ИСТОРИЯ РУССКОГО СОВЕТСКОГО РОМАНА. Кн. 2

Разумеется, наше общество не станет на тот путь, что в один прекрасный день проинтегрирует решительно все индивидуальные потребности по закону рациональности и бережливости, как боялся Е. Замятин и как опасается до сих пор обыватель на Западе, наслушавшись сказок о коммунизме. А. и Б. Стругацкие набрасывают в "Возвращении" реалистическую перспективу: индивидуальный быт в больших центрах будет сравнительно просто обеспечен общегородскими автоматическими линиями обслуживания - они доставят все, от обычной пищи до редкой репродукции. Наряду с тем сохранится какое-то время и индивидуальная автоматика для полугородской и сельской местности, а также в расчете на сугубо индивидуальные "пережиточные" склонности.

Время действия "Возвращения" - XXII век - гораздо ближе времени действия "Туманности Андромеды": оно соответствует "эпохе упрощения вещей", которую герои Ефремова уже пережили. Что касается уровня техники (особенно в звездоплавании, транспорте, связи и многом другом), то он мало чем отличается в обоих романах. В отношении же человека к технике соблюден исторический масштаб.

Несомненно, при широком выборе готовых и высококачественных предметов быта большинство людей легко поступится привычкой самим готовить пищу, иметь собственную стиральную машину и т. д. Принцип экономности совпадет с отмиранием привередливости и капризов, с отживанием заинтересованности в "моем" быте. Но не у всех это произойдет сразу. А с другой стороны, некоторые сугубо индивидуальные бытовые интересы будут законно эволюционировать: один любит дома стереомузыку, другой - коллекционировать книги, третий - разводить цветы. И общество будет удовлетворять и те и другие потребности, понимая, что жизнь сама отсеет высшие и прогрессивные от отживающих.

Не без юмора описывают Стругацкие злоключения семьи космонавта, по старинке (муж - "выходец" из нашего, XX века) решившей готовить дома. Выписав кухню-автомат, супруги по ошибке (будут и такие ошибки!) получили стиральную машину и, заложив продукты, тщетно нажимают кнопки: "кухня" подает тщательно просушенные и разглаженные бифштексы. Что ж, она предназначена не для любителей-сибаритов (сердится жена, отвыкшая от "домовитости" XX века), а для специалистов, работающих на коммунальной линии Доставки на дом.

В этой сцене - лукавая усмешка над нашим современником, увидевшим, как хлопотно удовлетворить прихоть, необязательную индивидуальную потребность, даже имея материальную на то возможность. И здесь же - серьезная мысль о роли автоматики в жизни человека. Наш современник, попав к потомкам, легко осваивает сложнейшие информационные устройства, помогающие в научной работе. Для этого не жаль времени, да и конструкторы его не пожалели - сделали машину, обслуживающую главную потребность человека (вспомним: большинство людей так или иначе занято творческой работой), предельно надежной и простой в пользовании.

Понадобятся "человекоподобные" роботы. Но они будут иными, чем представлял, скажем, автор "Страны счастливых": не специализированные слуги-официанты (за которыми еще надо присматривать), а многоцелевые универсальные кибернетические помощники, наделенные известной самостоятельностью. Авторы "Возвращения" по-городскому именуют их дворниками. Но дворники не только занимаются уборкой, они делают все, что растрачивало силы человека на однообразные усилия: подбирают и пускают в дело отходы, сами ремонтируют друг друга, сами подзаряжаются солнечной энергией. И люди относятся к ним не как к бездушному механизму, а как к разумному домашнему животному, даже с теплотой.

Маленькая, но характерная деталь: вне производства, в быту, они работают по ночам - чтобы не досаждать людям своей суетней. И дело не только в том, что это хорошо показано. Стругацкие здесь развивают свою общую мысль о машине и человеке. Они больше чем кто-либо из современных фантастов постарались насытить будущее самоуправляющимися, самозаряжающимися, самовосстанавливающимися и другими машинами, вплоть до саморазвивающихся (в соответствии с целевой установкой, избираемой самой же машиной после анализа окружающей среды). Их повести и рассказы - грандиозное шествие машины, поднимающей человека, настоящий апофеоз нашей машинной цивилизации в ее гигантском скачке в новое качество, которое сделает коммунизм прекраснее, чем представлялось его далеким гениальным провозвестникам.

И все же от "Страны багровых туч" (1952) через "Путь на Амальтею" к "Стажерам" (1962), "Возвращению" (1963) и повестям "Далекая радуга" и "Трудно быть богом" (1964) -если взять главные книги Стругацких - заметна существенная эволюция. Нет, писатели не охладели к машине. Они по-прежнему любят и ценят ее за то, что она "будет работать все тяжелое за человека", о чем мечтал шолоховский Давыдов. Но строй их последних вещей все же иной: здесь мысль о гуманистическом назначении науки и техники переходит в раздумье о судьбах цивилизации. Какой она будет, культура нашей Земли, рожденная машиной? Сохранят ли свой романтический, юмористически-философский или любой другой колорит нынешние или завтрашние кибернетические новинки? Будет ли вообще дух технической цивилизации характерен для наивысшей ступени коммунизма?

Этот вопрос, внутренне присутствующий в разнообразнейших, изобретательнейших ракурсах, под которыми фантасты приглядываются к будущему машины, вылился в предположение: а не возможно ли принципиально иное направление эволюции - минуя машинную культуру?

Герои "Возвращения" встречают разумно преобразованный мир, достигший высокой культуры путем биологического совершенствования природы, - мысль несомненно интересная сама по себе (хотя писатели и не предусмотрели, как все же обойдется биологическая цивилизация без посредства лабораторий, т. е. опять же машин). Вряд ли пути разумной жизни единообразны, подобно тому, как не может быть полного тождества и в формах жизни. Но эта частная тема одной из глав-новелл "Возвращения" имеет отношение и к общей мысли, объединяющей повесть: так ли уж неизбежно приговорено человечество к машине? Какие принципиально новые пути откроются, когда наша машинная культура достигнет своего предела и уже не сможет обещать коренных качественных скачков, сопоставимых с социальной революцией, подготовленной развитием промышленных производительных сил в прошлом веке?

Творчество Аркадия и Бориса Стругацких примечательно - и здесь оно отражает процесс, общий для современной советской научной фантастики, -переходом от традиционной темы жанра "человек и машина" к философской проблеме: что может разум, вооруженный всеми мыслимыми достижениями? Каковы пределы его возможностей? И есть ли они, эти пределы?

Сама форма фантастики Стругацких как бы выработалась в полемических контрвариантах. Писатели как будто не претендуют на полную и завершенную картину будущего: главы-новеллы, составляющие повесть, каждая в отдельности внутренне завершены, предназначены для того или иного контрварианта и очерчивают какую-то грань будущего. Вместе с тем общие вопросы, волнующие писателей, и общие герои, детали быта, обстановки и т. д., переходя из одного завершенного сюжета в другой, составляют в конце концов целостное повествование, причем не только в объеме повести, но и во всем цикле - от "Страны багровых туч" до "Трудно быть богом". Цикл охватывает широкие временные пределы: от почти наших дней - на несколько столетий вперед.

Переход от фантастики ближнего действия к научно-фантастическому роману дальней мечты был путем перерастания частных предвосхищений о ближайшем завтра отдельных отраслей техники, преимущественно прикладной, в эпос будущего всей современной цивилизации, в сложном взаимодействии всех областей знания и производства с социальным прогрессом. "Машинная" и гуманитарная линии, к синтезу которых научно-фантастический роман о коммунизме стремился еще в 30-е годы и на которые он распадался в производственно-фантастических произведениях как на

параллельные, механически объединяемые темы, слились в фантастико-философском эпосе второй половины 50-х годов. Это был роман как раз того типа, о котором мечтал А. Беляев. Своим становлением он обязан прежде всего "Туманности Андромеды" И. Ефремова.

[...]

Если для научно-фантастического эпоса И. Ефремова, Аркадия и Бориса Стругацких в большей или меньшей мере характерна философская интонация, то для производственно-фантастической линии (присутствующей и в их произведениях) научно-фантастического романа последних 5-7 лет все более делается типичным новое, романтически-бытовое начало. Романтический сюжет "приземляется" обилием бытовых ситуаций. Многие страницы романов и повестей А. Полещука, Е. Войскунского и И. Лукодьянова, М. Ляшенко, В. Савченко, М. Емцева, Е. Парнова, Г. Гуревича, И. Забелина, Г. Гора, В. Журавлевой, Г. Альтова, при всей фантастичности научного материала и необыкновенности приключений, близки "современной" прозе. Внеземным пейзажам и явлениям, самым фантастическим устройствам писатели стремятся придать обыденный вид, сделать все это будничной трудовой обстановкой. И люди, в отличие от героев "Туманности Андромеды", исключительные своим физическим и интеллектуальным совершенством, - рядовые труженики будущего. У них обычные массовые (хотя и несколько фантастические сегодня) профессии: это пилоты рейсовых космических кораблей и операторы разнообразных кибернетических устройств, астробиологи и "пастухи" китовых стад.

Сохраняя романтику дальней мечты, научно-фантастический роман о коммунизме в последние годы стремится укрепить ее более зримыми, более конкретными связями с нашим сегодня. И. Ефремов показывал, каким необыкновенным станет человек в лучах высшего расцвета цивилизации. А. и Б. Стругацких увлекла другая мысль, несколько полемизирующая с ефремовской концепцией: коммунизм, с его удивительной научно-технической культурой, с его благородной чистотой человеческих отношений - по плечу уже нынешнему поколению передовых советских людей.

Писателям удалось создать образы несколько более конкретные и индивидуализированные. Но их положительные герои, по-своему привлекательные, все же не несут в себе таких вечных человеческих проблем, как Мвен Мас, Дар Ветер, Веда Конг. Вероятно, в полемическом пылу писатели наделили своих "современных людей будущего" несколько странными для советского человека 21-22 века свойствами. А. и Б. Стругацкие не торопятся объяснить, например, как это среди отправляющихся на Венеру космонавтов оказался человек, способный не только всерьез болеть славолюбием, но даже превратить случайное недоразумение в драку ("Страна багровых туч").

Целый коллектив огромной кибермашины, пользуясь отлучкой шефа, задает Великому Кри заведомо бессмысленные задачи. Бородатые дяди с жестоким любопытством детей, бросивших кошку в пруд, чтобы посмотреть, как она будет захлебываться, любуются "мучениями" машины, будто им невдомек, что стоит час эксперимента на таком уникальном сооружении. А шеф, застав озорников на месте преступления, не находит ничего лучше, как объясниться с ними при помощи... палки. В другом варианте этой новеллы, включенном в повесть "Возвращение", Стругацкие "поправились": старый ученый таскает "мальчишку" за бороду...

Писатели, видимо, хотели сказать: ничто человеческое не будет чуждо и нашим потомкам. Но ведь и слабости человеческие, и этические срывы в будущем, надо думать, тоже будут иными.

В "Возвращении" школьники-подростки собираются бежать в космическом корабле на вновь осваиваемую планету. Этот штрих, быть может, правдив: юность, вероятно, долго еще не преодолеет возрастной безответственности. Но, сопоставляя порывы этих юношей с несколько риторичной дисциплинированностью молодежи "Туманности Андромеды", нельзя не признать, что И. Ефремов ближе к истине. В изображении человека А. и Б. Стругацкие порой даже близки В. Немцову - когда составляют характер из внутренне не связанных противоположностей. Могут ли изъясняться ребята в XXII веке на таком лексиконе:

"- Какой дурак кинул мыло под ноги?!..

"- Страшно остроумно! Вот как врежу!..

"- Но-но! Втяни манипуляторы, ты!..". ¹

В самом деле: "Страшно остроумно!", "Грубая скотина", "У тебя чесались лапы" - и тут же благородная защита слабого и наказание виновного в нарушении кодекса чести. А не будут ли контрасты мягче - к "полдню коммунизма" (к которому отнесено действие повести)? А если писатели столь уж осторожны в своем оптимизме, то они выполнили не самую главную часть задачи, показывая и не объясняя: такие "родимые пятна" больше чем что-либо требуют объяснения и анализа.

Эти частности не определяют изображения человека в фантастике А. и Б. Стругацких, но все же нельзя не обратить внимания на несколько необдуманное смешение добра и зла: оно принимает подчас туманное сходство с знаменитым "Звездным билетом". Отрицательные нагрузки, приданные "для жизненности" положительным героям, в такой нарочито огрубленной форме не совместимы с временем, когда самая "современная" молодежь позабудет о жаргоне и манерах полубитников В. Аксенова.

Вряд ли оправдана нарочитость поведения и лексикона некоторых главных персонажей, переходящих из "Страны багровых туч" в "Стажеры" и "Возвращение": чрезмерная суровость и угрюмость знаменитого космолетчика Быкова или слишком уж витиеватая (и подозрительно попахивающая началом XX века) ехидность не менее знаменитого планетолога Юрковского. Надоедливое словечко "кадет", с которым он обращается к стажеру, только анахронично и ничего не открывает в задуманной авторами сложности этого героя. Многих своих персонажей Стругацкие принуждают кокетничать: вот, мол, мы - люди будущего, а ведь похожи на вас своими "пережитками", и тем не менее делаем крупные дела, служим коммунизму и, представьте, преотлично совмещаем...

Писатели более правы (и убедительны), когда поворачивают от наигрывания "пережиточков" к самым настоящим и страшным пережиткам прошлого. "Работа, работа, работа... Весь смысл жизни в работе. Все время чего-то ищут. Все время чего-то строят. Зачем? Я понимаю, это нужно было раньше, когда всего не хватало. Когда была эта экономическая борьба. Когда еще нужно было доказывать, что мы можем не хуже, а лучше, чем они. Доказали. А борьба осталась. Какая-то глухая, неявная. Я не понимаю ее". ⁽²⁾

Холеная красивая женщина, свидетельница борьбы миров, в которой победила ее страна, так и не стала ее участником, ее борцом. Она не понимает уходящих в космос, теряющих здоровье в космосе, не возвращающихся из космоса. И она не может жить, не провожая и не встречая их. В их одержимости - какая-то притягательная сила. Они живут! И, умирая, они остаются молодыми, и молодежь -стажеры - заменяет их на бессменной вахте, имя которой - жизнь. А она прячется в тени аэровокзала, чтобы хоть глянуть на жизнь, которая прошла мимо, - уже старая, обрюзгшая, отдавшая свои годы одной себе...

Мещанка из будущего появляется в начале и в конце повести. Эта композиционная рамка "Стажеров" намекает на немалое число конфликтов, ожидающих нас и в будущем, охватывает очерченный в повести широкий круг нравственных противоречий перехода от социализма к коммунизму одним из наиболее существенных. Мещанство не сможет выступать под флагом открытого индивидуализма. Оно существенно изменится в своих проявлениях, приспособится к духу общества и все-таки останется одной из самых страшных инерционных сил. Преодоление его будет тем труднее в условиях всеобщей обеспеченности и достатка, что мещанин будет ссылаться на эти завоевания как на конечную цель коммунизма.

А. и Б. Стругацкие показывают, как коммунистический дух завоевывает все области человеческого сознания, идеи и чувства, отношение людей к миру и мировосприятие - в дружбе, в любви, в труде, в героизме, в самосознании подвига, в отношении к славе, в правде и справедливости общения человека с человеком. Писатели стремятся обойтись без открытых сентенций, показать нравственный облик коммунизма в действии. Гуманизм проник в самые прозаические земные дела.

В этом отношении "Возвращение", повесть о Земле, уже многие десятилетия живущей в коммунизме, отличается от "Стажеров". С капитализмом ушли в прошлое и остатки хищнического хозяйствования. Оно не только истощало природу-оно было полем человеческих трагедий, в которых полностью выявляли себя волчьи законы, калеча самые благородные порывы сильных благородных натур. Месть Моби Дику, свирепому непокорному киту, месть, столь же романтическая, как и бесцельная в своем зверстве, ослепила безумием капитана Ахава, лучшего из китобоев XIX века: Моби Дик потопил корабль, а с ним и всех соучастников Ахава, как бы отомстив людям за их кровавое ремесло...

Одна из новелл "Возвращения", включенная в главу "Благоустроенная планета", названа по знаменитому роману Г. Мелвилла "Моби Дик". Китовый промысел перестал быть убойным. На стремительных, совершенных подводных лодках океанская охрана пасет стада китов, перегоняя с одного морского пастбища на другое, охраняя от хищников. Это не романтика, подобная романтике войны, это романтика творчества. Здесь мужество пастухов-подводников, знание биологии моря и техники - человечны в самом глубоком смысле слова. Здесь этика ремесла - прямое продолжение романтики всепланетной миссии человека-хозяина. И оттого люди совсем другой специальности отдают этому занятию свой отпуск.

Но все это придет не сразу. Путь возвращения человека к своей человеческой сущности лежит через эпоху стажировки.

А. и Б. Стругацкие трезво оценивают перспективу сосуществования разных социальных систем. Вместе с И. Ефремовым и другими советскими фантастами они отбрасывают концепцию утверждения коммунизма во всем мире военно-революционным путем. Еще до наступления "полдня" возникнет необходимость широкого всемирного сотрудничества - от международного космодрома (смешанный капиталистически-коммунистический быт которого остро и не без юмора описан в "Стажерах") до совместного управления внеземными колониями.

Концепция близкого будущего в "Возвращении" полемична "Марсианской хронике" Р. Брэдбери - книге талантливой и мрачной в разоблачении перспектив американской демократии и пессимистически-бессильной в утверждении идеалов добра, человечности, во имя которых она, несомненно, написана.

"Возвращение" - в том же жанре повести в новеллах, тематически близких "Марсианской хронике", и тем контрастнее грани будущего в этих книгах. У Брэдбери - хроника вечера, горькая ирония заката в ракетно-атомное лето, когда сожжена будет земная цивилизация (Брэдбери берет только чреватый самоуничтожением западный мир, уклоняясь от учета противостоящих ему сил). У Стругацких - хроника полного расцвета в коммунистический полдень. У Брэдбери люди (в частности, негры) бегут с Земли на Марс, как бежали в Новый Свет пассажиры "Мей флауэр", первого корабля протестантских переселенцев. У Стругацких люди на века уходят в космос, исполненные гуманистической страсти искания, зная, что их ждет родная, прекрасная Земля.

В своей полемике, умной, позитивной, а не голо отрицающей, Стругацкие не соблазняются такими коллизиями: американский шпион вредит советским космонавтам и гостям с коммунистической планеты ("220 дней на звездолете" и "Каллисто" Г. Мартынова) или прямо наоборот: джентльмены-ученые в советско-американской космической экспедиции обмениваются дипломатическими шпильками, а советские космонавты, конечно же, благородно спасают американцев ("Лунная дорога" и "Планета бурь" А. Казанцева). Будет проще и скорее всего труднее. Придется долго жить и работать с людьми иной психологии и проявлять чудеса гибкости, чтоб не дать повода сорвать с трудом завоеванное сотрудничество под предлогом гегемонии "комиссаров". Глава об инспектировании Юрковским международного предприятия в космосе, где назревал почти что клондайкский бунт ("Стажеры"), - одна из ярких и характерных страниц эпического цикла Стругацких.

Возникает у фантастов проблема столкновения в космосе с режимами, напоминающими фашистский. Людям коммунистического мира понадобится, вспоминая ненависть предков, не забыть и об огромной осторожности: не так трудно уничтожить примитивную цивилизацию угнетателей, гораздо трудней не наделать ошибок, могущих затормозить естественную эволюцию чужого мира. Стругацкие, как большинство советских фантастов, придерживаются в своей космической тематике той исходной мысли марксистского учения, что моральное право всякого общества на самостоятельный путь совпадает с его объективной возможностью шагнуть на более высокую ступень. Только тогда, когда оно само для этого созреет. Благородная, но неосторожная помощь более высокой цивилизации может непоправимо изменить судьбу целого мира.

Не оттого ли в космических сюжетах А. и Б. Стругацких, И. Ефремова, Г. Мартынова и некоторых других советских писателей земные следопыты-разведчики встречают в космосе то тут, то там следы иного разума, брошенные сооружения, но - не самих пришельцев? Почему они ушли? Догадались об опасности вмешательства в чужую, менее развитую жизнь? Герои повести А. и Б. Стругацких "Попытка к бегству" воочию убедились на случайно открытой ими населенной планете, какими опасными могут быть в руках феодальных царьков уже одни осколки высокой культуры, вероятно, не настолько все же высокой, чтобы понять опасность необдуманного контакта с человечеством, начинающим свой путь.

Коммунистические люди твердо знают закон осторожности. И вместе с тем путь страданий, пройденный предками, властно взывает вмешаться, помочь угнетенным. Неизбежное противоречие, и притом земное и современное.

Чтобы подчеркнуть силу морального долга, писатели прибегают к интересному ходу. Люди коммунистического общества подавляют желание вмешаться и улетают домой. А человек из прошлого, прибывший с ними с Земли, узник фашистского застенка, ускользнувший в будущее (так хотелось увидеть этот прекрасный мир, вместо крови и смерти!), возвращается в прошлое.

Это - символика: хотя бы в будущем он надеялся найти спокойную планету, без людей, и вот - снова борьба. Он не может понять сдержанности потомков. И только на опыте убеждается, что самое могущественное оружие не в силах изменить естественного хода истории. Он возвращается на Землю, чтобы вновь уйти в прошлое и там дострелять последнюю обойму - в лагерных охранников, преследующих его товарищей...

Внесение приема сказки не меняет научно-фантастической основы этой повести, равно как и "Возвращения", где он тоже применен. Сказка расширяет возможности морально-этических обобщений в научно-фантастическом сюжете. В "Возвращении" потомок из далекого будущего, оказавшись в терпящем бедствие звездолете предков, говорит: "Мы, потомки, очень иногда любим навестить вас, предков... Предков всегда интересовало, какими они будут, а потомков - как они стали такими. Правда, я вам прямо скажу - такие экскурсии у нас не поощряются. С вами, предками, нужен глаз да глаз. Можно такого натворить, что вся история встанет вверх ногами. А удержаться от вмешательства в ваши дела очень трудно... Вы только помните: если вы будете такими, какими собираетесь быть, то и мы станем такими, какие мы есть. И какими вы, следовательно, будете". ³

Лучшая помощь будущему - осуществление исторического долга человека в своем веке.

1. А. Стругацкий, Б. Стругацкий. Возвращение (Полдень. 22-й век). Фантастическая повесть. Детиздат, М., 1963, стр. 21.

2. А. Стругацкий, Б. Стругацкий. Стажеры. Научно-фантастическая повесть. Изд. "Молодая гвардия", М., 1962, стр. 11.

3. А. Стругацкий, Б. Стругацкий. Возвращение (Полдень. 22-й век), стр. 253-254.