ТРУДНО ПОВЕРИТЬ, ЧТО ЭТО НЕ БЫЛО СНОМ...

С 14 по 20 июня гостем редакции "ТМ" был всемирно известный писатель-фантаст Артур Кларк. Читатели отлично знакомы со многими его произведениями,  том числе опубликованным в 1980 году романом "Фонтаны рая", а также с многочисленными высказываниями по проблемам научной фантастики, размышлениями о прошлом и будущем человечества.

Кларк находился в СССР проездом: возвращался в Шри Ланку после получения в Нидерландах премии Маркони, которой был удостоен за теоретическую работу 1946 года о возможности глобальной радиосвязи с помощью спутников.

Неделя, заполненная насыщенной программой, пролетела быстро. Кто расскажет о ней лучше всех! Видимо, сам писатель.

Предлагаем вашему вниманию отчет Артура Кларка о поездке в Советский Союз, написанный им сразу же по возвращении в Коломбо и присланный к нам в редакцию.

Как теперь я понимаю, поездка в Гаагу и получение премии Маркони были всего-навсего прелюдией к моему путешествию в Советский Союз. Попрощавшись со своими гостеприимными хозяевами в Гааге, я появился в Москве вечером 14 июня. В аэропорту меня встретили временный поверенный Шри Ланки в Советском Союзе Каси Четти и мой давний друг Василий, редактор журнала "Техника - молодежи". Присутствовали также Олег Битов, переводчик двух моих последних романов, и Света, гид.

Было уже поздно, но еще вполне светло (я так и не смог привыкнуть к этому после двух десятилетий, прожитых рядом с экватором); это позволило нам съездить на Красную площадь и сфотографироваться у Мавзолея В. И. Ленина. Затем меня отвезли в гостиницу "Украина", где я прекрасно выспался, а наутро услышал хорошие новости по радио.

15 июня - один из самых памятных дней в моей жизни. Сначала Василий показал мне впечатляющую коллекцию космических кораблей на ВДНХ, где, в частности, высится под открытым небом гигантская ракета-носитель "Восток". Потом мы двинулись в Звездный городок, расположенный в 50 километрах от Москвы. Я слегка опасался, что из-за моего фотоаппарата могут возникнуть какие-нибудь недоразумения; но нет - никто не мешал мне снимать все, что я хотел...

Огорчительно было узнать, что мой любимый космонавт, генерал Алексей Леонов (командир миссии "Союз" - "Аполлон" и первый в мире человек, вышедший в открытый космос), будет в это время в Байконуре готовить совместный советско-французский полет. И я был очень обрадован, когда увидел его в окружении телевизионной бригады, встречающей меня у входа в административное здание. Мы приветствовали друг друга медвежьими объятиями, и он передал меня двум другим космонавтам - Виталию Севастьянову и Валерию Ляхову (которого, кстати, я совсем недавно катал на своем аппарате, что на воздушной подушке).

Алексей повел меня к своему командиру, генералу Береговому (летавшему на "Союзе-3"), который угостил меня интересной, но слегка неожиданной лекцией о прискорбных вещах, которые делает человек с окружающей средой. (Переводить это для Светланы было настоящей мукой: она заявила, что не знает никаких терминов. К концу поездки, однако, она признала, что ученые, с которыми нам довелось встретиться, оказались вполне доброжелательными людьми.)

Затем мы с Алексеем обменялись сувенирами (он вручил мне свой последний альбом "Жизнь среди звезд") и направились в кинотеатр Центра. Я посмотрел фильм "Наш Юра", который, как мне объяснили, не показывают больше нигде. Здесь запечатлены все этапы подготовки Гагарина и эпизоды из его семейной жизни; время от времени на экране появлялся молодой Алексей Леонов, и я мог только догадываться, какие воспоминания пробуждают эти кадры у сидящего рядом со мной 48-летнего генерала.

Затем в сопровождении телекамер мы посетили тренажеры "Союза" и "Салюта", на которых только что тренировался советско-французский экипаж. Так как корабль разработан для невесомости, было нелегко на Земле преодолеть некоторые узкие проходы. Затем меня, ко всеобщему веселью, запихнули в космический скафандр, и я сфотографировался в нем, бессмысленно улыбаясь сквозь иллюминатор.

Оставив здание, мы прошли к памятнику Гагарину. Космонавт Севастьянов показал себя умелым телевизионным журналистом. Мы почти закончили съемку, Алексей задавал вопросы по "Одиссее-2" (а мы впервые встретились в 1968 году в Вене на премьере "Одиссеи-1"), когда небеса разверзлись и нам пришлось спасаться бегством от хлынувшего дождя.

Затем - кабинет Гагарина. Здесь все осталось так, как в момент его гибели. На часах навсегда остановленное время трагедии. "Я слышал этот взрыв", - хмуро сказал Алексей. И добавил, что причина аварии так окончательно и не установлена. Он подарил мне вещь, своей ценностью сравнимую лишь с экземпляром автобиографии Юрия Гагарина, которую первый космонавт Земли подписал мне в 1961 году, - маленький кусочек реактивного самолета, на котором он погиб. Алексей выдал мне и другую редкость - красивую медаль, выпущенную к 20-летию полета Гагарина.

Наконец мы оказались в квартире Алексея, где его жена (еще одна Светлана!) приготовила угощение. Я познакомился и с очаровательным маленьким попугаем Лолитой, которая обычно сидит на плече хозяина, но иногда кружит по комнате, издавая дикие вопли. И здесь между тостами я признался, что большая часть "Одиссеи-2" протекает на борту космического корабля, на котором летят семь русских и три американца и который называется "Космонавт Алексей Леонов". Это, разумеется, Алексею очень понравилось, и теперь весь Советский Союз слышал благодаря телевидению его блестящий экспромт: "О, я буду прекрасным кораблем!" (Так оно и есть.)

На этом мы расстались. Потом был ужин в посольстве Шри Ланки и ночной экспресс в Ленинград, где мы с Василием, еще полусонные, были атакованы телевизионными камерами около 7 часов утра, чуть ступили на перрон. Меня поджидал новый сюрприз - среди встречающих был Юрий Арцутанов, изобретатель космического лифта (эта идея лежит в основе "Фонтанов рая" - моей последней, как я считал совсем недавно, книги). Он показался мне застенчивым, скромным человеком. Надеюсь, что поднятая шумиха не слишком нарушила течение его жизни.

Два дня в Ленинграде (теперь я понимаю, почему город называют "Северной Венецией") прошли невероятно быстро. Основные события: телевизионное интервью в музее газодинамической лаборатории, где расположена экспозиция, показывающая историю развития советских ракет; демонстрация моих шри-ланкийских слайдов в местном Союзе писателей; случайная встреча в ресторане гостиницы с физиком-ядерщиком из Оак Ридж; посещение загородной резиденции царей размером приблизительно с Версаль с ее знаменитыми статуями и фонтанами (мои коллеги неизменно называли их фонтанами рая); полноценный день в 10 часов вечера; и разумеется, Эрмитаж...

Мы провели там всего час; вероятно, это чересчур мало для знакомства с двумя с лишним миллионами экспонатов. Когда я оказался снаружи, пошатываясь от "культурного шока", то изобрел новый пассивный глагол, передающий это состояние: "быть эрмитажированным".

На второй день удалось выкроить время для часовой записи на Ленинградском телевидении. Сразу после этого мы вернулись на ночном экспрессе в Москву.

В пятницу 18 июня состоялись две важные встречи - первая с генеральным директором "Интерспутника" Юрием Крупиным, вторая - с заместителем министра связи Юрием Зубаревым. Им обоим я представил проект шри-ланкийского центра спутниковой связи и попросил о поддержке. А вечером мы встретились с двадцатью писателями-фантастами и издателями в Союзе писателей. За ужином я ухитрился обойтись всего одним бокалом вина (это мой оперативный предел).

В субботнее утро 19 июня, к моему удовольствию и удивлению, директор Института космических исследований академик Р. Сагдеев собрал своих ведущих ученых на двухчасовую встречу. Особенно интересно было познакомиться с Н. Кардашевым, выдвинувшим наиболее впечатляющие идеи о сверхцивилизациях; Когда я пожалел об отсутствии другого известного специалиста в этой области, И. Шкловского, мне очень серьезно объяснили, что Николай и Иосиф не могут одновременно находиться в одном помещении: последует аннигиляция, которая разрушит весь город.

Воскресенье 20 июня было последним днем в СССР. Василий и Светлана отвезли меня к Сергею Капице, известному сыну ученика Резерфорда, легендарного Петра Капицы. Здесь мы сделали часовую телевизионную запись для передачи "Очевидное - невероятное", которую профессор Капица ведет многие годы. Кстати, из встреченных мною русских лишь у него не было никакого акцента: его где угодно приняли бы за англичанина с университетским образованием. Он объяснил, что родился в Кэмбридже, - так что многие англичане наверняка посчитали бы, что у него есть акцент...

Когда, вернувшись в гостиницу, я свалился в постель, раздался настойчивый стук в дверь. Решив, что это либо журналист, либо кто-нибудь, решивший преподнести собственную книгу с автографом (а их и без того собралась двухметровая стопка, так что пришлось переправлять их в Шри Ланку через посольство), я не среагировал. Несколько минут спустя раздался телефонный звонок. Оказывается, кто-то пытался сообщить мне, что одна из отснятых с моим участием телевизионных программ уже в эфире; но, даже зная это, я вряд ли смог бы подняться.

Последний вечер в Москве ушел на подготовку моего послесловия к книге о научно-фантастической живописи, которую издает Василий; затем, пока Светлана упаковывала чемодан, я смотрел телепередачу с конкурса Чайковского. Она подарила мне переведенное ею стихотворение Тютчева, и я теперь начинаю понимать заключенные в нем чувства.

Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать -
В Россию можно только верить.

Потом, усмехнувшись одними глазами, она сказала последний комплимент: "Вы ни капельки не похожи на англичанина".

Около полуночи, когда мы уже готовились ехать в аэропорт, чтобы успеть на трехчасовой (ох!) самолет Аэрофлота в Шри Ланку, позвонил Алексей Леонов: перед вылетом на космодром выкроил минутку, чтобы пожелать счастливого пути. Я попросил передать наилучшие пожелания участникам советско-французской экспедиции.

Светлана, Василий и Каси Четти быстро покончили с формальностями в великолепном (и почти пустом в этот поздний час) аэропорту Шереметьево-2. Как и раньше. Аэрофлот оказался точен. Я был поражен доброжелательством, с которым стюардесса встречала ручной багаж (куклы, рюкзаки...), иногда равный по объему владельцам. Мне повезло - рядом оказались три пустых сиденья, и, хотя здесь было не столь удобно, как в спальном вагоне Москва - Ленинград, я вышел в Коломбо достаточно бодрым. Здесь меня поджидали примерно 200 почтовых посланий, включая гранки "Одиссеи-2", с требованием редактора телефонировать все исправления в Нью-Йорк в ближайшие 48 часов.

Жизнь снова вернулась в нормальное русло, и было трудно поверить, что все это не было сном...

Коломбо, 27 июня