угрожающей человечеству от гипертрофированной власти машины и власти государства - все равно какого". Такова, на мой взгляд, главная суть не только романа Е. Замятина, но и большинства произведений А. и Б. Стругацких. Методами иносказания, главным оружием фантастики, они, впрочем, весьма прозрачно и точно направляли критику в адрес института тоталитарной власти - власти государства, подавляющей личность, индивидуальное начало. Они очень метко и разносторонне раскрывали механизмы государственной машины. Однако взгляды и оценки, логичные и справедливые в эпоху тоталитаризма, оказываются не то что бы устаревшими, но требуют определенной корректировки сегодня - в эпоху неприкрытой политической анархии. Сместились критерии Власти. Хотя суть осталась прежней. Александр Громов, являясь несомненно достойным учеником братьев Стругацких, исследует природу Власти в соответствии с новыми представлениями о реальности, которая и сама подверглась существенной трансформации.

Для Стругацких и Замятина вполне естественным было неприятие тоталитарной системы. Александр Громов, чье становление как писателя приходится на эпоху так называемой гласности, самой судьбой предоставлена возможность объективно, беспристрастно и вдумчиво выявить оттенки Черного и Белого. Но не станем забегать вперед.

Роман "Властелин пустоты" - роман сложный, многоярусный, во многом неоднозначный, и для действительно серьезного анализа его потребовалось бы написание отдельной статьи. Мы же ограничимся лишь беглыми пометами на полях. Одной из существенных сторон "Властелина пустоты" является малозадействованный по крайней мере в отечественной фантастике мотив "из грязи да в князи", мотив "сотворения" Диктатора, иначе - рецепт установления Власти в условиях абсолютной Утопии.

Александру Громову удалось создать не просто глубоко философское, но и по-настоящему увлекательное повествование, полное захватывающих приключений. В романе обнаруживаются два самоценных уровня, между которыми пролегает четкая, но почти незримая для читающего граница: текст - с одной стороны - воспринимается в рамках конкретики приключенческого романа о локальной войне, отражении поселенцами Простора вторжения "инопланетчиков" с Земли, прибывших спустя столетия, дабы очистить планету от "вредного" и подготовить к новому заселению. С другой стороны текст воспринимается как самостоятельная философская псевдопритча, восходящая к библейскому мотиву об искушении Властью.

Любопытен сам литературный метод, использованный писателем для решения генеральной задачи: в рамках одного художественного текста он демонстрирует сразу две антогонистичных модели мира/общества - антиутопию и утопию. При этом сделано это не схематично - обе модели показаны в действии и столкновении друг с другом.

Первая модель представлена почти фрагментарно (на примере микроклимата космического корвета-очистильщика землян "Основа Основ", впрочем отражающего социальные, общественные отношения всего земного общества), но достаточно четко и красноречиво: ярко-выраженная концепция тоталитарной власти, густо замешанной на генетическом шовинизме (градация на ограниченно ценных граждан, т.е. людей лишенных телепатических и прочих аномальных способностей, и полноценных, являющих собой, судя по основному составу "Основы Основ" разнообразные образцы мутантов, судя по всему занявших главную социальную нишу в земном обществе).

По другую сторону идеологического фронтира - очаровательная пасторальная утопия: общество Простора, забытой и затерянной колонии тех же землян, образованной еще до Всеобщей Войны, очередного вырождения и возрождения человечества.

До поры до времени обе идеологические системы образуют в романе четкую оппозицию и введение в повествование сюжета о вторжении на Простор "новых землян", озабоченных "постренессанской" идеей космической экспансии, служит, вроде бы, главным образом для развертывания собственно сюжетной интриги, как некий условный механизм раскрутки главной идеи (превращении Иванушки-Дурачка (Леона) в красавца-царевича (диктатора)). После первого прочтения рукописи я не сразу "схватил" философскую подоплеку введения в текст "второй силы" - антиутопии. Понимание пришло позже: на оппозиции "Земля-Простор" выстраивается не просто сюжет, а вся идеология романа.

Однако на антиутопической модели земного общества мы не задержимся, поскольку основной корпус идей и сюжетных конструкций располагается все же в утопии Простора.

...В незапамятные времена, еще до того, как человечество в который раз пришло к идее тотального суицида и в которой раз скатилось почти к подножию эволюционной лестнице, эту планету заселили выходцы с Земли. Судя по всему, про нее скоро забыли. А тем временем в колонии формировалось в меру самодостаточное общество. То ли в результате эволюции социально-общественной системы Простора, то ли в следствии каких-то особый климатических условий планеты (во всяком случае это первые вероятные гипотезы, возникающие при первой встрече с этим миром) представители высокотехнологической цивилизации вдруг возвращаются едва ли не к эдемовскому варианту общественного уклада, основанному на единении с природой и отторжении атрибутов высокоразвитой цивилизации (включая огнестрельное оружие и даже большую часть предметов из металла). И в то же время подобный шаг назад приводит не к одичанию и последовательной деградации, а к процветанию пасторально-матриархальной утопии, основанной на тотальном пацифизме. Автор нарочито-прямолинейно (впрочем, не без явной иронии) подчеркивает пасторальную основу новой утопии через имена героев, позаимствованных из классики пасторальной литературы (Дафнис, Хлоя, Аконтий, Кифа и пр. Сравните с именами экипажа корвета - Й-Фрон, Нбонг-2А-Мбонг - в которых мало красоты, как мало красоты в тоталитарной системе). В мире Простора напрочь отсутствуют между людьми любые проявления насилия. Однако такое неприятие вражды по отношению друг к другу отнюдь не параграф законодательства, а естественный образ жизни. Да и с чего им воевать? - земли навалом, зверье безобидно и само напрашивается на кухню, прочие продукты питания растут на деревьях. Благодать! Молочных рек и кисельных берегов для полноты картины не хватает. Рай, возрожденный за сотни световых лет от Земли. Так кажется по началу. Сказка пленит. НО!..

Но утопия естественна лишь как мечта, миф. Утопические отношения не естественны для человека. Поголовное отсутствие хоть малейшего намека на агрессию, на "нетакость" практически невозможны. Это понимает Умнейший - бывший космический десантник, волей драматических обстоятельств оказавшийся "пленником" этого мира. Эту мысль утверждает и сам автор.

"Войны - двигатель прогресса"... Печально, но факт.

А. Громов безжалостно разрушает сказку. Утопия оказалась фальшивой - всего лишь результат той самой высокой технологии, которую отвергли обитатели утопии (первые поселенцы установили генератор, излучающий некие волны, подавляющие агрессивность во всем живом). Утопия - пассивна, ее нетрудно разрушить. И А. Громов убедительно продемонстрировал, как легко утопия превращается в антиутопию. Для этого вполне достаточно устроить небольшое вмешательство Иной Логики - агрессии. Инстинкт самосохранения присущ всем живым существам. Даже тотальным пацифистам. Если люди не желают спасать свою шкуру, то им необходимо в этом помочь. Даже против их воли. Нарушая традиции и этические нормы. Зигмунд-Умнейший - самый яркий персонаж романа. Он готов совершить подлость - что бы спасти. Не утопию. Людей. Обманом, хитростью. Породив Леона. Но ведь нет и не могло быть иного пути. Если вождя, способного сплотить народ для обороны не существует, то его необходимо придумать. И на эту роль в критической для общества ситуации сойдет любой. Призвание? Способности? Чушь! Умнейший подскажет верный шаг.

"Герои приходят в неспокойное время" (Г. Л. Олди). Больше: герои приходят в нужный момент. Порой еще не зная о том, что они герои.

Стать героем несложно. Леон не был отличным стрелком, никогда не славился и храбростью. То, что его стрела поразила "детеныша Железного Зверя" - зауряд-очиститель землян - банальная случайность. Случай "превращает" клинического мазилу Леона в Великого Стрелка. В неспокойное время люди нуждаются в герое. За ним пойдут. Мифология рождается произвольно. Люди сами создали миф о Великом Стрелке. И они поверили в свою мечту.

Но Власть и начинается с создания и утверждения в сознании масс мифа о величии вождя. Любая власть, любая модель государства опутана сетью особой - государственной - мифологии. Александр Громов великолепно продемонстрировал действие этого механизм, изобразил, как под прикрытием мифа безобидный прыщик превращается в гнойный чирий.

Леон - безнадежный неудачник с ярко выраженными симптомами "тюфяка". Что ж, диктаторами не рождаются, диктаторами становятся. Их пестуют, их направляют по нужной дорожке Умнейшие: те, кто остается в тени. Кукловоды.

"- Плечи расправь, - шептал Умнейший в ухо. - Ни о чем не спрашивай, потом спросишь. Не суетись и не спеши. Иди бодро. Улыбайся."

Быть знаменитым - приятно. Иметь власть над другими еще приятнее. Абсолютную Власть. Даже полный тупица типа Леона очень скоро почувствует как приторно-сладок вкус Власти.

"Ладно...Пусть. Старик прав. Всегда прав он, а не я... Но ведь они смотрят на меня, вот в чем дело. Зря я оглянулся и увидел, как они смотрят... как неотступно ведет меня тысячеглазая немая толпа, ведет и ждет чуда."

Народ сам выбирает себе будущего диктатора, даже не замечая, как постепенно цель истинная и благородная подменяется целью мнимой.

Дальнейшая эволюция Леона-Великого Стрелка легко предугадываема: марионетка становится кукловодом. Марионетка очень быстро схватывает правила игры и уже самостоятельно приходит к пониманию, что цель оправдывает средства.

Даже "кукловод" Умнейший устрашится содеянного во благо:

"- Фарс, - сказал Умнейший. - Просто-напросто фарс о растворении мира. Когда горит одежда, никто не думает о забытой в доме кошке. А я ведь знал, что этот фарс наступит и мечтал до него дожить, глупец.

- Не фарс, - отозвался Фрон. - Трагедия."

Кирпичик за кирпичиком Громов разрушает здание Утопии. Воздушный замок Утопии рассыпается в прах тогда, когда единственно возможным выходом для спасения граждан утопии оказывается утверждение института авторитарной власти.

Все: фронтир, разделявший антиутопию Земли и Утопию Простора стирается. Нет больше ни идеала, ни антиидеала. Эти понятия абстрактны. Их уравнивает власть Власти. Неизбежная и неистребимая, как... человечество.

Александр Громов создал мощное произведение, которое, я уверен, вызовет не мало споров. Позиция автора в этом споре остается загадкой. По крайней мере явно она не выражена. И в этом преимущество романа: он предполагает как минимум два правильных ответа. Диктатура - есть плохо. Диктатура - иногда есть хорошо. В контексте романа чаша весов, видимо, склоняется ко второму варианту. С неизбежными оговорками. Только установление жесткой системы подчинения всех одному, утверждение абсолютного единовластия, основанного на "политике истины" (почти по Мишелю Фуко) спасло Простор от неминуемой гибели. И без ответа останется вопрос, брошенный в пустоту "дезертиром" Й-Фроном:

"Но почему?! - закричал он. - Почему люди устроены так, что в критической ситуации единственным шансом для них является вот ЭТО? Почему?!.."

Не существует абсолютно Черного и абсолютно Белого.

И все-таки грустно, когда красивые сказки (а мир Простора из разряда таких сказок) умирают, оставляя после себя горький привкус ничем не прикрытой правды, с которой очень трудно, почти невозможно, смириться...

* * *

Московский фантаст Александр Громов - автор ярких антиутопий. О многоликости, многовариантности, многозначности Власти и ее трактовок. О человечестве. О странных двуногих существах, известных во Вселенной под коллективным именем "ЛЮДИ", которые бредут дорогами ошибок и разочарований в поисках Света, не теряя надежды, что когда-нибудь все будет не так. Нужно только чуть-чуть измениться. И не дай Бог...

"С человечеством можно делать все, что угодно, кроме одного: нельзя лишать его права надеяться..."

И мы надеемся.

Е. В. Харитонов
1996. 1997. 1998. Москва