БАРАБАН РАБОТЫ СТРАДИВАРИ

– В вашем первом совместном романе «За право летать» земляне бьются не на жизнь, а на смерть с инопланетной расой имперцев, негласно использующих человечество, как источник генетической подпитки. В финале Земля уверенно подписывает с униженной Империей договор о своей полной независимости... Нет ли здесь полемики с «имперской» линией в творчестве некоторых современных российских писателей-фантастов?

И. А.: – Во-первых, это не финал. Во-вторых, это та ещё империя. Называют-то её так именно земляне – просто потому, что надо же это как-то назвать. Цитируем:

«...не соотносится внешний вид и образ действия [пришельцев] с этим гордым словом: Империя. Это ведь не они себя, это мы их так прозвали. Слово прилепилось к пришельцам само собой, порождённое культовой – даже дважды культовой – киноэпопеей «Звёздные войны».

Но, если отвлечься от кино, что вспоминается нормальному взрослому человеку при слове «Империя»? Орлы и знамёна. Железная поступь легионов, боевые слоны, триумфальная арка, «Звезда Смерти», белый плащ с кровавым подбоем, за гранью дружеских штыков, штурм унд дранг юбер аллес, аве, цезарь! – и генералиссимус на белом коне, армады «юнкерсов», армады дроидов, чёрные шлемы, кто не сдаётся, того уничтожают, танки, вперёд! А что в нашем случае? Беспомощная какая-то осада, нелепые десанты в неподходящие места, похищения людей...»

В общем, Империи бывают разные. И не все, что так называется, имеет на это право.

А. Л.: – Была, например, ещё совсем недавно Центрально-Африканская империя, с императором Бокассой у холодильника. А что касается полемики, то концептуально имперская линия ничем не отличается от линии партии. Взять, например, поиск врагов, примат общественного над частным, обязательную цензуру... Так вот, в «Космополитах» мы эту тему пока не трогали.

– Что, по вашему мнению, происходит с отечественной фантастикой в последнее десятилетие (с момента прекращения существования империи под названием Советский Союз)? Пошла ли фантастике на пользу полная свобода и отсутствие навязываемой идеологии?

И. А. и А. Л. (хором): – Достаточно просто зайти в магазин и посмотреть на полки, чтобы больше никогда не задавать таких вопросов.

И всё же. Что вы думаете о тенденциях современного развития отечественной фантастики?

А. Л.: – Ничего не думаем. Мы же не тенденциями промышляем, а так – книжки пописываем в свое удовольствие...

– Существует мнение, что фантастика (при всей её научности) – это самый религиозный вид литературы после собственно религиозной литературы. Вячеслав Рыбаков даже написал: «Беллетризованное описание желательных и нежелательных миров есть не что иное, как молитва о ниспослании чего-то, или сбережении от чего-то... Серьёзная фантастика... это шапка-невидимка, в которой религия проникла в мир атеистов...» Прокомментируйте, пожалуйста.

А. Л.: – Точка зрения вполне аргументированная, а значит, имеет право на существование. Как, впрочем, все другие аргументированные точки зрения. Скажем, Логинов не любит Льва Толстого и объясняет, почему. Толстой не любил Шекспира и тоже внятно объяснял, за что. А мне нравятся все трое. Что это, неразборчивость или терпимость? Другое дело, что меня смущает тезис «фантастика при всей ее научности...» Мне как-то не попадались произведения, в которых не происходит нарушений фундаментальных законов – в частности, законов сохранения.

И. А.: – Атеизм и сам по себе – неистовая тоталитарная религия: ни на чем не основанная агрессивная вера в отсутствие бога. А желание придумать другой мир – лучший, красивый, не похожий на обыденность – это не религия, это изначальное свойство человека, стремление вернуться к детскому, чистому восприятию действительности. А религии – включая атеизм – это человеческое качество беззастенчиво эксплуатируют и извращают.

– Кого из нынешних авторов фантастов вы бы отметили особо?

А. Л.: – Себя. Буркина. Дяченок. Еськова. Успенского. Очень жду, что вернется в «большой спорт» Покровский.

И. А.: – Логинов. Лукин. Вообще, когда говоришь о своих, всегда опасаешься кого-то хорошего пропустить. Поэтому ставим многоточие и переходим к иностранным: Хайнлайн, Саймак, Шекли, Джордж Мартин, Парнелл и Нивен, Майкл Крайтон, Дэвид Брин, Кэтрин Куртц... Хватит пока.

– Как вы относитесь к нефантастам в фантастике? (Примеры: Т. Толстая «Кысь», П. Крусанов «Укус ангела»).

А. Л.: – Чем-то они напоминают мне «нового русского», который за большие деньги купил барабан работы Страдивари.

И. А.: – А я вот никак не могу решить, как мне относиться к тому факту, что без трилогии Успенского никакой «Кыси» Толстой не было бы и в помине. Хоть бы спасибо сказала, что ли...

– Совсем неоригинальный вопрос: как вы пишете вдвоём? Кто бегает по редакциям, а кто стережёт рукописи J?

А. Л.: – По редакциям летает «The Bat», а рукописи в последнее время стережет CD-RW. Пишем же мы всеми вообразимыми способами: вдвоем за одной машиной, по очереди, параллельно на двух, переговариваясь или молча... Главное – постоянно идет проговор событий, которые происходят в описываемом мире и которые могут и не попасть в текст, но тем или иным способом повлиять на события описываемые.

И. А.: – А еще с большим интересом сейчас выслушиваем знакомых, которые нам объясняют, как именно мы пишем вдвоем и что именно кто из нас писал. J

– Вопрос к Андрею: что даёт работа с новым соавтором?

А. Л.: – Писать вдвоем интереснее и приятнее. Разница между письмом сольным и «дуэтным» – примерно такая же, как между придумыванием шахматных задач и партией с партнером. В идеале, конечно, хотелось бы совмещать то и другое...

– Космическая опера «За право летать» заявлена вами, как первый роман из цикла «Космополиты». Сколько романов будет включать в себя этот цикл? Пишется ли продолжение?

А. Л.: – Продолжение пишется. Вернее, не продолжение, а просто роман, действие которого происходит в том же мире и частично с теми же героями. Напишем столько, сколько захотим – пока будет получаться и пока не надоест.

И. А.: – Мир получился интересный и многообещающий. Кроме того, есть обязательства в рамках жанра: например, Империя обязательно должна нанести ответный удар. И во втором романе она этого сделать не успевает...

– Не кажется ли вам, что сюжет вашей первой совместной книги сложноват для жанра космооперы, а сам роман перегружен персонажами, идеями и событиями?

А. Л.: – Боюсь, что это срабатывает реноме. Даже если я напишу телефонную книгу, будут говорить, что она сложновата для жанра телефонной книги и перегружена персонажами, идеями и событиями...

И. А.: – Мы писали то, что хотели бы прочитать сами. И вообще, как мне кажется, космическую оперу несправедливо оболгали и опустили. Нас заставили привыкнуть, что в книжке должно быть полторы сюжетных линии и шесть героев, различаемых по цвету одежды, а также обязательный звездолет против светодиодного меча или лазерной рогатки. Но космическая опера – важны оба слова – подразумевает большой размах, пространство, множество персонажей – и определенные каноны и определенные правила игры, в рамках которых мы, собственно, и работали. А народ сбивает с толку, главным образом, то, что мы стремились к предельно допустимому реализму. И надеемся, достигли его J

– В романе с большой симпатией описаны несравненные коты-разведчики эрхшшаа. Заметно, что представителей рода кошачьих вы уважаете. У Марины и Сергея Дяченко магический кот Дюшес выступает в роли полноправного соавтора. А у вас коты (не обязательно соавторы) в доме есть?

А. Л.: – Сейчас нет.

И. А.: – И собак нет. Кеша вот – есть. Но он – компутер. Ма-аленький.

– Над чем сейчас работаете? Андрей как-то говорил о третьем совместном романе с Михаилом Успенским...

А. Л.: – Пишем одновременно два романа – один из «Космополитов», другой совершенно отдельный, внецикловый и даже внежанровый. А с Мишей мы обсудили концепцию третьего романа, и он уехал думать.

– Некоторые авторы забавляются тем, что имплантируют в свои фантастические миры реальных людей или используют в произведениях подлинные имена лиц из фэн-тусовки. Хрестоматийный пример – постоянно утилизируемый фантастами Юрий Семецкий, популярности которого часть фэндома отчаянно завидует, а другая часть (и я в том числе) – искренне сочувствует. В вашей книге тоже есть узнаваемые герои (например, Коля – «обладатель редкостной древнекитайской фамилии Ю-ню»). Скажите что-нибудь по этому поводу.

И. А.: – А что можно сказать... Хорошая фамилия. И персонаж хороший. Мне очень нравится.

А. Л.: – Я считаю подобные игры занятием весьма рискованным. И надо обладать большим тактом и очень любить прототип, чтобы не навредить ему своими фантазиями.

И. А.: – Мы вообще-то даже хотели Семецкого спасти. Но поняли, что уже поздно.

– Андрей Столяров в беседе со мной недавно сказал, что «турбореализм мёртв и ничто пока не свидетельствует о его возрождении». Считает ли Андрей Лазарчук себя по-прежнему турбореалистом? Существует ли в настоящее время это литературное направление?»

А. Л.: – Сказано же, что не бывает бывших шпионов. Что касаемо турбореализма, то в свое время это было не создание литературного направления, как почему-то все считают, а попытка дать имя той литературе, которую уже писали _многие_ (подчеркиваю) в пику традиционной фантастике и традиционному реализму. Имя не прижилось, но люди-то остались. Для того, чтобы быть турбореалистом, достаточно а). писать прозу, и б). трезво отдавать себе отчет, что живешь в непостижимом, иллюзорном, вымышленном мире.

– Желаю вам творческих успехов и жду новых произведений, написанных дуэтом и сольно. (Если придерживаться терминологии известного музыкального критика С. Бережного J).

И. А. и А. Л.: – Спасибо! (исполняется прощальный туш на пылесосе).

Беседовал Владимир Ларионов,

апрель 2002 г.