НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ, МГНОВЕНИЕ!
|
ИНТЕРВЬЮ ФЭНДОМА |
© С. Снегов, Е. Глубоковский, 1984
/ [Е. Голубковский беседует с С. Снеговым] // Вечерняя Одесса (Одесса).- 1984.- 5 мая.
Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2002 |
В эти дни одесский клуб любителей фантастики "Протей", один из самых молодых в стране, отметил первый год своего существования. В гости на заседание члены клуба пригласили писателя-фантаста Сергея Александровича Снегова, ставшего в 1984 году лауреатом премии "Аэлита", единственной премии в стране за научно-фантастическую литературу.
- Нас привлекло, - рассказывает председатель клуба "Протей", доцент института народного хозяйства И. Н. Ковшун, и то, что С. А. Снегов - наш земляк, в Одессе в 1910 году родился, закончил университет, и то, что он физик по образованию, и то, что живет и работает в приморском городе - порте Калининграде, да и любим мы его книги - трилогию "Люди как боги", сборник рассказов, объединенный общими героями, - "Прыжок над бездной", повести "Экспедиция в иномир" и "Галактическая Одиссея".
Корреспондент "Вечерней Одессы" Евгений Голубовский попросил Сергея Александровича СНЕГОВА ответить на ряд вопросов.
- У научно-фантастической литературы чередуются периоды взлета и падений читательского интереса. Когда-то этот интерес вызвал приток в фантастику, казалось бы, сугубо реалистических писателей. К примеру, не только Александр Беляев, но и Алексей Толстой писали в те годы фантастические произведения. Потом упадок интереса, фантастика стала литературой для детей и юношества. И вновь взлет в 1960 годах. Как и чем объясняете вы эти приливы и отливы?
- Явление подмечено точно. Объяснить его до конца не берусь, но ряд соображений выскажу. Современный человек, как мы иногда говорим, человек эпохи научно-технической революции, - привык к необычному. Это не парадокс. То, что раньше могло бы восприниматься как чудо, стало нормой. И так происходит из десятилетия в десятилетие. Так вот, научная фантастика отражает эту норму, эту привычку общаться с рукотворными чудесами.
Фантастика, как правило, литература о будущем. Бывают периоды, когда интерес к будущему у людей более активен. К примеру, так было в СССР после победы Октября, думаю, что интерес к будущему во всем мире вырос и в пятидесятые - шестидесятые годы. Действия империалистических государств поставили мир на грань катастрофы. Не случайно в фантастике возник даже жанр романов-предупреждений, где писатели предупреждают читателей, что неразумная игра с ядерным вооружением может привести к катастрофе, самоуничтожению человечества.
Я не отношусь к тем, кто так пессимистично смотрит в наш завтрашний день. Моя концепция: будущее будет ярким и динамичным. Новые технические возможности, да же новая материальная культура, дадут человеку возможность проявить свои неисчерпаемые резервы, не изученные еще внутренние возможности.
Помните строчку Гете: "Остановись, мгновенье, ты прекрасно". Мне кажется, что это формула застоя, придуманная Мефистофелем. Будущее не потерпит никаких остановок, его ритмы будут все стремительнее. И в этой быстроте новая красота будущего.
Свой роман-трилогию я назвал полемично "Люди как боги". Такое название когда-то дал своему роману о будущем Герберт Уэллс. Он превосходный писатель, и художественным качествам его книг можно только позавидовать. Но концепция будущего по Уэллсу меня не устраивает. Это спокойное, сытое, я бы сказал, неподвижное, будущее, в котором отсутствует неудовлетворенность собой, другими. А мне кажется, что и в этом обществе будут проблемы, и у людей будут проблемы. А чем большего прогресса достигнет общество и человек, тем острота проблем может стать значимее. Об этом я и пишу.
- У писателя в прозе обычно отражен опыт его жизни, его наблюдений. Касается ли это писателя-фантаста, чьи герои, как у вас, действуют в XXV веке?
- Если фантастика - это литература, то она подчинена всем законам создания художественных произведений. А я убежден, что хоть темой является будущее - мы создаем литературу сегодняшнего дня. Исследуя возможности человека, конечно же, я исхожу из своего опыта.
Научно-фантастическая литература легко позволяет ставить человека в экстремальные ситуации. И в таких условиях исследовать его возможности, его характер. Проверять человека сложнейшими испытаниями. А я верю, что настоящий человек только тот, кто может остаться самим собой и в чрезвычайных обстоятельствах.
- Воссоздавая эру коммунистического будущего, вы должны были стать не только физиком, но и философом?
- Признаюсь, что с университетской скамьи я любил философию. Темой моей дипломной работы был "Физический смысл неэвклидовых пространств". И с тех самых пор я начал не просто читать, а изучать философские книги Ф. Энгельса и В. И. Ленина, К. Маркса и утопистов, предшественников марксистской мысли, а также Спинозу, Канта... И сегодня эти книги помогают мне работать, в них я ищу ответы на свои вопросы.
Ведь когда бывший физик пишет научно-фантастический роман, он, что греха таить, нередко свои нерешенные задачи в науке с легкостью разрешает в романе. Так строится научная модель, конструкция. Но если бы книга заключалась только в этой модели, если бы в ней не стояли философские, нравственные проблемы, вряд ли она была бы нужна читателю.
- А в какой мере одесский опыт, память о годах юности вошли в ваши книги?
- Мой отец - старый большевик, его имя упоминается в истории Одесской партийной организации. Александр Сидорович Козерюк (Снегов - это мой псевдоним) был слесарем на "Январке". В 1912 году большевики поручили ему открыть на Молдаванке газетный киоск (на углу Прохоровской и Мясоедовской), где можно будет продавать и распространять "Правду". Затем отец участвовал в гражданской войне. Память о детстве, о подпольной работе отца, о большевиках - его товарищах, конечно же, формировала меня как человека. А потом у меня был отчим - журналист, председатель месткома журналистов Одессы в двадцатых годах Иосиф Штерн. Может быть, и не без его влияния я начал ходить в литературный кружок при газете "Молодая гвардия", занимаясь одновременно физикой. И этот этап жизни потом позволил мне заняться литературой.
- И сразу, когда начали писать, освоили жанр научной фантастики?
- Нет. Я бы сказал, у моей прозы есть четыре темы, четыре пристрастия. Это повести и романы о Крайнем Севере, где я работал много лет, это книги о моряках Калининграда, где я живу последние четверть века, документальные книги о советских и зарубежных физиках-ядерщиках, о научном подвиге советских ученых, сумевших в труднейших условиях войны работать над развитием ядерной физики. И, наконец, научно-фантастические романы, увлечение последних пятнадцати лет.
- Сергей Александрович, последний вопрос - рисуя будущее, верите ли вы сами, что наука будет развиваться именно в таком направлении и что XXV век будет выглядеть так, а не иначе?
- Я создаю ту модель общества будущего, в котором мне самому хотелось бы жить. И через пять веков, и сегодня.
|