КИРИЛЛ БЕНЕДИКТОВ: «НЕ ХОЧУ ЗАМЫКАТЬСЯ В РАМКАХ ОДНОГО ЖАНРА...»
|
ИНТЕРВЬЮ ФЭНДОМА |
© В. Ларионов, К. Бенедиктов, 2004
Реальность фантастики. - 2004. - 4. - C. 212-216.
Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2007 |
Кирилл Бенедиктов родился в 1969-м году в Минске. Закончил исторический факультет МГУ и Колледж Европы в Бельгии. Работал за рубежом, в том числе в Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), много путешествовал. В фантастике дебютировал в 1990-м году рассказом «Даргавс, город мертвых в белорусском журнале «Парус». Автор романов «Завещание Ночи» (2001) и «Война за Асгард» (2003), а также ряда повестей и рассказов, опубликованных в периодике. Живёт в Москве.
Кирилл, твой объёмный и весьма многоплановый роман «Война за Асгард», вышедший в прошлом году в серии «Русская фантастика» издательства ЭКСМО, уже успел получить на недавно прошедшей в Москве литературно-практической конференции «Басткон» премию «Чаша Бастиона» а на «Росконе–2004» – приз «Бронзовый Роскон»... Думаю, что эту книгу ждут и другие премии... Как родилась идея создания романа?
Идея созревала долго и мучительно. После первого курса Университета, во время археологической экспедиции на Кавказе, я увидел во сне Стену, еще не представляя, кто и зачем ее построил. Потом были какие-то наброски о путях развития изолированных социальных групп. Еще позже появились файлы с биографиями семи главных героев, многие из которых имеют реальных прототипов. Затем начались годы профессиональных занятий политической аналитикой, прогностикой, появлялись различные сценарии будущего. И, наконец, летом 2001 г. все эти разрозненные фрагменты соединились в единую концепцию. С этого момента работа над идеей романа закончилась, и началась работа над текстом.
Как бы ты определил жанр этого произведения?
Когда я писал «Войну», мне казалось, что это жесткая социальная фантастика, почти антиутопия. А когда появились первые отзывы на книгу, в них стало мелькать слово «киберпанк», что меня изрядно удивило. Приходилось слышать, что это – фантастика ближнего прицела. Наверное, элементы всего вышеперечисленного в романе есть, но для меня важнее всего то, что это роман о людях и обществе, в котором они живут. Вынуждены жить. То есть, все-таки, это – социальная фантастика.
Мне кажется, роман «Война за Асгард» появился как нельзя вовремя. Он послужил своеобразным аргументом в дискуссии о кризисе в современной фантастике (о том, что фантастика в последнее десятилетие якобы сдаёт свои позиции, о её «русеньком» языке, об отсутствии ярких и нестандартных фантастических произведений) в пользу обоих спорящих сторон. Можно сказать, что твоя «Война» несколько примирила противоборствующие стороны. Сторонники «литературного» подхода к оценке современной фантастики удовлетворены добротной сюжетной канвой, языком и стилистикой «ВЗА», последователи «технической парадигмы» довольны фундаментальным научным подходом к описываемым событиям (хотя некоторые апологеты предельной наукообразности и придираются к отдельным техническим неточностям).
А как ты сам оцениваешь состояние современной фантастики и её перспективы? Надо ли выводить её из гипотетического кризиса (говорю «гипотетического» поскольку лично я очень сомневаюсь, что жанр находится в кризисе)?
Работая над романом, я не задумывался об участии в какой-то дискуссии. На мой взгляд, кризис фантастики (литературы, кино, театра) – один самых устойчивых мифов. Вспоминается диалог двух критиков: «О чем твоя новая статья?» – «О смерти французского кино». – «Как, опять?» – «Но это же вечная тема...». Если верить некоторым публикациям, то российская фантастика находится в перманентном кризисе уже лет пятнадцать. На самом деле – это всего лишь излюбленные критиками разглагольствования на «вечную тему».
В любом явлении можно при желании углядеть элементы кризиса и разложения. А можно увидеть ростки нового и необычного. Это как посмотреть. Разговоры о нынешнем кризисе в фантастике вызваны мутным потоком литературы среднего и весьма среднего уровня, которую в последние годы стало выгодно издавать и продавать. В фантастике произошло что-то вроде самозарождения «коллективной Донцовой» – появились десятки авторов, пишущих примерно на одном и том же уровне примерно одни и те же тексты для целевой аудитории. Можно ли считать это кризисным явлением? Конечно, нет. Просто «снизилась планка» уровня мастерства автора, пишущего для массового читателя. «Штучные» авторы никуда не делись, более того, они продолжают появляться, они пишут действительно художественные тексты и не собираются снижать планку в расчете на неразборчивость читателя. Массовый читатель потребляет литературу бессистемно, но отличить дерьмо от пряников, безусловно, способен. А то, что качественно написанная вещь якобы не будет хорошо продаваться – это не более чем ещё один миф, выдуманный теми, кто органически не способен писать качественно.
Я не считаю себя вправе говорить о том, что надо делать, чтобы вывести фантастику из кризиса, тем более, что, как и ты, не верю в этот кризис. Я знаю только одно: любое дело нужно делать хорошо. Халтурить нельзя. Ни в чем. И тогда не будет никакого кризиса.
Как долго ты писал «Войну за Асгард»?
С июня 2001 по июнь 2003 г. Два года, почти не отрываясь. Вспоминаю об этом с легкой дрожью.
Будут ли продолжения?
Обязательно. Я же оставил героев на пороге величайшего приключения в их жизни. Когда-то я планировал описать события «Войны за «Асгард» в небольшой повести, которая должна была стать чем-то вроде пролога к объемной саге. Однако раньше продолжений появится приквел, в котором читатель встретится с двумя уже известными ему героями (но только двумя; остальные будут новыми), и кое-что узнает о том, как, собственно, человечество дошло до жизни такой. В частности, будет дан ответ на вопрос, «а куда девался Китай?», который мне приходится слышать довольно часто.
Про толщину книжки «Война за Асгард» и мелкий кегль, которые якобы отпугивают потенциальных читателей, тебе уже все уши прожужжали. Поведай об истории появления этого фолианта на свет.
Летом 2002 г. я отдал в издательство первую часть романа. Там было листов 15 – маловато для сольной книжки, но все же в пределах нормы. Редактор прочитал, одобрил, спросил: «сколько тебе еще нужно на завершение?» и подписал со мной договор. В тот момент я был искренне уверен, что писать мне осталось не больше десяти листов. Однако по мере продвижения к финалу объем все рос и рос, причем распухала не только вторая, но и первая часть. Когда текст перевалил за сорок листов, я подумал, что надо бы разбить его на две книги. Увы, идея эта показалась хорошей только мне. Редактор сказал, что в середине романа нет никакого сюжетного водораздела, поэтому единственный выход – сокращать уже готовый текст. Я робко пробормотал: «А как же «Песни Гипериона» Симмонса? (имея в виду, что там издательство специально разбило единый роман на две книги – «Гиперион» и «Падение Гипериона»), но редактор только устало усмехнулся и промолвил: «Вот дорастешь до Симмонса, тогда и поговорим...». После этого разговора объем романа вырос еще на двадцать листов, и стало ясно, что этого колосса будет неимоверно сложно продавать. Во-первых, толщина и вес, во-вторых, цена. Тогда я принялся сокращать, и десять листов улетело в корзину. Оставшиеся пятьдесят набрали тем самым мелким кеглем – если бы не он, книжка вышла бы в размер огромных томов Робина Хобба. Зато теперь, глядя на книжные полки, я испытываю что-то вроде гордости – моя книга САМАЯ ТОЛСТАЯ.
Кирилл, расскажи немного о себе.
Я родился в Минске, в Белоруссии. Жил там до семи лет, и до сих пор очень люблю этот край. Езжу туда, когда выдается время – благо у меня под Минском маленький домик. Учился в Москве, в веселой и совершенно раздолбайской школе на Рязанском проспекте, без каких бы то ни было уклонов, кроме, пожалуй, винно-водочного. В пятом классе к нам пришел из Академии Педагогических Наук учитель истории по фамилии Жуков – проверять на нас новые методики преподавания. Методики оказались настолько эффективными, что я навсегда «заболел» историей. Поэтому, когда после десятого класса возник вопрос, куда поступать (рассматривались мореходное училище, школа-студия МХАТ и истфак МГУ) без особых колебаний выбрал последнее. В Университете занимался сначала доколумбовыми цивилизациями Латинской Америки, но затем свернул с узкой тропы археолога и ушел на кафедру Новой и новейшей истории. Занимался французскими ультраправыми, писал диплом по Ле Пену. А после Университета было столько всего, что для рассказа об этом никакого интервью не хватит...
Знаю, что ты много лет проработал за границей...
Сначала я год проучился в Колледже Европы в Брюгге (Бельгия). Это такое послеуниверситетское высшее учебное заведение, которое готовит в основном функционеров для различных структур Единой Европы. Я специализировался по этническим конфликтам и миротворческой деятельности, а преподавателем моим был доктор Дитрих Манке, старший советник Министерства Обороны ФРГ. После Колледжа я некоторое время проработал в ОБСЕ – Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе. Участвовал в деятельности миротворческих миссий, в том числе на Балканах, занимался мониторингом за соблюдением прав человека и т. д. Позже я работал в Азии, в основном, в Южной Корее. Но эта деятельность с ОБСЕ уже ничего общего не имела...
Поражает твоя эрудиция. Подозреваю, что память у тебя – феноменальная. Специально её тренировал или сразу вундеркиндом родился?
Хороший вопрос – сразу вспоминается анекдот про «мальчика с феноменальной памятью». Так вот, это не про меня! Если серьезно, то я себя вообще не помню лет до пяти, но если верить записям родителей, то я очень рано научился читать и постоянно удивлял взрослых какими-то странными замечаниями. Допустим, бабушка мне рассказывает, кто такой Пушкин, а я (года в три, наверное) заявляю: знаю Пушкина, это тот, которого Дантес убил. Я тогда очень интересовался разговорами взрослых и, видимо, запоминал интересную для себя информацию. Специально тренировать память начал уже позже, в Колледже – имелись там всякие любопытные методики. Вообще-то память – штука удивительная. Это, как чулан: там хранится масса всяких ненужных для ежедневного употребления вещей, а необходимый предмет можно искать часами... Ты никогда не задумывался, что лучше всего запоминается как раз то, что совершенно неактуально (по крайней мере, в данный момент)? Я с первого курса Университета помню, как звали аккадского царя, которого его же придворные убили каменными печатями сорок два столетия тому назад (Римуш), но кому эта информация может понадобиться?
Ты одинаково уверенно себя чувствуешь, работая в разных направлениях. Рассказ «Объявление», опубликованный в сборнике «Псы любви» – мистика, повесть «Орихалк», вышедшая в антологии «Фэнтези–2003» – понятно что, рассказ «Ультра-Лайт», недавно напечатанный в киевском журнале «Реальность фантастики» – сатирическая миниантиутопия. Роман «Война за Асгард» кому-то напоминает произведения Тома Клэнси, а кому-то – раннего Фредерика Форсайта...
Твои личные предпочтения? Что бы ты хотел писать?
Наверное, и то, и другое, и третье. Я не хотел бы замыкаться в рамках одного жанра. Просто иногда от какого-то конкретного направления очень устаешь. Этой осенью я писал повесть для сборника «Фэнтези–2004», и когда закончил, сказал себе: «Все! Забыть о фэнтези на год. Никаких больше магов, демонов, никаких условностей. Только жесткий боевик в декорациях ближайшего будущего...» А вообще-то больше всего мне хочется написать псевдо-исторический роман с лихо закрученным сюжетом на материале моей излюбленной эпохи – испанского завоевания Латинской Америки. Порой возникает искушение попробовать свои силы в чем-то совсем новом. Например, написать пьесу...
В сетевых форумах при упоминании имени Кирилл Бенедиктов рядом обязательно всплывают какие-то кроты. Что тебя связывает с этими насекомоядными млекопитающими?
Ну, во-первых, крот – это мой нагуаль, животное-двойник (интересующихся отсылаю к трудам Карлоса Кастанеды). Я знал об этом с детства. Но потом, как часто бывает, детское интуитивное знание размылось в мелочах взрослой жизни, и я бы, наверное, забыл о нем, если бы на глаза мне не попалась совершенно замечательная сага в жанре «звериной фэнтези» английского писателя У. Хорвуда «Данктонский лес». В оригинале это две связанные друг с другом трилогии, но на русский была переведена только первая, и то не до конца. Главными героями саги являются кроты, нарисованные Хорвудом с огромной симпатией. Кроты Хорвуда – разумные и даже цивилизованные существа, у них есть свое сложно организованное общество, философия, религия, они даже ведут между собой религиозные войны... Я бы горячо порекомендовал всем прочесть эти книги, но, увы, эти произведения очень сложно найти в магазинах...
Кстати, идея пьесы, о которой я упоминал, тесно связана именно с романами Хорвуда – я лелею мечту написать инсценировку его романов для детского театра...
А ещё что планируешь сделать?
Планы, надо сказать, обширные. К лету надо сдать в издательство приквел к «Войне за «Асгард» и сразу же приниматься за продолжение. Заглянуть в будущее еще дальше сложно, но одно академическое издательство вроде бы заинтересовалось перспективой издать мою книгу (нехудожественную) о древних цивилизациях Южной Америки. Возможно, придется временно переквалифицироваться в ученого. Что же касается самых ближайших планов, то сейчас я в спешном порядке заканчиваю небольшую повесть в жанре альтернативной истории, главным героем которой будет не кто иной, как покоритель государства ацтеков Эрнандо Кортес. Короче говоря, с планами у меня полный порядок.
Где бы еще взять время на то, чтобы реализовать все эти проекты...
Беседовал Владимир Ларионов.
Февраль, 2004 год.
Опубликовано в журнале «Реальность фантастики» № 4, 2004. C. 212–216.
|