НАУКА И ФАНТАСТИКА

Подобно некоторым новейшим научным дисциплинам, фантастика возникла «на стыке», только не на стыке научных ветвей, а на взаимном сближении различных по методам, но единых по цели путей человеческого познания.

Научная фантастика завоевала ныне широкую аудиторию. Книги этого жанра печатаются большими тиражами, различные издательства выпускают альманахи и сборники, организуются клубы любителей фантастики. В Москве, например, такой клуб создан при Доме детской книги, в Харькове – при Доме ученых, в Донецке – при горкоме комсомола. Это конкретная иллюстрация широты воздействия жанра на умы читателей, будь то школьник или известный ученый.

Многочисленные читательские конференции показали, что большое число наших молодых ученых пришло в науку не без влияния фантастики. Многие научные сотрудники-физики, астрономы, астрофизики признают, например, что впервые задумались о будущей специальности в последних классах школы, прочитав «Туманность Андромеды» И. Ефремова. Научное творчество немыслимо без полета фантазии, без логического исследования самых парадоксальных и отнюдь не самоочевидных проблем. На роль фантастики в выборе своего научного пути неоднократно указывал пионер звездоплавания К. Э. Циолковский. Так, книгой, оказавшей на него большое влияние, была «Из пушки на Луну» Жюля Верна. Примечательно, что о фантастике упоминалось на пресс-конференциях наших космонавтов; в числе наиболее любимых книг советских космонавтов Б. Егорова и К. Феоктистова – произведения современных советских и зарубежных писателей А. и Б. Стругацких, Ст. Лема, Р. Брэдбери.

В пропаганде научных знаний этот жанр оказывается более действенным, чем научно-популярная литература, хотя они друг друга отнюдь не подменяют. Научно-популярная книга предназначается для человека с уже пробудившимся интересом к науке. Она призвана удовлетворить уже возникшее любопытство и дать конкретные сведения по определенному вопросу. Главным действующим лицом научно-популярной литературы обычно является сама наука, ее идеи, ее достижения. Человек, творец научных открытий, представлен на страницах научно-популярных книг только результатами своего труда.

Образ современного ученого, человека и гражданина, составляет предмет художественной литературы, неотъемлемой частью которой является научная фантастика.

К науке и научным знаниям приобщены теперь миллионы людей. Печать, телевидение, радио постоянно сообщают о новых блистательных открытиях ученых. Научная информация давно раздвинула тесные рамки специальных или многочисленных популярных журналов. Трудно назвать в наше время печатный орган, который бы не уделял на своих страницах места науке.

Все яснее вырисовываются контуры однозначной связи между интересом к науке и интересом к научной фантастике. Это, по сути, две стороны одного и того же явления – растущего интереса к коренным проблемам естествознания.

Популярна фантастика и среди ведущих ученых. Спрашивается: что может дать она людям, работающим на переднем крае науки, или, как сейчас говорят, «на краю непостижимого»? Чего они ждут от нее? Очевидно, в первую очередь того, что вообще ожидают от художественной литературы. Поэтому те черты, которые снискали ей успех у подростков и студенчества, могут оказаться привлекательными и для зрелых ученых. Но у ученых, как и у представителей других отраслей человеческой деятельности, есть свои особые требования.

Однако, прежде чем говорить об этом, обратимся к одной общей черте в биографиях некоторых фантастов. Физик-ядерник Л. Сциллард, профессор биохимии А. Азимов, астрофизик Ф. Хойл, антрополог Ч. Оливер, астроном и крупный популяризатор науки А. Кларк, философ и врач С. Лем, сподвижник Эйнштейна польский академик Л. Инфельд, создатель кибернетики Н. Винер – вот достаточно убедительный перечень известных ученых и авторов научно-фантастических произведений.

Такая же картина наблюдается и в советской литературе. Академик В. Обручев был первым советским ученым, обратившимся к литературе этого вида. Его произведения «Плутония» и «Земля Санникова» переиздаются до сих пор. Ныне успешно сочетают научную деятельность с литературной работой многие хорошо известные у нас и за рубежом фантасты.

Можно, конечно, спорить, насколько случаен или, напротив, закономерен такой синтез науки и искусства. Думается все же, что он не случаен. Во всяком случае, он точно отражает одну из главных особенностей современной науки: соединение отдельных, часто очень далеких друг от друга ветвей.

Может быть, в этом и заключается то общее, что привело в фантастику многих, отличающихся друг от друга по научным интересам, характерам и литературному стилю писателей-ученых. Отсюда становится ясным и ответ на вопрос, чего ждут от фантастики ученые-читатели.

Сближение науки и искусства – характерная тенденция нашего века. Оно идет сразу по нескольким направлениям.

Фантастика, как правило, отражает сегодняшний день науки, независимо от века, в котором протекает действие произведения. Основные ее герои – ученые нашего времени, люди, с которыми встречался почти каждый человек: на заводе или животноводческой ферме, в учебном заведении или больнице. Воображение писателя наделило их волшебной властью над пространством и временем, жизнью и мертвой природой. Эти люди могут делать то, что только мечтают свершить наши современники. Есть лишь одна существенная особенность. Герои фантастических произведений все делают гораздо лучше и быстрее, в итоге они способны творить чудеса, вполне объяснимые, однако, законами воображаемых наук будущего. Поэтому читатель может проследить весь путь научной идеи – от ее возникновения до конкретного воплощения в какие-то, пусть совершенно невероятные формы. И не так уж важно при этом, в каком точно веке действуют эти люди. В этом еще одно важное обстоятельство, характеризующее фантастику в качестве мощного инструмента формирования научного мышления.

Можно привести десятки примеров, иллюстрирующих неослабевающий интерес ученых к фантастике. Они свидетельствуют о том, что фантастика воздействует на эмоциональное образное мироощущение ученого, как бы задает определенный энергетический тонус, творческое напряжение, которое так необходимо для научной работы. Обходные пути, пути ассоциаций, образных аналогий, пути намека и эмоциональной [...] тельного и планомерного накопления и переработки научной информации. И здесь неоценима роль научной фантастики, самой сутью которой является смелый поиск нового, лежащего за пределами сегодняшнего знания.

Фантастика, как литература, часто не задается целью прямой популяризации научных идей, но в своей внутренней логике, в принципах анализа она непосредственно приближается к науке. Для нее характерно как бы размышление вслух о путях и превращениях идеи. Писатель-фантаст всегда ставит эксперимент. И цели такого эксперимента могут быть различны.

Фантастика вносит в научную проблему недостающий ей человеческий элемент. Она становится или должна стать своеобразным эстетическим зеркалом науки. Предполагается, что в произведениях этого жанра ученые увидят то, что иногда трудно осмыслить им самим, – действие их открытий и опыта в жизни и в человеке, причем не только положительное, но иногда и отрицательное. В последнем случае имеется в виду так называемый «роман-предупреждение», о котором скажем ниже.

Советская фантастика находится сейчас на подъеме – в ее рядах плодотворно работают и писатели старшего поколения и молодежь, вступившая в литературу в последние годы. Еще недавно Москва и Ленинград были единственными в нашей стране центрами научной фантастики. Теперь к ним присоединились Баку, Клев, Новосибирск, Иркутск, Ростов.

С каждым годом все больше интересных фантастических книг выпускает издательство «Молодая гвардия». Достаточно сказать, что традиционный ежегодник «Фантастика» превратился теперь в ежеквартальник. С 1963 года стало выпускать научно-фантастическую литературу издательство «Знание», фантастика для детей и юношества сосредоточена в издательстве «Детская литература», книги зарубежных писателей выходят в издательстве «Мир». И это только центральные издательства!

Своеобразной вехой в развитии этого интересного жанра явился выход в свет первого тома многотомной «Библиотеки современной фантастики», которую выпускает «Молодая гвардия». Это единственное в своем роде издание ставит своей целью дать читателю представление о широте и многообразии жанра.

В 1965–1966 годах в «Библиотеке современной фантастики» выйдут романы и повести советских писателей И. Ефремова и братьев Стругацких, популярных американских авторов Рея Брэдбери и Айзека Азимова, англичан Артура Кларка и Джона Уиндэма, японца Абэ Кобо, польского писателя Станислава Лема.

Многое можно было бы сказать об индивидуальности их творческой манеры, о разнице в видении мира и оценках тех или иных событий. Но сегодня создается несколько парадоксальная ситуация. Дело в том, что и Брэдбери, провидящий в прогрессе науки новые страшные беды, и Азимов, убежденный в безграничном могуществе науки и безоблачном небе мира без войн, несмотря на почти диаметральную противоположность исходных рубежей, одинаково нетипичны для западной фантастики. То же в известной мере можно сказать и о других интересных, талантливых писателях, таких, как Саймак, Лейнстер, Оливер, Блиш, Лайбер, Ван Фогт, Тэнн, Уиндэм и другие.

Можно назвать еще десять-двадцать авторов, творчество которых заслуживает самого пристального внимания. Но какими бы громадными тиражами ни выходили их произведения, они буквально тонут среди океана «фантастики» иного рода. Примеров такой «литературы» читатель, разумеется, не встретит на страницах «Библиотеки».

Однако, сравнивая между собой основные тенденции, характеризующие [...] характеристики этой «нечистой» фантастики. Последний термин будет понятен, если сказать, что американские читатели называют фантастику Брэдбери, Азимова и других «чистой».

«Нечистая» фантастика – это бульварщина, наполненная призраками, чудовищами, катастрофами, убийствами, порнографией. Мутный поток «Бем», «Эмэс» и «Юл» призван, с одной стороны, оглушить читателя, посеять страх и неверие в свои силы, в возможность предвидения и управления будущим.

«Бем» – это литература ужасов и чудовищ (Bug and Monster). Она наполнена страшилищами, чудовищными насекомыми, которые либо обрушиваются на землю из космоса, либо подстерегают исследователей на далеких планетах. Литература сумасшедших ученых «Эмэс» (Mad Scientist) в разных видах воспевает маньяков, совершивших страшное научное открытие, грозящее уничтожением планеты, полным истреблением людей. Есть еще один вид фантастического чтива, который тоже получил насмешливое название литературы катастроф, «ЮЛ» (Upheaval Literature). Здесь взрывы сверхновых звезд уничтожают цивилизации, здесь сжигается пространство, аннигилирует вещество, ломается время, миры сталкиваются с кометами из антиматерии. Часто подобные кошмары являются не чем иным, как возрождением на атомном и космическом уровне средневекового мистицизма. У английского писателя Люиса бог сражается с Сатаной на обитаемых планетах солнечной системы, у американца Уолтера Миллера (роман «Гимн Лейбовицу») на испепеленной атомной катастрофой Земле первой возрождается... апостольская римско-католическая церковь.

В таких произведениях-с той или иной степенью художественной убедительности – проводится зашифрованная идея о том, что будущее нельзя конструировать по воле человеческой, оно неизбежно, как рок, и, как правило, несет людям трагическую кончину. Эта идея имеет определенную генетическую связь с милитаризацией капиталистических стран. Смысл ее не мудрен: если наука сегодняшнего дня отдает свои лучшие силы на создание новейших видов вооружения, то вряд ли будущее внесет изменения в сложившуюся ситуацию. Дух обреченности порождает водопад романов, повестей, рассказов, в которых планета Земля гибнет, объятая атомным пламенем войн.

С другой стороны, «нечистая» фантастика пытается представить, что если будущее не несет людям облегчения, то естественна мысль считать существующий порядок вещей наиболее благоприятным и надежным, сохранить настоящее и продлить его неизменным на многие века. Социальный рикошет западной фантастики «маразма» заключается, таким образом, в укреплении современного капиталистического строя. Перечеркнутое будущее-это, пожалуй, самая черная миссия литературы такого сорта.

Интересно отметить, что советская фантастика с самого начала ее возникновения проникнута духом научного оптимизма. И если говорить о связи формирования научного мышления с фантастикой, то особо следует сказать о жизнеутверждающем характере лучших произведений советской фантастической литературы.

В настоящее время четко видны сдвиги, происшедшие в советской фантастике за последние годы. Характерная для литературы 30–40-х годов тенденция «фантастики ближнего прицела» претерпела значительные изменения и во многих произведениях почти начисто исчезла со страниц. Для фантастики тех лет обязательной нормой являлось создание какой-нибудь сложной машины («Генератор чудес» Долгушина), появление открытий или изобретений, приводящих к хитроумным сплетениям сюжетных линий («Человек-амфибия», «Властелин мира» Беляева, «Гиперболоид инженера Гарина» Толстого).

На первый взгляд сегодня фантастика сохраняет эти основные направления: в ней есть диковинные машины, неожиданные открытия, грандиозные изобретения, таинственно-тревожное предвестие грядущих перемен. Все это в той или иной форме присутствует в научно-фантастических произведениях наших дней, и все же они существенно отличаются от фантастики тридцатых годов.

Сегодня героем фантастики стал ученый как человек, как личность, несущая ответственность за добро и зло, свершающееся вокруг него. Это знаменательно. Ученый в наше время осознал, что он «является как зрителем, так и актером в военной драме жизни» (Н. Бор).

Фантастика уже не только показывает, но и учит, сожалеет, предостерегает. Бодрое или грозное позвякивание узкотехнических проблем сменилось чисто человеческими раздумьями над главными вопросами современности: мир, труд, борьба со злом, свобода, счастье. Произошло как бы очеловечивание фантастики. То, что почти не было отражено в фантастике тридцатых годов – проблема совести человека, совести ученого, – находит сегодня талантливое разрешение в повестях и рассказах советских писателей.

Привкус металла сходит со страниц фантастики, и в этом показатель того, что этот жанр уверенно занимает свое место в русле общего человековедческого потока, именуемого большой литературой.

Современная фантастика обратилась к точным наукам, философским и социальным проблемам. И это опять-таки тесно связано с особенностями науки сегодняшнего дня. Открытие свойств элементарных частиц и резонансов, поиски единой картины физического мира, проникновение в области пространства, удаленного от нас на миллиарды световых лет, и в ультрамалые области элементарных ячеек, ферментативный синтез белка, расшифровка наследственного кода, создание «думающих» машин, моделирование эмоций и многое, многое другое – все это, вне всякого сомнения, наложило отпечаток и на сознание людей и, естественно, на литературу.

Социальные мотивы преобладают в фантастике, посвященной изображению отдельных людей или общества будущего в целом. В этом отношении трудно переоценить роман И. Ефремова (доктора биологических наук) «Туманность Андромеды». О нем много писали у нас и за рубежом, и не меньше еще предстоит написать. Он всколыхнул живой интерес своей смелой, сделанной с большим размахом попыткой нарисовать мир далекого коммунистического будущего.

Фантастика не могла пройти мимо социальных сдвигов, наблюдаемых в современном мире. Принятая на XXII съезде Программа построения коммунизма в нашей стране определила и направленность научно-фантастических произведений, воссоздающих облик будущего. Однако все же следует отметить: таких произведений пока еще очень немного. И мы не можем назвать ни одной книги, равной по широте социологического охвата «Туманности Андромеды». В то же время отдельные черты будущего убедительно и конкретно воссозданы многими авторами («Путешествие длиной в век» В. Тендрякова, «Докучливый собеседник» Г. Гора).

Вопросам воспитания нового человека много внимания уделяют А. и Б. Стругацкие (первый из них – востоковед, второй-астроном). Герои их книг-люди коммунистического будущего – наделены лучшими чертами наших современников. В этом авторы видят преемственность эпох, неразрывную связь поколений, идущих к великой цели.

Будущее Стругацких предметно ощутимо, их герои по внешнему облику, нравственному складу и поведению почти не отличаются от наших современников. Кстати, это стремление показывать героев реалистично, объемно привело авторов к художественной ошибке в повести «Путь на Амальтею», где язык научных работников изобилует вульгаризмами и бранными словечками. Самые лучшие намерения авторов здесь пришли в столкновение с издержками собственного метода.

В ряде последних произведений Стругацкие заявили о новой тенденции своего творчества. Они напоминают людям о реальной опасности, против которой нужно долго и упорно бороться. Это – воинствующее мещанство. В образе мещанства Стругацкие обличают косность, равнодушие и темные устремления человека, оболваненного пропагандистской машиной капиталистического общества.

Стремителен и напряжен сюжет последнего произведения Стругацких «Трудно быть богом». Глубокое осознание личной ответственности перед историей, присущее людям коммунизма, противопоставляется здесь воинствующему фанатизму некоего условного общества, где слиты воедино черты мрачного средневековья и оголтелого фашизма. Обнаженная сущность извека противоположных начал предстала на вымышленном скрещении исторических путей как цель, пойманная лучами прожекторов. Это не игра ума, не любопытный социологический опыт, а наступление против любых проявлений античеловечности.

Внимание к человеку, к героическому началу человеческой натуры характерно для Стругацких. Возьмем повесть «Далекая Радуга». В ней появляются новые черты будущего, развертываются более широкие ощутимо-зримые полотна. Действие повести протекает на крошечной планетке, где проводятся работы по исследованию «нультранспортировки» – мгновенному перемещению сквозь пространство. Один из таких экспериментов заканчивается трагически. На полюсах астероида поднимается волна плазменной материи, которая медленно ползет к обитаемым зонам, испепеляя все на своем пути...

Неудачный опыт неотделим от истории науки. За драматической развязкой всегда открывались новые пути познания. Вероятно, и в будущем научные поиски не застрахованы от неудач. Развитие немыслимо без борьбы. Читатель «Далекой Радуги» становится свидетелем острой схватки с взбунтовавшейся стихией, в которой раскрываются лучшие черты человеческого характера, воли, интеллекта.

Особенную силу и значение в наши дни приобрели произведения, предупреждающие о возможных ошибках и катастрофах, ожидающих человечество на пути прогресса.

Популярность произведений такого рода объясняется тревогой прогрессивных писателей не только социалистических стран, но и стран капитализма за судьбы мира перед лицом реальной угрозы, создаваемой агрессивными устремлениями империализма. О чем бы ни говорилось в таком «романе-предупреждении»: об атомной войне или об угрозе возрождения нацизма, о механицизме, противостоящем человечности, или просто о негативных сторонах отдельно взятого научного открытия, – прежде всего разговор идет о личной ответственности ученого перед обществом. В этом проявляется не только свойственная настоящей фантастической литературе гуманистическая, гражданская тенденция, но и обратная связь фантастики с ее питательной средой – наукой.

Социальное значение и общественный резонанс таких романов и повестей очень велики. Исключительна их роль в формировании научного мышления ученого, который как бы получает возможность взглянуть глазами художника на результаты своих трудов, несущих человечеству добро или зло. Мировую известность получили произведения польского фантаста Станислава Лема, создавшего такие образцы романов-предупреждений, как «Астронавты» и «Возвращение со звезд».

В этом же русле работает ученый-писатель А. Днепров, один из наиболее популярных советских фантастов.

Органический сплав неожиданной научной идеи со стремительным развитием действия характерен для его рассказов. В своих острых политических памфлетах он мастерски оттеняет моменты наивысшего напряжения, когда научное мышление превращается в действенное оружие борьбы за социальную справедливость и гуманизм. В этом сила таких его произведений, как «Уравнения Максвелла», «Крабы идут по острову», и других, вызвавших широкий отклик научной общественности. А. Днепрова часто привлекают социальные аспекты использования новейших достижений науки и техники. В «Уравнениях Максвелла» им показано, какие чудовищные формы может приобрести эксплуатация умственного труда в капиталистическом обществе. Создание фашистского концлагеря на самом высоком интеллектуальном уровне явилось логическим следствием, вытекающим из сущности современных отношений между буржуазной интеллигенцией и олигархией, которая во все времена охотно прибегала к нацистским методам управления. Утробная жажда наслаждения, доходящая до патологии, беспощадно изображена писателем в рассказе «Конец «Рыжей хризантемы», где великие открытия биологии служат извращенным вкусам представителей правящего класса. Рассказ «Мир, в котором я исчез» бичует продажную науку капиталистических стран, а рассказ «Крабы идут по острову» создает впечатляющий образ ученого-агрессора, типичного представителя общества, раздираемого антагонистическими противоречиями. Произведения А. Днепрова отличаются прочной научной базой. Его идеи строго обоснованы, следствия всегда логичны, несмотря на свою внешнюю парадоксальность.

Тесная связь с наукой является характерной чертой советской фантастики. Вот еще один конкретный пример такой связи. Крупные научные эксперименты (будь то запуск космического корабля, ловушка для пронизывающих вселенную нейтринных потоков или создание сверхмощного ускорителя) требуют не только колоссальных затрат, но и усилия больших исследовательских коллективов. Естественно, что традиционный для довоенной литературы образ чудаковатого профессора-одиночки сделался теперь анахронизмом. Профессия ученого становится в нашей стране одной из самых массовых. В исследовательскую работу вовлекаются передовые рабочие заводов, работники конструкторских бюро и проектных учреждений. Поэтому все больше людей хотят знать, что же она представляет собой, эта исследовательская работа, обещающая в будущем преобразить нашу землю, разрешить коренные загадки природы, удовлетворить самые насущные нужды. Отсюда понятен и интерес, с которым было встречено появление столь непохожих друг на друга произведений, как «Иду на грозу» Д. Гранина, «Лезвие бритвы» И. Ефремова, «Шесть гениев» С. Гансовского, «Падает вверх» А. Полещука, и других.

Секрет популярности научной фантастики не только в том, что она прививает интерес к науке, «вербует» в науку увлеченную молодежь, знакомит широкую общественность с научными методами познания, воспитывает научное мышление. Главный эффект ее воздействия заключен в вовлечении читателя в круг столкновений человеческих характеров, взглядов, стремлений. При этом конфликты разыгрываются не столько вокруг личных взаимоотношений героев, сколько вокруг поисков лучших путей к истине. Все личное, мелкое отступает перед величием этой истины, и нет ни у кого монополии на нее, и все равны перед ней – академик и лаборант. Атмосфера поиска, напряженная, незатихающая, битва идей, наконец, сопереживание с героями – именно это раскрывает перед читателем гуманный или, напротив, бесчеловечный путь, по которому могут быть направлены завоевания науки. Вот чего так жадно ищет читатель на страницах фантастических книг.

Социальные конфликты в будущем, пути их разрешения всегда волновали писателей-фантастов. Еще в 1879 году создал Жюль Верн зловещий Штальштадт герра Шульца как призрак городов грядущего гитлеровского рейха. Фантастика Уэллса строго социальна, она пронизана высоким волнением и тревогой за грядущее человечество. В основном это-общество капиталистического мира, доведенное до логических крайностей, либо стоящее на грани катастрофы («Когда Спящий проснется»), либо перешагнувшее через нее и выродившееся («Машина времени»). Вера Уэллса в прекраснодушный мир технократов (сценарий «Облик грядущего»), пожалуй, самое сильное свое поражение потерпела во время войны 1939–1945 годов, которая показала, что технократы охотно служат деньгам и силе, нимало не заботясь о моральной стороне дела. Типичные представители буржуазной технической интеллигенции с вдохновением трудились над созданием оружия массового уничтожения. Достаточно в этой связи припомнить имя Вернера фон Брауна, в прошлом создателя нацистских самолетов-снарядов, обстреливавших Лондон, а ныне с не меньшим усердием вооружающего Пентагон новейшими моделями ракет.

Новые мотивы в разрешении социальных конфликтов будущего внесены писателями-фантастами социалистических стран. Безысходной альтернативе западных фантастов – либо гибель человечества в огне термоядерной войны, либо дальнейшее развитие капиталистического общества до своего вырождения в автоматизированный ад – противостоит вера этих писателей в силы разума, в возможность создания в будущем свободного и справедливого мира.

Относительно строгих научных фактов писатель-фантаст вряд ли может быть провидцем. Наука сильно изменилась со времен Жюля Верна, ее небывалый взлет опережает самые смелые предсказания специалистов. Великий Герц сильно сомневался, что открытые им электромагнитные волны когда-нибудь станут служить человеку, а Резерфорд считал нереальной идею практического использования атомной энергии.

Нельзя упрекать писателя за якобы «ненаучность» посылки. Но путь развития фантастической гипотезы не должен грешить против логики. Здесь требуется самая строгая достоверность. Точно так же обстоит дело и с конечными выводами. Они целиком мотивируются характером посылки, предполагают однозначность решения, его доказанность. И здесь любая ошибка, любая неточность могут стать роковыми в смысле достоверности.

Действительно, если, например, герой одного из произведений А. Митрофанова выносит в космос пылесос и действует им в безвоздушном пространстве, то как бы потом ни ухищрялся автор завоевать доверие читателя, оно уже потеряно безвозвратно. А это ведь одно лишь звено в причинно-следственной зависимости завязки и развязки. Но и одного бракованного звена достаточно, чтобы при малейшем усилии порвалась вся цепь.

Понятно поэтому, что некоторые научно-фантастические книги вызывают у читателей разочарование. Они антинаучны в своей основе, в методе раскрытия идеи, а значит, к тому же и не фантастичны, сколь бы фантастичными ни казались их отдельные ситуации. Если эти ситуации не скреплены между собой цементом научного мышления, они не могут заинтересовать читателя.

Известно, что сила воздействия художественного произведения прямо пропорциональна общественной значимости темы, ее гражданскому звучанию.

Пожалуй, наиболее опасной тенденцией, появившейся в некоторых произведениях последнего времени, является отход от больших общечеловеческих проблем, склонность к изображению частных проблем науки. Мелкотемье, увлеченность отдельными эффектами, отсутствие широких горизонтов снимают романтический оттенок, присущий фантастике, и в конечном счете снижают ценность произведений.

Не меньший ущерб фантастическим произведениям наносит примитив во всех его проявлениях. Примитив в изображении характеров в сочетании с изобилием устарелых технических и научных данных является довольно распространенной болезнью нашей фантастической литературы.

Очевидно, все же существует специфика фантастического жанра, начисто отвергающая банальность, повторяемость идеи. Как и у любого искусства, цель фантастики – дать неповторимый результат.

С другой стороны, точное и достоверное развитие даже самой противоречащей очевидности посылки не противопоказано принципам научной фантастики. Такой прием характерен и для науки. Естественно, что многие авторы пользуются и развитием идеи «от противного» и приведением идеи «к абсурду». Уподобление художественного произведения геометрическим теоремам, конечно, не предполагает полной аналогии между ними. Речь идет лишь о внутренних аналогиях в методе. Приемы же здесь совершенно различные. Научная фантастика всегда будет оставаться литературой и никогда не станет наукой.

Такие черты современной советской фантастики, как острый, напряженный сюжет, правдивость образов ученых и космонавтов, преодоление старого новым, достигнутое в упорной борьбе, а не мановением волшебной палочки, показ грандиозных перспектив, открывающихся перед человечеством, сделали ее любимым жанром молодежи.

Роль нашей фантастики в формировании научного мышления сводится не к простому логическому и научному «тренингу» воображения, а к воспитанию оптимизма, уверенности в своих силах у человека, который сам строит свое будущее. Советские фантасты ставят задачу показать людям то будущее, которое создается сегодня трудом и волей миллионов, стремящихся к миру и прогрессу.

Что можно ожидать от фантастики завтра? Этот жанр литературы сейчас находится в стадии роста, творческого поиска. Перед ним стоят большие задачи. Хотелось бы увидеть широкие полотна яркого социального и морального звучания, глубоких обобщений, смелых и острых решений.

Высокое волнение при встрече с неизвестным, вспышка внезапного озарения, логика поисков, изящество математических выводов и прецизионных измерений – постоянные компоненты советских научно-фантастических произведений. Они во многом способствовали успеху фантастики и выдвинули ее на передний план в пропаганде науки, воспитании молодежи и формировании у нее научного мышления, непримиримого к любым проявлениям религиозной мистики и вообще чуждой нам идеологии.