В газете "Денница" от 5 апреля 1991 года я уже писала об "Интерпрессконе-91" и в последующих номерах мы давали материалы с этого конвента, где собирались издатели любительских журналов фантастики. Сейчас я хочу продолжить эту тему и предложить интервью с участниками конвента: Борисом Штерном (Киев), писателем (книги "Чья планета?", "Дом", повести, рассказы), Андреем Балабухой, писателем ("Нептунова арфа", "Люди кораблей", рассказы, повести), Святославом Логиновым, писателем ("Быль о сказочном звере", повести, рассказы), Вячеславом Рыбаковым, писателем ("Очаг на башне", повести, рассказы), Андреем Столяровым, писателем ("Аварийная связь", "Изгнание беса", повести, рассказы) - все из Ленинграда и Александром Корженевским (Москва), переводчиком (переводы романов, повестей и рассказов ведущих английских и американских авторов: П. Андерсона, Р. Хайнлайна, Р. Силверберга, К. Саймака, Б. Шоу, Р. Желязны, С. Кинга, Ф. Пола, Г. Гаррисона, Д. Браннера и многих других). Интервью провел редактор фэнзина "Необъятный двор" Владимир Наумов, член городского клуба любителей фантастики "Странник". КОРР.: Ваши детские кумиры из писателей-фантастов? Как вы начали писать фантастические произведения? Б. ШТЕРН: В самом раннем возрасте это, конечно, Конан Дойл, Герберт Уэллс, Жюль Верн. Александра Беляева читал взахлеб. Ефремовскую "Туманность Андромеды" в "Пионерской правде" (про Железную Звезду). Очень интересным был первый сборник англо-американской фантастики в 1960 году - впервые Брэдбери, Азимов, Андерсен. Потом Стругацкие очень увлекли. Писать, естественно, начал под влиянием этих книг. Тоже захотелось написать "чего-то этакого". Зачем и почему? А кто может вразумительно ответить на этот вопрос лет в 15-18, когда начинаешь? Очень хочется... Сначала эти мои писания были полным школярством, но к годам 25-ти почувствовал себя профессионалом... вернее, чувствовал азы, основы этой профессии. И вот пишу, пишу... А. БАЛАБУХА: Первыми были Сервантес, Жюль Верн. А взрыв советской фантастики произошел, когда вышла "Туманность Андромеды" Ефремова. Почти одновременно Стругацкие. Вот это и есть то, на чем наше поколение выросло. И я точно также. Это общая судьба нашего поколения, а выдающегося у меня ничего не было. С. ЛОГИНОВ: Читал и любил фантастику всю жизнь, кажется. Одно из первых произведений, которое читал и перечитывал в детстве много раз, - "Звездоплаватели" Мартынова. Потом появились Стругацкие, Лем. Писать не думал и вообще в детстве не собирался быть писателем. Учась в университете, написал рассказ, так и началось... Писал короткие и суперкороткие рассказы. В 74 году пришел в Дом писателей и совершенно случайно в этот же день попал на первое занятие семинара Бориса Стругацкого. Так с марта 74 года туда и хожу. Стал писать не только сверхкороткие рассказы, но и короткие повести. От фантастики космической перешел к исторической фантастике, публицистической. Начал писать и реалистическую прозу, исторические повести, рассказы, сказки. Сказки - очень сложный жанр, я к нему отношусь очень серьезно. Пишу научно-художественные очерки. КОРР.: Почему вы пишите именно фантастику? В. РЫБАКОВ: На этот вопрос, наверное, нет ответа. Не мы выбираем жанр, скорее, жанр выбирает нас. Мне с самого детства было как-то скучно без гравилетов, звездолетов, и те вещи, которые я писал, были в этом смысле традиционными: там летали, чего-то строили и т. д. До сих пор приятно выдумать какой-то агрегат и с его помощью перемещать героев, хотя нужда в этом постепенно отпадает. Перед фантастикой, как и перед всей литературой, сейчас встают проблемы более серьезные, чем те, которые решались на уровне гравилетов. Поэтому, почему бы не писать, если хочется. А. СТОЛЯРОВ: Когда я начал писать, я вовсе не собирался писать фантастику, просто то, что получилось, оказалось фантастикой. Узнал я об этом, когда понес свои рукописи в редакцию. Там мне сказали, что это - фантастика и они такого не печатают. А более-менее сознательно писать фантастику я начал несколько позже. Я стал читать книги фантастики, и они произвели на меня очень большое впечатление. Я решил, что это самый легкий путь в литературу, потому что такое я напишу левой ногой. Так были написаны мои первые десять рассказов. Между прочим, этот путь себя оправдал, все были довольны. Рассказы быстро напечатали. Могу еще добавить, что, начав писать фантастику, очень трудно остановиться. Я несколько раз пробовал писать реалистические произведения, но они почему-то не... Видимо, заболев фантастикой, с этой болезнью управиться уже нельзя. КОРР.: Сейчас в стране вышла волна переводной и советской фантастики. Как бы вы это оценили: качественным, количественным скачком? Б. Штерн: Ну как? Оба скачка налицо - и качественный и количественный. Высочайший количественный скачок вверх по качественной лестнице глубоко вниз. Попросту: полно халтуры. В последние 3-5 лет я перестал фантастику читать (есть отдельные исключения). Все это скучно и грустно, к сожалению. А. БАЛАБУХА: О качестве говорить трудно, потому что 99 процентов этих переводов - жуткая халтура. Это либо подстрочник, либо, что еще чаще, на уровне школьного изложения, и читать это очень и очень трудно. Есть, конечно, писатели, которых я очень люблю. В Штатах каждый может издавать свои книги, если захочет. Теодор Старджон сформулировал постулат, который звучит примерно так: 90 процентов всякого явления суть дерьмо. Но в этой нынешней волне появляются и очень интересные вещи. Расценивать это как качественный скачок я, пожалуй, не стал бы. Может быть, к этому и придет, но все будет зависеть от ситуации в стране. А количественный скачок есть несомненно. С. ЛОГИНОВ: Этот поток тяжело оценивать, т. к. взметнулся-то поток серости. Такие вещи можно гнать погонными метрами. И вот эта-то "погонная" литература и делает мгновенный количественный скачок, как только появляется возможность ее опубликовать и заработать деньги. Хорошие произведения появляются в такой же пропорции, что и раньше. За застойные годы накопились какие-то произведения. И сейчас они все сразу выброшены в свет. Испытание удачей более опасно, чем испытание тяготами. Некоторые его не выдержали, но подавляющее большинство людей, которые прежде писали серьезно, вдумчиво, так и продолжают писать. Поэтому хорошая продукция появляется, но не очень быстро. А. КОРЖЕНЕВСКИИ: В переводной фантастике подавляющее большинство произведений сделано плохо. Цены на такие книги большие, а при прочтении чувствуется, что переводчик английский знает хорошо, а русского языка не знает вообще. Мне очень везло на высокопрофессиональных редакторов издательств. Я работал в издательствах "Мир", "Радуга" и совершенно справедливо редактора этих издательств меня поначалу гоняли с моими первыми переводами. Через несколько лет я понял, почему они это делали, когда уже стал профессионалом сам. Перевод - это очень большая школа. За последние годы в Штатах появилось очень много новых имен писателей-фантастов. Это и Орсон Скотт Кард, его повесть "Око за око" была в журнале "Смена", и Кристен Робинсон, и Люсиус Шеппард (был переведен один его рассказ). Многие из них совершенно неизвестны у нас в стране. КОРР.: Как вы относитесь к разнообразию жанров в фантастике? Какой вам ближе? Б. ШТЕРН: А зачем точно знать, в каком жанре что написано? "Фантастика это или нет?". В общем, я не пишу в "жанре". Для меня фантастика не литература, а литературный прием. Описание человеков в несуществующих обстоятельствах. Как в сказке: характеры жизненные, а обстоятельства невозможные. Термин "писатель-фантаст" для меня не годится. Пишу и сатирические, и просто "реальные" рассказы - если за этими терминами что-то вообще стоит. С. ЛОГИНОВ: Одна из моих повестей написана о Западной Европе эпохи Возрождения первой половины XVI века. XVI-XVII веков касаются и большинство фантастическо-исторических рассказов. Но я пишу не только историческую фантастику, но и реалистическую литературу, пытался писать и фэнтези еще в ту пору, когда о ней не говорил никто. Так что оказался со своей вещью "Страж перевала" автором первой публикации в этом стиле, если не считать Гоголя и Булгакова. В 80-е годы написал рассказ в жанре хоррор, т. е. ужасов. И не бросаю сочинение парадоксально коротких рассказов. А. БАЛАБУХА: Главное не жанр, а как сделано. Я не могут отнести себя к поклонникам какого-либо одного жанра. Если вещь написана хорошо, то пусть будет любой жанр. Правда, я не очень себе представляю прекрасный роман ужасов, но, наверное, это тоже возможно. Просто пока не попадался. Научную фантастику я все-таки больше люблю, но и в ней есть и хорошие вещи и те, что "ни уму, ни сердцу". Вот например, при всей моей любви к "твердой" фантастике, не могу я считать блестящим романом те же "Фонтаны рая" Артура Кларка, хотя он и получил все возможные премии. КОРР.: Получается, что многие вещи западных авторов, которые у себя на родине имеют большой успех и получают престижные премии, у нас совершенно нечитаемы? А. БАЛАБУХА: Совершенно верно. И наоборот. Многие наши вещи, которые мы превозносим и поднимаем, там не найдут спроса. У каждого читательского рынка свои законы, вкусы, запросы, потребности. КОРР.: Расскажите о ваших сегодняшних литературных пристрастиях? Б. ШТЕРН: В журналах печатается много хороших произведений. Перечислять их? Долго. Авторы известны: Приставкин, Гроссман, Домбровский, Кураев, Венедикт Ерофеев... вещи, которые долго лежали в столах, но не были написаны для столов. С. ЛОГИНОВ: Когда-то журнал "Парус" задавал своим авторам вопрос о десяти книгах, которые потрясли их внутренний мир. Я сразу же составил такой же список: Франсуа Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль", Сервантес "Дон Кихот", Алексей Толстой "Золотой ключик", А. и Б. Стругацкие "Трудно быть богом" и "Обитаемый остров", Рэй Брэдбери "451 градус по Фаренгейту", Александр Грин "Алые паруса", Анатоль Франс "Таис", Джек Лондон "Смирительная рубашка" и Николай Гоголь "Вий". Но это все, так сказать, классика, а что касается современной советской фантастики, то у меня есть Большая Тройка авторов, которых я оцениваю следующим образом: мог бы я написать так, как они или лучше, или не мог. И вот такими людьми являются три писателя, но четыре человека, которых я ставлю выше себя: Вячеслав Рыбаков из Ленинграда, Борис Штерн из Киева и волгоградцы Евгений и Любовь Лукины. Так, как они пишут, я не могу. А вообще следует назвать Михаила Веллера, из Таллина, он, не вполне фантаст, его доля в фантастике небольшая, но он заявляет о себе необычайно самобытно. Затем Сергей Иванов из Риги, Столяров, Измайлов, Ирина Сергиевская, Александр Щеголев с его "Любовью зверя", Марианна Алферова, Александр Тюрин из Ленинграда. В Москве - Покровский, Геворкян, на Урале интересно работает Евгений Филенко, в Сибири - Михаил Успенский, Андрей Лазарчук. Вот они-то и будут, на мой взгляд, в ближайшие десять лет создавать советскую фантастику. КОРР.: Хотелось бы узнать, чем вы руководствуетесь при выборе произведений для перевода - заказ, личное пристрастие, новое произведение, произведение, получившее премию Хьюго или Небъюлу? А. КОРЖЕНЕВСКИЙ: За всю свою жизнь по заказу сделал только три вещи: для сборника "Другое небо" повесть "Царица воздуха и тьмы" Пола Андерсона и два рассказа Энтони Бучера. Все остальные выбирал сам только потому, что эти вещи мне нравились. Практически все, что я перевел, либо уже опубликовано, либо еще будет. КОРР.: Что вы могли бы посоветовать начинающим переводчикам? А. КОРЖЕНЕВСКИИ: Нужно работать и делать не по заказам, а только то, что нравится самому. Это тяжелая работа, если делать всерьез. Я считаю себя не талантливым, а просто упорным. Гений, возможно, может сразу с листа переводить, а я сижу и упираюсь, пока не сделаю так, как хочется. КОРР.: Какими произведениями вы порадуете читателей в ближайшее время? Б. ШТЕРН: Ну, порадую ли... Весной 91 года ожидается книга в издательстве "Молодь". Название: "Рыба любви". Там смесь фантастики, сатиры, "рыализма". Почитаете, посмотрите... И скажите мне: обрадовались вы или нет. А. БАЛАБУХА: В первом номере "Уральского следопыта" напечатана повесть. Это будет первая - часть из такой не то, чтобы трилогии, а тиады. Три повести, в которых нет ни общих героев, ни сюжетных связей, но общая модель мира, в котором все это происходит, одно время действия, и все три вещи написаны от первого лица, чего раньше я избегал. Вторая часть у меня готова, третью заканчиваю. По поводу издания... сказать трудно, эти вновь появляющиеся издательства с одной стороны за многое берутся, а с другой - не все у них получается. Обещали мне, что в конце 91 года все три повести выйдут книгой. Закончив третью повесть из этого цикла, сяду за роман. Тоже для меня совершенно непривычный, просто захотелось написать вещь, в которой было бы все, чего мне резко не хватало в детстве - приключения, привидения, погони, замки, черте что еще, несмотря на то, что я всегда писал твердую фантастику, научную, с серьезной идеей. Но за этими приключениями есть и достаточно серьезная идея. Что из этого получится, не знаю. Пока только наброски. Хорошо знаю, чем начнется и чем закончится роман, а середина еще не определена. Но название уже есть - роман будет называться "За плодом второго древа". С. ЛОГИНОВ: У меня так много сорвалось публикаций, что я теперь боюсь об этом говорить. Я считаю, что вещь выходит, когда контрольный экземпляр в руках держу. Две книги у меня вышло, а другие сорвались. А вообще у меня готовы два сборника и отданы в издательства, обещано, что книги выйдут в 91 году, но я не буду загадывать. Вот выйдут, тогда скажу. А. КОРЖЕНЕВСКИЙ: В этом году я собираюсь зарегистрировать свое литагентство и первой книгой выпустить книгу неизвестных нам современных американских писателей. Последнее время я переводил Кэт Мэрфи и Кистей Робинсон из США, а также "Побег из Катманду" Глена Ларсона, английского писателя. Сейчас в Москве должны выйти два журнала фантастики, вот туда-то я и отдам эти свои переводы. Еще я перевел роман Стивена "Кинга "Кэрри", но издать его не могу, так как нет валюты, чтобы платить автору. КОРР.: Большое всем спасибо за интересную беседу.
Материалы подготовила Т. ПРИДАННИКОВА. РИС. И. ВАРФАЛОМЕЕВА
ИНТЕРЕСНЫЕ СТАТЬИ
|
|
|
||