ФАНТАСТЫ И ФАНТАСТИКА

Предлагаем вниманию читателей беседу с болгарским писателем Любеном Диловым, опубликованную на страницах журнала "Пламк".

- Товарищ Дилов, чем можно объяснить исключительный интерес к фантастике в последние десятилетия?

- В нашем административном языке в последнее время утвердилось новое клише, в тех случаях, когда не знаешь, что ответить, говоришь: "Причины тут сложные и комплексные". Вполне возможно, в данном случае они действительно и сложны и комплексны. Так или иначе любой более точный ответ потребовал бы специальных исследований. Статистически верно, однако, то, что за последние десять лет фантастика прочно занимает первое место по тиражам, опередив даже детективы. Показательно также и то, что одновременно с ростом интереса к фантастике резко усилился и спрос на мемуаристку, на документальную прозу. Из этого можно было бы сделать вывод о том, что читатель предпочитает или что-то "настоящее", или же откровенный вымысел с открыто выраженной в нем идеей той беллетристике, которая старается внушить, будто она достоверна: "В один прекрасный вечер в городке Н. в 19... году" и т. д., а за кажущейся ее достоверностью событий опять- таки стоит вымысел, в котором автор к тому же вынужден прятаться за своими героями, не высказывая собственных мыслей, поскольку герои его становятся в противном случае "рупорами авторских идей", за что писателей ругают критики. Впрочем, таковы законы так называемой реалистической литературы, в то время как фантастика может позволить себе наличие "рупоров", и это ничуть не будет смущать ни ее читателей, ни критиков, поскольку "условия игры" с читателем здесь другие. Фантастика открыто заявляет: "Ясно, дорогой читатель, что то, что я тебе рассказываю, никогда не происходило и никогда не произойдет, следовательно, я хочу сказать тебе своей прозой нечто иное, другими словами... гляди в оба!" В этой условности иного типа заложены не только предпосылки успехов, но и недостатков жанра фантастики. А вывод, к которому я пришел, безусловно, весьма относителен.

- Что делает его относительным?

- Во-первых, понятие "фантастика" в данном случае относится к целому ряду совершенно различных книг, оно включает в себя и то массовое приключенческое чтиво, у которого очень мало общего с литературой, но которое также немало способствует поражающему, рекордному росту тиражей. Если мы зададимся целью найти то общее, что объединяет любителя такого чтива и поклонника социальной сатиры братьев Стругацких или философской фантастики Станислава Лема, возможно, что им окажется общее откровенное желание пережить книгу как приключение духа в неизвестных нам, небудничных сферах. В этом смысле фантастика в первую очередь есть современное (и, видимо, необходимое) продолжение сказки о невероятных путешествиях, полных чудес, которая трансформировалась позднее в средневековые романы-путешествия и путевые записки. Тот герой, что отправлялся за тридевять земель в тридесятое царство и встречался на своем пути со всякими чудесами, сегодня вынужден покинуть Землю и отправиться "за тридевять звезд". Мне кажется, что эта на первый взгляд дешевая параллель связана с некоторыми фундаментальными изменениями в обществе и в мышлении, которые в свою очередь явились результатом как развития техники, так и новой картины природы, созданной современной наукой. На Земле у человека уже нет противника, нет врага. Куда бы он ни отправился - в джунгли Амазонки, или на дно океана, или на необитаемые ледники Антарктиды, - он повсюду встречается с собой и собственным своим относительным представлением о мире, представлением, о котором он знает, что оно временное и во многом зависит от ускорителей или атомных реакторов и что его расшатывает чуть ли не каждая вновь открытая частица материи. Это сознание временности и относительности наших познаний о мире, возможно, еще одна причина интереса читателя к тому разделу фантастики, который называет себя несколько нескромно - "научная фантастика". Не мир дает нам представление о себе, мы сами создаем, я бы сказал даже, каждый человек в отдельности создает себе его образ, и сознание этого дополнительно раскрепощает и подстегивает наше воображение, к тому же нам интересно узнать, что может дать нам воображение ближнего. Поэтому и одним из главных критериев, которым руководствуется читатель при оценке труда фантаста, является новизна фантастической ситуации, оригинальность утопии, которая ему предлагается. Это те критерии, которыми критика почти не оперирует.

- Вы одобряете их?

- Отчасти да, но только отчасти; я считаю, что такая оценка должна применяться при рассмотрении любых жанров. То, что скучно и банально, - нежизнеспособно, сколько бы наград ни получил за это писатель, особенно в эпоху кино и телевидения. Но я хотел сказать другое: этот критерий, если он единственный, становится основой и неприятных явлений... Как-то газета "Орбита" провела опрос читателей по поводу книг, вышедших в первый год существования серии "Галактика". На первое место, по отзывам читателей, вышел Артур Кларк с его романом "Встреча с Рамой". На последнем оказался Эдгар По. А ведь если кто и был настоящим писателем в этой серии из восьми книг, так это именно Эдгар По! Но подобная аномалия лишь подтверждает мою мысль о том, что ищет наш современник в фантастике. И хотя анкетируемые в большинстве своем, вероятно, были люди молодые, я не склонен преуменьшать значение этого результата. Если применять критерий художественности, Артур Кларк - довольно посредственный рассказчик из числа первых десяти или даже двадцати англо-американских фантастов, но он очень эрудирован и в его научно-технических утопиях всегда присутствует богатое воображение. Очевидно, миллионы почитателей такого типа фантастики ищут в ней именно это - помощи в размышлениях о мире. Она готовит их, особенно молодежь и подростков, к возможным изменениям, которые принесет наука, готовит к восприятию относительности мира, в котором им предстоит жить, развивает их воображение, дает некоторые реальные знания, ставшие достоянием человечества в последнее время. А поскольку фантастика изначально есть литература "морализаторская", она еще и воспитывает их своей простой и ясной моралью. Этим она внесла в литературу новый тип развлекательности, лучший и более полезный, нежели развлекательность детективной и приключенческой литературы, поскольку не строит свою интригу на одном лишь насилии.

- Но есть мнение, что сегодняшняя западная фантастика строится именно на насилии и сексе?!

- Видите ли, я склонен вообще исключить из нашего разговора обсуждение этой коммерческой продукции, которая наводняет западный книжный рынок. Она не принадлежит к литературе, и к ней могут быть применены лишь социологические оценки. Я имею на этот счет и личные впечатления. По моему мнению, у нее нет ничего общего с фантастикой, если мы условимся различать фантастику и фантасмагорию. Впрочем, это чтиво создается с помощью чрезвычайно бедного воображения, по нескольким весьма устаревшим и досадно примитивным схемам.

- Какова разница, на ваш взгляд, между фантастикой и фантасмагорией?

- Разница в одном, но она огромна! В фантастике фантастическое всегда подчинено художественной идее, в то время как фантасмагория есть, так сказать, "свободный продукт" воображения. Но как бы ни было интересно или оригинально умопостроение автора, банальность художественной идеи или вообще отсутствие таковой обесценивают произведение как литературу. Мне хочется еще раз особо подчеркнуть это в нашем разговоре, к сведению всех тех молодых авторов, которые часто обращаются ко мне со своими первыми опытами в жанре фантастики, да и молодых любителей фантастики, которые становятся все более одержимыми ею. Некоторое время тому назад один из них доказывал в своей статье, опубликованной в столичной газете, что человек, не читающий фантастики, - идиот и ограниченный болван. Я почувствовал себя уязвленным и с тех пор избегаю встреч с подобными читателями фантастики. Эти молодые люди должны прежде всего уяснить для себя, что в произведении есть художественная идея. И осознать, что она является, по сути, первым показателем, по которому мы должны оценивать и всякое произведение в жанре фантастики, если оно действительно представляет собой художественный факт. Здесь, как мне кажется, существует путаница и в теории фантастики, насколько таковая вообще существует. Любая фантастическая научная гипотеза или же гипотетическое научное открытие не могут представлять ни самую художественную идею, ни даже часть ее и, таким образом, не могут быть и основой литературного произведения. Они лишь элемент сюжета. Не так давно Артур Кларк получил премию, да он и без того гордится тем, что за пятнадцать лет до запуска искусственных спутников описал факт использования их для передачи сообщений. То есть как ретрансляторов. Но он сделал это в специальной статье, а не в литературном произведении, и сам неоднократно подчеркивал в своих интервью, что в фантастике важна не наука, а литературная ценность. Вряд ли, ведь в США решили расположить полигон для запуска космических кораблей во Флориде на том основании, что Жюль Верн именно там расположил свое орудие, с помощью которого был запущен снаряд на Луну в его известном романе...

- Жюлю Верну приписывают довольно много открытий.

- Я думаю, это скорее миф, и не в этом его заслуги перед человечеством. Показателен и такой факт: несмотря на то что большая часть его "открытий" уже давно устарела, его все еще читают с удовольствием. Жюль Верн сознательно наделил свои романы популяризаторскими функциями, сохранился даже его договор с одним издательством, и из этого договора явствует, что автор берет на себя обязательство писать научно-популярные книги. Он дружил с учеными, один его родственник был астрономом, ему хорошо были известны научные идея и мечты его времени. Читатель же их не знал. Научно-популярных изданий тогда не существовало, и газеты научных проблем не освещали. Читателю было неведомо также и то, что за несколько веков до Жюля Верна у Леонардо да Винчи уже существовали даже чертежи подводных лодок и самолетов, так что "Наутилус" вовсе не его изобретение. А сейчас каждое, даже самое незначительное открытие, самая сумасбродная гипотеза становятся достоянием читателя, прежде чем доходят до писателя, не закончившего еще свой очередной роман. Вообще взвалить на фантастику функции пророчества и открывательства или же оценивать ее по этим показателям абсолютно ошибочно. У нее совершенно те же задачи, что и у других жанров литературы, - исследовать человека и человеческое общество художественными средствами, в данном случае - своими специфическими художественными средствами. Если же в процессе этого будет сделано и какое-то "открытие", оно останется милым курьезом для ее исследователей. Но это относится не только к фантастам. Говорят, Бальзак задолго до анатомов догадался о существовании желез внутренней секреции и о воздействии гормонов на человеческую психику. Предсказание, "открывательство" как результат взлета творческого духа не есть нечто необычайное, и я его не отрицаю. Я не верю только в его роль в развитии науки. А современный век скоростей и вовсе не может себе позволить совершать открытия вначале в романах и рассказах, а уж затем - запускать их в производство.

- У вас лично есть такие "открытия" в вашей фантастике?

- Есть и не в фантастике, но поскольку я их не запатентовывал, предпочитаю держать их в тайне.

- Каковы в настоящее время тенденции развития фантастики в мире?

- Они подтверждают все, о чем мы здесь говорили. Во всех странах, где существует развитая фантастика со своими традициями, социально-философская и сатирическая фантастика доминирует над научно-технической. В серии "Галактика" вышел роман представительницы новой линии в западной фантастике Урсулы Ле Гуин "Левая рука тьмы". В мире процветает фантастика, где место действия - человеческий мозг, и здесь изрядно спекулируют "ужасами" подсознания на базе довольно примитивного фрейдизма.

- А есть в этой тенденции что-либо плодотворное?

- Есть, конечно, но это весьма успешно делали и другие писатели, такие, как Достоевский, например, так что это не ново. Недавно я узнал, что у нас наконец-то готовится к изданию Новалис, которого мы долго отрицали, поскольку он "реакционный романтик"; мне предложили даже его отрецензировать. Ваш вопрос напомнил мне о нем, и я позволю себе процитировать по памяти одну его мысль: "Мы страстно мечтаем о путешествиях во Вселенной, но разве Вселенная не в нас самих? Нам неведомы глубины нашего духа: в них ведет путь, полный загадок. Только в нас - или же нигде - вечность с ее мирами, с прошлым и будущим". Вот так-то, а Новалис, если мне не изменяет память, жил на целый век раньше Жюля Верна.

- Но в ходе нашего разговора вы дошли почти до отрицания фантастики.

- Нет, я лишь постарался доказать, что серьезная фантастика неразрывно связана с литературой вообще, что Новалис столь же романтик, сколь и фантаст, что Вольтер столь же философ и политик, сколь и фантаст в своей повести "Микромегас", что Алексей Толстой - представитель эпического реализма - тоже не случайно обратился к фантастике. Сейчас мне пришла на память и мысль Гёте, который очень точно определил, откуда берет начало фантастика как явление и в чем вообще корень фантастического. Эта мысль из его книги "Поэзия и правда", я помню ее в оригинале и процитирую в собственном переводе: "Наши желания - это предчувствия способностей, заложенных в нас, предвестники того, чего мы могли бы достичь. То, что мы можем и чего желаем, представляется нашему воображению вне нас и в будущем. Мы ощущаем сильное стремление к тому, чем тайно уже обладаем". Мне думается, что в этой мысли Гёте содержится открытие, гораздо более значительное, нежели все открытия фантастов в их книгах. И именно в плане художественного исследования человека. Но эта мысль дополняет и мой ответ на ваш первый вопрос - почему растет популярность фантастики. Вот именно из-за этих наших желаний и предчувствий и из-за скрытых способностей, которые являются движущей силой в человеческом мире.

- Существует, однако, и мнение, что фантастика - своеобразное бегство от проблем сегодняшнего дня.

- Бегство - для кого? Для читателя или для писателя? Если для читателя, можно сказать, что всякое хобби, всякая страсть к чему-либо есть такое бегство - например, собирание марок или значков, так же как и чтение до беспамятства романов любого вида и характера. Существует, конечно, и фантастика, которая уводит читателя в другие миры, но она почти отсутствует на нашем книжном рынке. Мы уже говорили об этом массовом и очень пошлом чтиве, которое заполонило книжный рынок после второй мировой войны. Но если говорить о серьезной фантастике, можно с уверенностью сказать, что вся она без исключения, при этом иногда напрямую, связана с важнейшими проблемами наших дней: война или мир, раздел мира, экологический кризис, нравственные и социальные коллизии на нашей планете. А читатель обращается к этой литературе именно потому, что глобальными вопросами, которые она затрагивает, она провоцирует его мышление, поднимает его над мелочами будней, заставляет его гневаться и мечтать, но при этом - рассуждать и участвовать в дискуссии о будущем мира. Я - за эту фантастику и готов, как говорится, зубами и ногтями защищать ее от подобных несерьезных обвинений.

- Насколько я знакома с вашим творчеством, именно такую фантастику стараетесь создавать и вы. Таким образом, мы подошли к болгарской фантастике. Что вы могли бы сказать о ней?

- Авторов-фантастов у нас сравнительно немного, но зато это хорошие писатели. Поскольку болгарская фантастика кровно связана с нашей национальной литературой, она, естественно, инстинктивно продолжает демократические и социальные традиции нашей литературы. И педантично стремится к художественности. Даже самые молодые авторы, которые пишут сейчас свои первые рассказы, пытаются говорить в них с читателями о важных вопросах нашей жизни, а не только развлекать их. Отсюда и доброе имя нашей фантастики в мире. Даже при беглом взгляде можно отметить преобладание в ней философского и сатирического элементов над научно-техническим и приключенческим. Я убежден, что так будет продолжаться и впредь, поскольку эталоны и вехи, утверждаемые в нашей фантастике, начиная со Светослава Минкова, именно таковы. При этом, хотя мы издаем большое количество зарубежной фантастики, подбор ее в общем и целом неплохой, и читателю, так же, как и будущему писателю-фантасту, преподносится то из западной фантастики, что имеет литературную и идейную ценность.

- Вы лично почему перешли от других жанров прозы к фантастике?

- Интересно было бы задать этот вопрос "коллективно", всем болгарским писателям, таким как Павел Вежинов, Александр Геров и другие, которые пробовали себя в этом жанре. Мне кажется, что при достаточной откровенности ответы были бы приблизительно одинаковыми. Не обратиться ли мне вновь к тому клише, которое гласит, что "причины сложны и комплексны"? Вероятно, это так и есть на самом деле, но здесь не место для сложных и комплексных ответов...

Был в нашей истории довольно длительный период времени, когда и теория и практика искусства насильственно урезали права фантазии во имя ложно понятого реализма. Поэтому закономерно, что немало писателей и художников у нас в стране пытаются теперь вернуть ей потерянные права Фантастика предлагает воображению очень интересные ходы, дает возможность ставить героев в неправдоподобно острые, но зато легко превращающиеся в символ ситуации, дает возможность четко и ясно выражать свои мысли. Она дает также возможность доносить наши идеи до большого круга читателей, которые еще способны воспринять некоторые истины, в то время как другие, те, что повзрослее, или их знают, или не узнают никогда, ибо таких читателей уже бесполезно и поздно поучать.

Перевод с болгарского М. ЯРОСЛАВСКОЙ