АЛЕКСАНДР МИРЕР: «НЕ ЛЮБЛЮ ИЗОБРАЖАТЬ ЗЛО...»

Первый в СССР фантастический боевик, безусловный бестселлер 70-х и 80-х, - "Дом скитальцев"... Парадоксальный опыт литературоведения - "Евангелие Михаила Булгакова"... Веселый и страшный роман-предупреждение - "Мост Верразано"... Таковы писательские "регалии" известного фантаста Александра МИРЕРА. С Александром Исааковичем беседует критик Дмитрий ВОЛОДИХИН.

Д.В.: - Александр Исаакович, насколько я знаю, писателем-фантастом вы стали довольно поздно. Что привело вас в мир фантастики?

А.М.: - Мне было тогда 35 лет или чуть более того. Фантастом я стал в силу трех вещей. Во-первых, мне вообще свойственна ненависть к монотонным занятиям. Очень хорошо сказал Скотт Фицджеральд: "У всех евреев короткое дыхание". У меня, очевидно, как раз "короткое дыхание"... Я был вполне преуспевающим инженером и пользовался даже некоторой известностью. И, видимо, это мне надоело. Во-вторых, я увлекся кибернетикой. Собственно, эта страсть еще не кончилась. Такое увлечение сопровождает человека всю жизнь, поскольку совершенно меняет то, что принято называть мировоззрением. В-третьих, тогда мне в руки попал "Солярис" Лема. Этот роман буквально потряс меня. Я очень хорошо помню, как лег на диван вечером и не вставал, пока не прочел все до конца, Лем - это человек, который пишет о самой сути человеческой природы, используя средства фантастики, да еще так замечательно. И я написал тогда несколько очень плохих рассказиков.

Д.В.: - Считается, что у всякого писателя есть своего рода "визитная карточка": любимая идея, любимые приемы, любимые, лучшие вещи. Что вы считаете своей "визитной карточкой"?

А.М.: - А вот нет у меня никакой "визитной карточки". Скорее, здесь можно говорить в отрицательном смысле: есть то, чего я всегда сторонюсь. Я не люблю изображать зло. Во всех его проявлениях: подлость, предательство, насилие... Мне не нравится изображать недобрых людей, лжецов. Мне всегда было неприятно рассказывать о чьем-то горе.

Лучшим я считаю первую часть романа "Дом скитальцев" - "Главный полдень". И еще нефантастическую книгу - "Евангелие Михаила Булгакова" (до настоящего времени в России не опубликована. - Д.В.). Может быть, начальные главы романа "Мост Верразано". Хотя и с трудом я "чувствую" эту книгу... Я очень веселился, когда начинал ее. Сюжет и герой вполне традиционные, в духе фантастики конца XIX - начала XX века: Умник, который изобретает что-то способное изменить мир. Нечто наподобие "Пищи богов" Герберта Уэллса. От этого изобретения идут волны, заставляющие покачнуться громоздкие, статичные системы современного мира. Но потом веселиться я перестал. Изобретение Умника могло бы избавить... лучше сказать - не избавить, а спасти мир от автомобилей, которые пожирают ресурсы, человеческую энергию, чистый воздух. Мы так загадили планету! Но этого не происходит. Попытка разрушить две такие громоздкие системы, как нефтяная и автомобильная промышленность, оказывается обреченной на провал.

Д.В.: - "Дом скитальцев" по своему стилю сильно отличается от фантастики, которая выходила в те годы. Какая-то совершенно несоветская книга, ближе, скорее, к сегодняшнему дню. У вас не было трудностей политического или редакционного характера при подготовке издания?

А.М.: - Нет, никакого особого сопротивления со стороны издательства я не помню. Не было каких-либо серьезных трудностей. Первая часть романа вполне благополучно вышла еще в 1967 году в "Мире приключений". Припоминаю лишь одно: меня заставили перенести земную линию повествования во второй части "Дома скитальцев" из Москвы, как было изначально, в некий областной город, не знаю уж почему. Были еще какие-то незначительные доделки, но все главное, все важное для меня сохранилось. У меня был добрый и понимающий редактор - Нина Матвеевна Беркова.

Д.В.: - Кто ваши "фавориты" в современной российской литературе, в том числе в фантастике?

А.М.: - Чукча не читатель и даже не очень писатель, чукча - "зарабатыватель на жизнь". Я загружен переводами, удается не так уж много читать из наших современных авторов. Но одно имя я все-таки назову: мне нравится то, что пишет Виктор Пелевин. Я имел честь редактировать две его ранние книги в издательстве "Текст" - сборник рассказов "Синий фонарь" и "Омон Ра". У Пелевина есть замечательная способность самым парадоксальным образом выворачивать действительность. Его тексты наполнены поэтикой парадоксальности. Может быть, зря он начал писать крупные вещи... Талант имеет свою типологию. Тип пелевинского таланта - блестящее искусство рассказчика.

Д.В.: - Какова была, по вашему мнению, роль фантастики в советское время, что изменилось сейчас и какая судьба ждет ее в ближайшем будущем?

А.М.: - В той невероятной литературной скудости, в которой мы жили, фантастика была отдушиной. У фантастики есть одно особое качество: она восполняет для современного человека дефицит ориентировочной деятельности - заменяет охоту, приключения, опасности и так далее. Она позволяет переживать то, чего человеку не хватает в жизни. На фоне чрезвычайно неинтересной литературы, которой нас пичкали, конечно, даже та жалкая фантастика, что была до Стругацких, заполняла очень важную лакуну. Кроме того, фантастика по своей природе, независимо и от желания автора, - литература свободной мысли, потому что иначе получается какой-нибудь "Пылающий остров" Казанцева. Вообще не литература! И фантастика была тогда неким оазисом. У меня не раз случались интересные и поучительные споры о роли Стругацких в советской литературе и в современной литературе вообще. Из-за специфики фантастики ее как-то не причисляли к "большой словесности", и людям трудно было понимать, что Стругацкие - лучшие прозаики середины XX века в России.

Сейчас, конечно, у фантастики такой роли нет и быть не может по двум основным причинам. Классическая фантастика, очевидно, исчерпывает себя. Почти столетний период ее активности заканчивается. По определению Лема, которое он дал в "Фантастике и футурологии", поле фантастики перепахано, сюжетов не остается. Другая причина: в нашей стране в шоковом порядке (в историческом времени это какая-то миллисекунда) появился сравнительно большой поток литературы, в которой люди себе не только позволяют, но и велят свободно мыслить. Если раньше для успеха и для заработка необходимо было мыслить "по струнке", а желательно - вообще никак не мыслить, то сейчас надо быть максимально более свободным. Чему, кстати, прекрасный пример тот же Виктор Пелевин.

В будущем фантастики я вижу только фэнтези. Но и фэнтези, полагаю, себя довольно скоро исчерпает. Период развития фэнтези с 50-х годов после "Властелина Колец" (это настоящая вспышка) уже достаточно длительный. Все повороты, все темы, все игры уже переиграны.

Должно появиться что-то совсем другое. Но это иная, более общая тема, потому что вся литература лежит уже давно на плахе, и топоры наточены.

Д.В.: - Что послужило причиной такого мощного спроса на фэнтези в наши дни? Почему колдун и рыцарь буквально вытеснили ученого и звездолетчика со страниц современной фантастики?

А.М.: - Большинство людей не склонны соглашаться с тем, что все довольно жестко ограничено, а то, чего бы мы хотели, не слишком для нас доступно. Огромные массы не хотят раз и навсегда принять полную рационалистичность жизни. Фэнтези дает отдушину от рационалистичности. Для фэнтези, конечно, главная тема - тема смерти: ведь абсолютное большинство людей не может смириться с тем, что за порогом смерти ничего нет. Такова побудительная причина для развития фэнтези во времена, когда религия перестала объяснять, что после смерти что-то существует. То есть она пытается объяснить, но все меньше людей ее слышат.

Фэнтези дает очень большую свободу для ориентировки, для рыскания в каком-то мнимом мыслительном пространстве с целью найти что-нибудь новое и неожиданное. В этом смысле она вполне законная часть фантастики.

Д.В.: - Чем для вас представляется нынешняя реальность? Фантасмагорией? Антиутопией вживе?

А.М.: - То, что происходит сейчас, кажется мне прямой производной от семидесятилетнего царствия большевиков. Сейчас массы кричат о всеобщем воровстве и коррупции. Но ведь это в нас тщательно воспитывали большевики, желая притом самого лучшего. Любимый мой пример: официально до 1971 года населению не было продано ни одного метра водопроводных труб, но все у себя на дачах и не только там прокладывали газ, воду... Ведь на это шли трубы ворованные, а потом у воров купленные. Социализм по-советски есть система, направленная на создание дефицита во всех смыслах и на всех направлениях. А когда человеку чего-то не хватает и он не может приобрести это законным путем, он обязательно ворует.

В 1953 году, в ночь смерти Сталина, я сидел на маленьком уральском заводике и учил сталеваров работать на новой автоматике. Вырубилось электричество. Я сказал сталеварам: ребята, если не включится, то через полчаса сливаем металл под печь. Сел следить за временем, а сам думаю: "Если плавка простоит пятнадцать минут, то нагонять придется сорок пять, а если полчаса, то нагоним только через два часа с половиной. А у нас в стране "плавка" простояла тридцать с лишним лет. Значит, сколько же нагонять-то? Сто пятьдесят лет?"

Наш сегодняшний быт и политика однозначно вытекают из этого. Видимо, можно было бы все довольно точно предсказать, если бы кто-то занялся такого рода прогностикой. Кажется, философ Иван Ильин этим занимался. И его прогнозы еще 40-х годов вполне точны.

Из общего хода вещей выламывается только свобода печати, свобода информации. Это я считаю единственным реальным достижением перестройки и возможным спасением. Хотя, естественно, это только росток, не дерево, а саженец, и притом высаживаемый в советскую почву. Он может при определенных условиях расти и не в ту сторону.

В начале перестройки мне часто шло на ум сравнение с Веймарской республикой, после которой пришел Гитлер. Да и сейчас у нас вероятность диктатуры достаточно высока.