В прошлогоднем № 8, продолжая наши коллективные интервью с писателями-фантастами, мы предложили читателям задавать вопросы автору многих известных книг писателю Владимиру Михайлову. Полученные письма мы передали Владимиру Дмитриевичу - и вот теперь публикуем его ответы... На заданные вопросы пытаюсь ответить, идя от частного к общему, от малого - к большому. И потому начну с самого себя. Меня не раз спрашивали, как и почему я стал писать фантастику, и я честно пытался на это ответить. Говорил и о том, что всю жизнь любил читать фантастику, и о том, что в двенадцать лет вместе с еще тремя сверстниками вдруг "заболел" проблемами, как тогда говорилось, межпланетных путешествий (тогда мало кто думал об этом всерьез, было начало 1942 года, и шла жестокая война), а также о роли случая: однажды мне заказали фантастический рассказ, я начал писать его - и с тех пор вот уже три десятка лет ничего другого не пишу. Или почти ничего. Вот такие ответы я честно девал. И лишь совсем недавно подумал: а почему, собственно, об этом спрашивают? Разве у поэта, например, спрашивают - почему он пишет стихи, а не прозу? Не спрашивают, потому что как бы подразумевается: уж так он, поэт, устроен. Я думаю, что это относится ко всем: не только к поэтам, но и к самым разным прозаикам, и драматургам, и сатирикам... И не только к литераторам, и - шире - не только к людям искусства, это относится вообще ко всякому творчеству: и научному, и техническому в том числе. Так человек устроен, что есть в его жизни, как правило, одно какое-то дело, которое привлекает его больше всего, и поддается ему лучше других дел, и приносит самое большое внутреннее удовлетворение. И если у человека есть хоть какая-то возможность этим заниматься, он так и делает, и если может в этом деле стать не любителем, а профессионалом - чего ему еще желать? Я писал в вое время и стихи, и сатирические рассказы, и "серьезную" прозу - и это было не то, а вот фантастика оказалась тем самым. Так что теперь отвечаю кратко: так уж я устроен. Ну и, понятно, если вы занимаетесь каким-то делом по призванию, для вас уже не столь важно - выгодно ни им заниматься или нет, дает ли фантастика писателю какие-то преимущества, или приносит одни лишь осложнения. Да пусть от нее были бы одни лишь беды - все равно, для человека, поступающего по призванию, его дело останется самым лучшим, часто - единственным. Конечно, живем мы в реальном мире, и для того, чтобы в нем жить, нужно не только писать, но и печататься, издаваться, зарабатывать на жизнь и так далее. В этом смысле до последнего времени фантастика была достаточно "невыгодной" - но об этом читатели знают не хуже нас: принадлежа к "литературе повышенного спроса", издавалась она, невзирая на это, очень скупо, считанными издательствами, нередко - малыми тиражами, а у официальной (невольно приходится употреблять такое определение) критики не пользовалась никаким вниманием; ну, это и сегодня в общем так. Теперь фантастику пустились издавать и государственные, и кооперативные издательства: она приносит несомненную прибыль. Авторы почувствовали некоторое облегчение. Но и здесь тоже своя диалектика: далеко не все издатели обладают нужным вкусом, и не все думают прежде всего о качества литературы; поэтому на гребне поднимающейся волны, помимо вещей несомненно хороших, возникает немало и графоманской, и просто халтурной продукции. К чему это может привести? Возможны, мне кажется, два варианта. Первый, желаемый: читатель, до сих пор хватавший все, что выходило под рубрикой фантастики, начнет лучше отличать настоящее от фальшивки; но может получиться и наоборот: масса халтуры дискредитирует сам этот вид литературы и либо отобьет у читателя вкус к фантастике вообще, либо испортит его, и это будет очень, очень плохо, потому что вкус к литературе, к искусству не существует в человеке как нечто изолированное от всего остального, и в конечном итоге каков вкус - таков человек. А от того, каков человек, зависит буквально все на свете. Наверное, от этого вопроса легче всего перейти к другому: какие меры необходимы и возможны для развития издательского дела в области фантастики. Думаю, что сейчас на этот вопрос ответит любой: нужна бумага и полиграфические мощности. Нужен рынок с его постоянной конкуренцией. Нужна фантастическая периодика, потому что без нее не разовьется как серьезное литературное явление критика фантастики и такая отрасль литературной науки, как фантастиковедение. А для роста фантастики они необходимы. Сейчас, когда это пишется, еще не принят Закон о печати, но когда вы будете читать эти строки, он уже, наверное, начнет действовать, и политико-административных препятствий станет, видимо, меньше, но экономические будут играть определяющую роль. Возникнет, я думаю, еще какое-то количество кооперативных и частных издательств, будут выходить журналы, часть их быстро угаснет, не выдержав конкуренции, другая часть будет расти и расширяться, в конечном итоге через несколько лет останутся два-три, и они, вернее всего, будут представлять различные мнения, различные группировки авторов фантастики и их читателей. Хорошо ли существование таких группировок? Хорошо или плохо, но они есть и будут существовать, потому что существовали в литературе, в искусстве всегда, и без этого, надо полагать, не обойтись. В принципе даже хорошо: как писал Галич, "если все шагают в ногу, мост обрушивается". Плохо другое: когда борьба мнений перестает быть литературной и становится игрой без правил, переходит в другие плоскости. Такое уже не раз бывало в нашей истории, и хотелось бы, чтобы не повторилось. Можно любить "молодогвардейских" авторов, и можно не любить; но доказывать свою правоту, мне кажется, позволительно только одним способом: писать так, как считаешь нужным, решать же в конечном итоге будет даже не критика (она тоже пристрастна, как и всякое искусство), а читатель. Вот тут, мне кажется, и возникает главный сегодняшний вопрос: как писать. Если оглянуться, можно без труда установить, что наиболее значительная, самая серьезная часть нашей фантастики во все последние годы - полтора-два десятилетия - относилась к фантастике социальной, и не только к утопической, сколько наоборот, к антиутопической. Хотя четкого рубежа между ними я не вижу, и классическая утопия, начиная с Мора, с нашей сегодняшней точки зрения относится едва ли не к антиутопии, потому что рисует общество, которое сегодня точнее всего характеризуется как казарменное. Если брать утопию и антиутопию в самом общем виде, то утопия должна говорить о том, чего следует достигнуть, антиутопия же - о том, чего на этом пути достижения следует избежать. Значит, утопия дает поневоле общую картину, антиутопия может оперировать и частностями. Утопия, и не только классическая, но, если вдуматься, то и наша современная, может давать - и дает - картину без обращения к ее первоначальным источникам: жизнь Утопии у Мора никак не соотносилась с жизнью современной ему Англии, а общество "Туманности Андромеды" вряд ли брало начало в современности Ефремова - и нашей, разумеется. То есть утопия может не иметь корней, антиутопия же, напротив, только экстраполирует то, что реально существует сегодня, доводит до логического конца или до абсурда (что часто одно и то же). Но нас сегодня больше всего и интересует именно экстраполяция сегодняшних событий, причем не в области научных достижений или технических находок, - это играет роль подчиненную, - но прежде всего в развитии общества, в определении его движения. Это определяет предмет современной фантастики: путл развития человека и человечества, с исходной точкой в нынешнем дне. Это, однако, лишь половина ответа на половину вопроса. Другая половина заключается в том, как писать. До сих пор, до появления гласности, мы знали; наше преимущество в том, что мы можем, используя изобразительные средства фантастики, говорить читателю то, что иными способами - напрямую - сказать ему было нельзя. Это определяло и предмет, и метод, и таинственность - непременный атрибут фантастики - часто служила лишь для перевода понятий с языка политики на язык искусства; в этом счастливо сочетались требования эстетические и гражданственные. Но теперь это уже не нужно, и процессы, которые у нас происходили то на другом конце Галактики, то в среде чисто условной, теперь можно описывать своими словами, и это активно совершается публицистами, а фантастам тут делать вроде бы больше нечего. То есть, если мы хотим, чтобы фантастика не стала целиком и полностью средством приятного времяпрепровождения (что само по себе тоже нужно, но не исключительно, да и не каждому это по вкусу), но продолжала бы нести какую-то философию и подсказывать определенный образ действий, она должна найти свой современный язык. Думаю, что самая весомая (хотя и не самая многочисленная) часть фантастики пойдет именно в направлении таких поисков. Ясно одно: она должна по-прежнему говорить о том, что болит. Это вовсе не исключает существования фантастики развлекательной, но просто должным образом расставляет акценты. И я с радостью вижу, что не только среди фантастов моего поколения, но и среди молодых писателей те, кто представляется мне наиболее одаренными и зрелыми, идут именно в этом направлении. Как Андрей Лазарчук, Ирина Тибилова (Сергиевская). Будет ли такая фантастика как-то воспитывать читателя на примерах положительных героев? Признаюсь сразу: не знаю, что такое положительный герой. Если это - человек, наделенный одними лишь позитивными качествами, то таких, думаю, не бывает в жизни, а значит не должно быть и в литературе, поскольку основной предмет ее исследования - человек, а исследовать надо то, что реально существует. Дистиллированная вода не утоляет жажды, ее можно заливать в аккумулятор - но только в смеси с серной кислотой. Это - мертвая вода. Так же мертв и созданный по рецептам положительный герой. Думаю, что положительность или отрицательность героя определяется только его деятельностью: если он стоит задело, которое мы считаем правым, - пожалуйста, назовем его положительным, хотя точнее будет говорить не о положительном герое, а о положительной деятельности героя. Так что от фантастов требуется, я думаю, создавать не положительных героев, но живых, то есть наделенных качествами и того, и другого знака, как оно и бывает в жизни. Насколько мы с этим справляемся? Боюсь, что мы слишком долго признавали приоритет фантастической идеи над идеей человека в наших произведениях и понесли при этом определенные потери. Так или иначе - вряд ли ошибусь, сказав, что в нашей (да и не только в нашей) фантастике пока еще не возникло своих мушкетеров - то есть персонажей, чьи несомненные и не скрываемые недостатки не мешают им оставаться обаятельными на протяжении вот уже полутора столетий. Заметьте: мы ведь на их стороне не потому, что сочувствуем их делу, но потому, что сочувствуем им самим, хотя по логике должно было быть наоборот. Но почему сочувствуем им? Потому, быть может, что дела, которые они совершают, заставляют их проявлять лучшие, а не худшие их качества? Это предположение опять-таки возвращает нас к неизбежности социальной темы в фантастике. Хотя, конечно, не только герой может привлечь читателя к хорошей книге. Литература - явление гигантское, и в ней могут быть всякие варианты. Например, одна из любимых моих книг - "Гаргантюа и Пантагрюэль" Рабле - вряд ли может похвастаться полнокровными, как иногда говорится, героями; зато - полнокровием раскованной мысли, не создающей идолов, но их ниспровергающей. Иногда спрашивают о моих любимых писателях; боюсь, что таких у меня нет или почти нет; уважаемые - да, Салтыков-Щедрин, например, великого уважения достоин, или Томас Манн, да многие; а любимые у меня - книги, а не авторы. Допустим, одна из любимых - "Кола Брюньон" Р. Роллана, но большие его вещи я воспринимаю очень спокойно - значит не писатель любимый, а книга. Самым общим образом я смог бы определить свои пристрастия так: люблю книги с умными и по возможности добрыми персонажами; по возможности - потому, что второе качество возникает (в литературе) реже, стесняемся мы, что ли? Поэтому, кстати, люблю многие вещи Диккенса, хотя многим он и кажется нынче старомодным. А вот в фантастике... затрудняюсь сказать. Все-таки не хватает нам человеческой проникновенности. Есть не так уж мало книг фантастических, к которым еще и еще возвращаюсь; но, кажется, не по любви все-таки; профессионально интересно, да, но это - другое чувство. Бывает ведь в жизни так, что учишься у одних, общаешься с другими, а любишь - третьих. Вот так у меня с книгами. Чтение фантастики для меня - форма общения с их авторами; я много лет прожил и проработал в Риге практически без всяких контактов даже с нашими же советскими коллегами, не говоря уже об иностранных. По стеснительности, возможно, да и не люблю вертеться вокруг людей известный и не любил никогда. И считаю, сто главное, что человек хочет сказать, он и говорит в своих книгах. Наверное, это неправильно: не каждый, далеко не каждый способен выложиться в книгах до конца. Но - привык за столько лет, а отвыкать, пожалуй, уже некогда. Переписываться тоже ни с кем не переписываюсь - наверное, потому, что терпеть не могу писать и очень жалею, что иным путем в наших условиях нельзя сделать книгу. В литературной работе для меня самое приятное - думать о будущей вещи, представлять ее себе все яснее и яснее; писать же - неизбежная принудработа. Какие уж тут письма... Поэтому я искренне жалею, что не могу похвастаться какими-либо контактами с представителями внеземных цивилизаций. Может быть, они, представители эти, и научили бы обходиться без этого нудного процесса. Нет, это вовсе не значит, что я отрицаю саму возможность и даже наличие таких контактов. Однако, если они и существуют, то, по моему убеждению, не так, как это обычно представляется, - встретились, поприветствовали друг друга по обычаю каждый - своей планеты, сели (легли, взлетели и т.д.) и стали общаться - фонетически, телепатически или еще как-нибудь... Думаю, что с нами общаться могут те, кто более развит (инициатива общения с менее развитыми должна бы исходить от нас), а у них наверняка есть другие способы: просто вложить вам в голову некую идею, так, чтобы вы и не заподозрили, что она не сама собой у вас возникла... Но об этом я уже писал однажды и не буду повторяться. Теперь, мне кажется, я ответил на часть заданных мне вопросов - на те, которые носили более общий характер; и еще кое-что добавил, о чем меня вовсе и не спрашивали, но что мне хотелось, пользуясь случаем, сказать. Другая часть вопросов более конкретна. Попытаюсь ответить и на них. Моя оценка серии "БСФ" в "Молодой гвардии", и почему меня в ней не издают. Вряд ли я могу сказать что-нибудь об этой серии: читаю в ней только тех авторов, которых знаю по другим изданиям. Издаются ведь в этой серии и Г. Гуревич, и О. Ларионова, и С. Гансовский, и А. Шалимов, А. Балабуха, даже Кир Булычев как-то издался. Что касается других, то последние годы я их не читаю: по-моему, художественных открытий там не возникает, а время дорого, и приходится фантастику читать уже с выбором. Что касается меня самого, то одна книга в этой серии у меня вышла - давно, в 1971 году. Еще раз я предложил туда одну свою повесть лет через десять и получил ответ научного консультанта (или редактора, не помню уже), что представления редакции о том, как будет выглядеть человек будущего, расходятся с моими. Я невольно снял шляпу перед людьми, знающими, как будет выглядеть человек будущего - сам я об этом и представления не имею, и не пытаюсь понять: тут дай Бог со своими современниками разобраться; во всяком случае, с тех пор я их не беспокою. У издателя есть право не издавать, у автора - не предлагать. Тут, однако, меня просят высказать и более конкретные мнения об отдельных писателях: Стругацких, Казанцеве, В. Щербакове. Я не критик, и оценка моя - дело, так сказать, лично мое, как говорится - дело вкуса; я ее выскажу, но не думаю, что здесь надо детально аргументировать. А. и Б. Стругацких ценю очень высоко, потому что они художники, и то, что они написали - литература, и немалая, и в ней философ не противоречит художнику, как это порой можно заметить у И. Ефремова. В А. Казанцеве я художника не вижу, хотя масштаб его замыслов, безусловно, производит впечатление, но ведь литература - не столько замысел, сколько уровень его выполнения. Впрочем, "Пылающий остров" в предвоенной фантастике был, наряду с "Тайной двух океанов" Гр. Адамова (и останется в истории НФ), явлением едва ли не самым заметным; но если Стругацкие, начав, шли по восходящей, то Казанцев - наоборот. Творчество В. Щербакова оценить затрудняюсь. В моем представлении творчество - нечто, протяженное во времени и значительное по объему. В данном случае можно говорить не о творчестве, а об отдельных книгах. Не берусь судить о качестве фантастических или философских идей; литературный же уровень их представляется мне весьма средним. Но все, как говорится, впереди. С этим вопросом граничит и еще один: не думаю ли я, что надо сменить редакцию фантастики в "Молодой гвардии". Да нет, не думаю. Зачем ее менять? Об этом можно было говорить, пока она была, фактически, монополистом в фантастике, и уровень издаваемой фантастики в очень многом зависел от этой редакции. Но сейчас, когда монополия эта, по сути дела, кончилась - зачем лишняя суета? Сема жизнь заставит, когда придет время. Главное - что сейчас есть иные издательские возможности, и чем дальше, тем, надеюсь, их будет становиться больше. Опять-таки - решит читатель. Что же касается того, что редакция эта, как сказано в одном из писем, искажает традиции Ефремова, печатая не самых лучших авторов (там, правда, сказано несколько резче) и незаслуженно причисляя их к "школе Ефремова", то я не совсем понимаю, что такое школа Ефремова. Роль самого И. А. Ефремова в развитии советской фантастики переоценить трудно, мы от него, по сути дела, ведем наше новое летоисчисление, он был человеком, возникшим в нужное время и в нужном месте. И, безусловно, местом этим оказалась редакция приключений и фантастики "Молодой гвардий" - только не нынешняя, а та, ныне уже легендарная редакция. Однако создал ли он свою школу? Далеко не уверен. Обидного в этом ничего нет, вот и Горький своей школы не создал, писатели куда больше учились у Толстого и Достоевского - даже современники Горького. И у нас, думаю, куда больше учатся у тех же Стругацких. По уже названной выше причине: они - большие художники. Ефремов же был в большей степени мыслителем, но это далеко не одно и то же. Я хочу сказать, что надо сперва бесспорно сформулировать признаки этой школы, а потом уже судить, кто в нее вхож, а кто - нет. Жонглировать же именами - дело бесполезное. Кстати сказать, Аристотель, как все мы помним, был величайшим ученым своего времени - но его авторитетом потом сотни лет сдерживали развитие науки, ибо развитие неизбежно "отменяло" какие-то из провозглашенных ученым истин. Но Аристотель-то в этом не виноват... Среди заданных вопросов есть один о состоянии прибалтийской фантастики и о том, как отражаются на ней процессы в Прибалтике. Я думаю, что не отражаются никак - по той причине, что не существует такого явления: прибалтийская фантастика. Есть отдельные авторы отдельных произведений. Если же иметь в виду фантастику русских авторов, проживающих в Прибалтике, скажем, те сборники, что издавались в Риге, то на них процессы эти повлияли плохо: нет бумаги, нет и желания, видимо, развивать книгопечатание на русском языке. Это я и по себе знаю. Относительно будущего этих сборников можно только гадать, мне оно представляется печальным. Что делать; в прибалтийских проблемах это не самая важная, хотя нас и непосредственно затрагивает. Что же касается моего ухода из "Даугавы" - есть и такой вопрос, - то и он, я думаю, связан с этими процессами, и был, так сказать, одной из первых ласточек. Из "Даугавы" я не сам ушел, меня заставили уйти, и вовсе не только из-за фантастики. Тут кстати будет заметить, что пренебрежительное отношение и фантастической литературе не делает чести его носителям, но свидетельствует о дремучем литературном провинциализме - независимо от того, мыслят ли так где-нибудь на окраине или в самом что ни на есть центре. К счастью, фантастика от этих мнений не очень-то зависит как целое (хотя в частностях, конечно, и страдает); она достаточно уверенно все дальше входит и в "главное русло" литературы, коли уж и Ч. Айтматов ее использует, и Алесь Адамович вдруг пишет повесть целиком в фантастическом ключе... Волны от возникновения латиноамериканской прозы, органично сращивающей фантастическое и реалистическое начала, дошли, пусть не сразу, и до нас - да у нас и у самих было это, от Гоголя до Булгакова, и в Европе были и Гофман, и Кафка. Процесс этот - двусторонний, реалистика и фантастика взаимно оплодотворяют друг друга, и в ближайшие десятилетия путь развития прозы лежит, думаю, именно в этом направлении. Еще несколько вопросов, которые, пожалуй, трудно привести в систему. Мое отношение к движению КЛФ? В целом положительное. Хорошо, когда люди объединяются не в шайку, а в клуб, и целью не ставят нанесение вреда другим людям. Бесформенность этого движения? Ну, какие-то формы оно так или иначе принимает, но не дай Бог - заформализовать его, одеть в мундир и опять потребовать, чтобы все шагали в ногу. Люди-то, к счастью, все разные. Кто-то хочет только доставать книги и читать - но разве этого мало? Своего рода литературная потребкооперация - ну и что же? В любом случае это ведь не только чтение, это и какие-то формы обмена мнениями, и какие-то виды дискуссий, и мнения, и отклики - нет, это очень немало. А кто хочет больше - делает больше. Кто-то занимается хозяйственной деятельностью, кто-то - в той или иной форме - издательской, пусть сперва и на уровне фэнзинов; пусть и не все даст со временем плоды - но так и не бывает, чтобы все без исключения зерна взошли. Я думаю - не надо корректировать, это ведь значит - поставить себя в положение людей, которые лучше других знают, что этим другим нужно - но известно, к чему это приводит. Самое большее, по-моему, что надо делать - это предлагать свои варианты, но не обижаться, если предложения эти кем-то и не будут приняты. Что, помимо чтения фантастики, является - или должно являться - отличительными чертами фэна? Честное слово, не знаю. Я бы пожелал одного: быть порядочными людьми. А остальное - по возможности. Что касается создания Всесоюзной Ассоциации НФ - не знаю, чем она должна быть. Я думаю, что определенные организации нам нужны, и какие-то соображения по этому поводу у меня есть. Но в каждом отдельном случае надо определить, каковы цели и состав каждой такой организации. Одно название ни о чем еще не говорит. Так что на этот вопрос мне ответить трудно. Создать можно что угодно - только зачем? Начинать надо с этого. Нет ли желания возглавить общесоюзный журнал фантастики и от кого зависит создание этого журнала? Зависит теперь в основном от нас самих. Нечто подобное мы сейчас пытаемся осуществить в рамках ВО КЛФ, а другие люди в других местах делают такие же попытки. Как я уже сказал выше, у кого-то получится, у кого-то - нет... Возглавить? Сейчас хочется этого меньше, чем раньше. Просто я посмотрел на календарь и понял, что мне уже немало лет. И приходится все более отсекать от себя то, что не является самым необходимым. Так что не знаю. Может быть, успею, но может и так статься, что постараюсь вложить все оставшееся в те замыслы, которые хочется реализовать в книгах. В общем, как говорят в футболе - игра покажет. В принципе заниматься такими делами, как издательская и журналистская деятельность, сейчас самое время тем, кому от тридцати до сорока: они не только начать успеют, но и, как говорится, пожать плоды. А нам приходится серьезно рассчитывать силы: мы уже начали понимать, что болеют не только наши бабушки. Пока, правда, пытаюсь заниматься и делами ВО КЛФ, среди которых журнал - одно из главных. Но на столе лежит повесть, у которой еще нет названия, но есть уже около сотни страниц. Хотелось бы к лету ее закончить, а к осени, пусть вчерне - еще одну, которая сейчас вовсю разворачивается в воображении. А уже потом, завершив один большой перевод, который на мне висит, засесть за большой роман, о котором пока очень приятно думать...
|
|
|
||