I. О творчестве В 1983 году исполнилось двадцать пять лет со дня выхода в свет первого рассказа братьев Стругацких. Четверть века они с удивительной равномерностью - почти по книге в год - создают свой фантастический мир, калейдоскопическое изображение разных сторон бытия. Иногда действие переносится на классический полигон фантастики - в космос (повести "Страна багровых туч", "Путь на Амальтею", "Стажеры", "Малыш"). Иногда - на планеты подобные Земле ("Попытка к бегству", "Трудно быть богом", "Улитка на склоне", "Далекая радуга", "Обитаемый остров"). Но больше всего в библиотечке Стругацких книг о Земле. Светлые картины коммунистического буднего ("Полдень, XXII век", "Парень из преисподней", "Жук в муравейнике"), либо противостоящие изображения капиталистического мира ("Хищные вещи века", "Второе нашествие марсиан", "Пикник на обочине"), либо драматические или юмористические картины нашей реальности ("За миллиард лет до конца света", "Понедельник начинается в субботу", "Сказка о тройке", "Повесть о дружбе и недружбе"). Впрочем, любая классификация будет неточной. Фрагменты светлой утопии есть в истории космического Маугли - "Малыше", и в трагической антифашистской повести "Попытка к бегству", в "Стажерах" и других повестях. И наоборот, среди картин коммунистического будущего "Жука в муравейнике" внезапно оказывается фрагмент утопии-предупреждения - рассказ об экологической катастрофе, постигшей некую далекую планету. Но это еще не все - и далеко не все. Книги, которые мы только что расставили по разным полочкам, могут быть размещены совершенно по-иному, например, исходя из главного фантастического приема. Стругацкие почти никогда не пользуются стандартными фантастическими ходами. Их "машины времени" не путешествуют "из сегодня в завтра", они перемещаются "из завтра в позавчера", или "из послезавтра в завтра". Классический сюжет инопланетного нашествия на Землю писатели буквально перевернули: их нашествия совершаются без пришельцев. Парадоксальные, новаторские приемы Стругацких делают их произведения необыкновенно увлекательными; с первых же страниц внимание читателя стягивается в точку, фиксируется на замкнутом мирке книги, что, по моему убеждению, необходимо в хорошей литературе, - книга мертва, если читатель не стремится безотрывно читать ее до конца - а потом перечитывать. И все-таки главное в другом (хотя о настоящих книгах нельзя сказать, что в них действительно "главное"). Важнее всего то, что Стругацкие опрокинули устоявшееся мнение о целях и возможностях научной фантастики, открыв возможности, органически ей присущие, но словно бы забытые другими авторами. Одно из расхожих мнений: фантастика всего лишь развлекательное чтение. Это совершенно неверно, если говорить о мало-мальски хороших произведениях. Верно другое: фантастические книги, даже слабые, почти всегда интересны. Второй, противоположный взгляд: НФ двадцатого века слишком серьезна. Она порождена научно-технической революцией, важнейшим социальных фактором наших дней. Фантастика по своей природе пригодна лишь для изображения прогресса, она служит социальным телескопом - в ее объективах читатель видит стремительно меняющийся лик современности. Следствие: в щель между развлекательностью и глобальными картинами якобы провалилось изображение человека, личности. Вот что пишет известный литературовед В.С.Муравьев: "Индивидуальность для фантаста - фикция и притом фикция ненужная, несущая опасность третьего измерения..." 1. Заметим: это верно, пока речь идет о плохой и даже средней НФ-литературе. Сила оборачивается слабостью: научные, социальные, технические коллизии становятся как бы самостоятельными героями, персонифицируются - и отодвигают в сторону человеческие личности. Действие фантастика развивается стремительно - оно должно быть интересным - в результате герою некогда чувствовать, ему надо размышлять и действовать... С героями Стругацких этого не происходит никогда. Вернее, не происходит с некоторого момента, когда писатели отыскали секрет фантастического изображения, золотой ключик, утопленный в океане пришельцев, звездолетов, одиноких ученых и мыслящих машин. Открытие оказалось простым - как все значительное в искусстве: суть дела должна заключаться не в самом действии, а в выборе, перед которым нужно поставить героя. На дорогах сюжета должны постоянно попадаться надписи: "направо пойдешь - коня потеряешь; налево пойдешь..." - и так далее. Теперь, после открытия Стругацких, стало очевидно, что в фантастической ситуации поиск пути чрезвычайно осложнен по сравнению с обыденностью. Писатель может устроить так, чтобы, например, от выбора между поездкой в автобусе или на трамвае зависела жизнь и смерть героя. Поиск действенного решения - маховое колесо любого фантастического сюжета; беда в том, что героев абсолютного большинства произведений авторы ставят перед простым выбором, не затрагивающим их внутреннего мира, их индивидуальности, их этики. Стругацкие перенесли выбор в этическую плоскость. Их герои не решают научные проблемы, не выбирают в сущности даже между жизнью и смертью, - только между правдой и ложью, долгом и предательством, честью и бесчестием. В "Обитаемом острове" Максим подставляет под выстрелы - в упор - обнаженную грудь, живое тело, не прикрытое даже эфемерной броней одежды. Эту сцену можно считать символом всего творчества Стругацких: долг выше жизни. В "Далекой радуге" тот же выбор совершает целый коллектив ученых. Таково открытие Стругацких; сюжет задается проблемой выбора, а не наоборот, и поэтому стремительное фантастическое действие не проносит читателя мимо простых человеческих чувств, мимо внутреннего мира героев - оно раскрывает души людей, оно само определяется их душевными качествами. Такая смена приоритетов оказалась необыкновенно продуктивной и привела к неожиданным, я сказал бы даже - к парадоксальным результатам. Индивидуум вышел на передний план, но отнюдь не заслонил собой большой мир, социальную структуру, ибо вместе с человеком на авансцену вышла мысль. Мысль - постоянная спутница чувства; мышление -обязанность, иначе невозможен верный этический выбор. Безмысленный человек аморален - постоянно повторяют Стругацкие. В их книгах мысль главенствует изначально; вернее, она наравне с чувством задает проблему выбора, а эта проблема часто не находит окончательного решения. Таким образом, читатель вовлекается в творческий процесс, он тоже должен совершить свой выбор, поступать так, словно он столкнулся с самою жизнью. Этого в прежней НФ не было. Этот поворот - прямое следствие первого открытия, второе открытие. В классической фантастике все, в том числе и мысль, находится на службе у сюжета - и у героя-детектива, который должен объяснить читателю: что же в конце-то концов происходит в книге. Сосредоточив внимание на личной этике, писатели не сузили, а расширили свое поле зрения - как бы объединив микроскоп с телескопом. Впрочем, это не удивительно: мышление самих Стругацких всегда диалектично; понятие единства противоположностей им присуще органически, они - писатели-марксисты. Фантастические сюжеты Стругацких - те самые, внутри которых действуют живые личности - непременно социальны. Индивидуальные проблемы вытекают из общечеловеческих, сливаются с ними неразрывно - тоже как в жизни. Книги Стругацких созданы для повторного чтения. Первый раз они читаются безотрывно и стремительно, настоящая их глубина раскрывается при втором, третьем прочтении - сколько раз достать их с полки, каждый решает сам. Главное - не пытаться постичь все сразу, как не пытаемся мы мгновенно разобраться в жизненно важном событии, а еще и еще раз возвращаемся к нему и терпеливо его обдумываем. II. О книгах, помещенных в этом сборнике "Обитаемый остров" отмечен всеми чертами, которые мы упомянули только что, кроме, пожалуй, одной: он завершен, "замкнут" - как сказал бы логик. Книга писалась для юношества, а молодость любит все завершенное и ясное. Иная планета, на которой, как на Земле, живут обыкновенные люди. Мир, переживший атомную войну и потому озверевший. В нем продолжаются войны, им правят фашистские режимы, на большей его части царит хаос - выжженные радиоактивные пустыни, леса, забитые самодействующей военной техникой, океаны, захваченные пиратами-садистами на призрачных "белых субмаринах"... Казалось бы, знакомая читателю фантастики обстановка антивоенного романа-предупреждения - смотрите, во что превратится валю планета, если мы позволим начаться войне. В некоторой степени так, ибо ужас глобального уничтожения единообразен, как все примитивное. И все же не так. Едва начав раскрывать фантастический мир, Стругацкие дают понять, что у нас, на планете Земля, такого быть не может. Это достигается разными способами; прежде всего, символическими деталями. Например, на планете, развитой технически, освоившей атомные двигатели и фантастическую электронную технику, так и не смогли разобраться в простейшей космографии. Местные ученые полагают, что жизнь Саракша (название дается не здесь - в "Жуке в муравейнике") протекает не на внешней поверхности шара-геоида, а на внутренней. Мышлению жителей Саракша придается как бы изначальный дефект; они постигают второстепенное и не в силах понять основное. Главный же аргумент в пользу Земли - личность главного героя, Максима Каммерера. Двадцатилетний юноша, у которого "нет и не предвидится каких-либо особенных талантов", самый рядовой из рядовых сочленов коммунистического общества XXII века, занятый работой для неудачников - "свободным космическим поиском"... Заурядный юноша, еще не нашедший себя, которого немного стыдятся его родители, на Саракше оказывается "страшной силой", почти что богом - не потому, что он может бежать с человеком на плечах, видеть в темноте, двигаться вдесятеро быстрей нормального человека, силой воли залечивать на себе смертельные раны, ощущать тайные эмоции окружающих, даже не потому, что он очень образован. Его личные качества - как бы визитная карточка общества, которое наделило его высокой моралью. Максим не может жить с нечистой совестью; совесть велит ему вступить в сражение со злом, царящим на несчастной планете. Совесть коммунара - вот решительный вызов атомной гибели, предсказание светлого будущего... В нем есть что-то от сказочного царевича, проходящего в поисках волшебного кольца по кругам черных подземелий. Эта сказочность не противоречит достоверной, реалистической тональности описаний и диалогов - современная сказка и должна быть реалистичной. Солнечный облик Максима как бы уравновешивает, делает выносимым для читателя черный ужас подземелий, страны без солнца и без надежды. Страна показывается через Максима, шаг за шагом, по мере того, как он узнает ее и постигает страшную правду о фашизме. Это испытанный прием фантастики, о нем мы уже упоминали - герой становится как бы детективом и постепенно распутывает клубок. Но, как всегда у Стругацких, он не просто и не столько распутывает, сколько совершает свой выбор. Пожалуй, больше, чем в какой-либо другой их книге, герой "Обитаемого острова" занят поиском безупречного этически поведения - но об этом чуть позже. "Обитаемый остров" - робинзонада (1-я часть так и называется: "Робинзон"). Герой Дефо, горожанин и искатель приключений XVIII века, один на один сражался с живой природой малого острова. ХХII век - иные масштабы и иной противник. Максим вступает в бой с планетой, с ее социальной структурой, с антиприродой, созданной человечеством. Героя-бюргера сменил коммунар, новый человек - истинная цель пути, к которому призывает идея коммунизма. Первозданный мир сменила черная антиприрода, которую авторы показывают как конечную цель фашизма. Живая природа уничтожена, заменившая ее неживая стихия техники подчинена единственной цели: она должна превратить людей в дрессированных животных. Но вместе со свободой воли в них уничтожена способность к творческому поиску, интеллектуальная деятельность как таковая - в дальнейшем этот мир не ждет ничто, кроме полной деградации или окончательного атомного уничтожения. Это вторая тема предупреждения в "Обитаемом острове" - не напрасно там упоминается главный мастер нацистской пропаганды Геббельс. Стругацкие предупреждают: пропаганда ненависти и бездумного подчинения может привести мир к гибели. Вернемся теперь к главному герою. Казалось бы, о каком выборе для него могла идти речь? Он видит фашистов и видит оболваненный народ - пристало ли ему колебаться в выборе? Поиск пути не бывает легким, - говорят Стругацкие. Решившись вмешаться в местные дела, Максим совершает ошибку за ошибкой. Буквально каждый его шаг, каждое постижение ошибки и переход на следующую ступень действия сопровождаются сложным и мучительным выбором пути. Действие "Обитаемого острова" построено как бесконечная цепь: выбор, действие, новая информация, опять выбор - и так далее. Цепь эта не кончается с концом действия романа, ибо мир обитаемого острова неимоверно сложен, однозначных решений в нем нет - как в подлинной жизни. Когда Максим достигает цели, кажущейся окончательной, и уничтожает мозговой центр фашистской структуры, специально присланный с Земли специалист Рудольф Сикорски говорит ему, что он поступил неверно. И тогда Максим совершает свой последний - в этой книге - выбор. Он заявляет, что поступил бы так еще и еще раз, и отказывается вернуться на Землю, пока земляне не окажут Саракшу действенной помощи. "Совесть своей болью ставит задачи, разум выполняет", - этой идее Максим верен до конца. За "Обитаемым островом" в сборнике идет "Жук в муравейнике" - повесть из того же цикла о "Прогрессорах" и о тех же героях, Максиме Каммерере и Рудольфе Сикорски. Иное время - 20 лет спустя; иной охват действия - вместо многих месяцев всего трое суток; взамен гибнущего Саракша - процветающая коммуна Земли. Здесь нет даже противостояния двух сил. Но есть некая, не особенно ясная угроза всей земле в целом. И снова, как кажется, нет проблемы выбора. Земной цивилизации угрожают всего одиннадцать человек, и все они известны. В действии повести может оказаться опасен лишь один из них - в чем же затруднение, спросим мы? Один против миллиардов - изолировать его, уничтожить в конце концов! Но такой "простой" выход герои Стругацких не приемлют; все построено именно на вопросе: нравственно ли его уничтожить? Писатели не пытаются литературными приемами "надуть" проблему, что в фантастике очень просто. Например, в "Жуке" даже не упоминается абсолютный запрет на убийство ради самозащиты, запрет, который по всей вероятности будет законом в ХХII веке и на котором построено все действие романа "Трудно быть богом", открывающего цикл книг о "Прогрессорах". В "Жуке" действуют люди с этикой нашего времени, но люди очень хорошие - для них человеческая жизнь есть вневременная и абсолютная ценность. Когда дело идет о жизни и смерти, необходима полнейшая ясность, но ее-то как раз герои и не могут добиться. Сюжет книги построен па поиске истины, причем истины возможно более полной, и здесь авторы применили свой рабочий метод последнего десятилетия: пусть герой знает ровно столько, сколько известно читателю, пусть все будет как в жизни, то есть всегда, на каждом шагу и до самого последнего шага неочевидно, неоднозначно, не открыто до конца. Жизнь понятна до конца лишь тому, кто не хочет или не умеет мыслить. А по Стругацким мысль не только право - обязанность каждого. Читатель "Жука в муравейнике", хочет он того, или нет, думает напряженно, распутывая псевдодетективные сплетения сюжета, и не догадываясь, что думать придется и тогда, когда он закончит чтение. Кто прав, Максим или Экселенц? Кто такой Лев Абалкин - живая мина замедленного действия или несчастный загнанный человек? Ответа нет и не будет, ибо книга уже написана, и все доводы "за", и все соображения "против" уравновешены в ней абсолютно - как белые и черные квадраты на шахматной доске. Это псевдодетектив: неопределенность не устраняется по мере приближения к концу, а нарастает с каждой страницей, особенно в последних шести главах - до последнего столкновения черного с белым в завершающих строках: Экселенц стреляет - "против"; рука тянется к "детонатору" - "за". Подчеркну еще раз, это очень важно: неясность создается не потому, что часть информации укрывается от читателя (как иногда делается в детективах), напротив - фактов вроде бы слишком много, но каждый уравновешен противоположным. Вот пример. Факт "против": друг Абалкина Щекн-Итрч отказывает ему в убежище, ссылаясь на то, что не может вмешиваться в дела землян. Экселенц толкует это однозначно: Щекн почувствовал, что Абалкин уже не человек, а враг землян. Но Максим противопоставляет факту "против" свои "за": во-первых, Щекна нельзя считать другом Абалкина в человеческом смысле: у него иные понятия о межличностных отношениях; во-вторых, по отрывочным сведениям о народе Щекна, можно предположить, что взаимодействие в коллективе он ставит много выше, чем земляне. Поэтому Щекн мог излишне драматизировать личный бунт Абалкина и необоснованно посчитать бунтаря врагом общества. В-третьих, между людьми и Щекном - непреодолимый лингвистический барьер, и возможна любая путаница. Итак, неопределенность. Может быть, беспощадно застрелен невинный; может быть, предотвращена гибель мира; наконец, не исключено, что утеряна возможность перспективного контакта с иной цивилизацией. В стандартном детективе тоже иногда ставится знак вопроса: не пострадал ли невинный, не восторжествовало ли зло? Ставится горестно, чтобы обозначить несовершенство и несправедливость закона и всей карающей структуры. Но в "Жуке" горечи нет. Коллизия "один человек или весь мир" - так, как она развернута Стругацкими - выдвигает на передний план две непреходящие ценности: человеческую жизнь и цивилизацию. Не "или", а "и"! Если Экселенц совершил страшную ошибку, убив Абалкина, то лишь под влиянием огромного чувства ответственности за всю землю. Но главное, что его оправдывает - безрезультатные муки выбора, которые он испытывал на протяжении сорока лет, ужасающие муки страха за человечество, борьба разума и совести. И если он все-таки ждал буквально до последней секунды, то лишь потому, что единичная человеческая жизнь была для него ценностью, соизмеримой с ценностью всего человечества. Мир повести "Жук в муравейнике" прекрасен. Не только картинами благоустроенной, щедрой и доброй Земли, возникающими то и дело между кадрами детективного действия, но еще и людьми - их доброжелательностью, совестливостью и чувством ответственности. Следующая повесть, которая ждет читателя, как бы поворачивает на 180 градусов тему "Жука в муравейнике": гражданский долг заменен гражданской безответственностью. Поэтому глобально мыслящего героя сменяет "маленький человек", по-другому - "мещанин", еще по-другому - потребитель. Тема труднейшая и неблагодарная, ведь сколько было написано о мещанах - не счесть, и чего только не было написано! От злобных сатир до сочувственных, почти апологетических вещей экзистенциалистов. Поток западноевропейской литературы XX века двинулся в сторону "малых сих" - что само по себе прекрасно - но как бы автоматически, в неизбежных поисках конфликта, эта литература ставит человека в позицию, враждебную обществу. Мещанин оказался главным и притом положительным героем. "Второе нашествие марсиан" - памфлетное и полемическое произведение. Осмеивается капиталистическое общество, плодящее трусов и мещан, идет полемика с дурной литературной традицией, возвеличивающей труса и обывателя. Стругацким пришлось искать безошибочный прием, с помощью которого можно было отчетливо и просто показать мещанина в его настоящем виде, без сюртука и галстука, так сказать. И они пришли к теме подарка. Какова основная черта мещанина? Он желает получать, получать как можно больше - бедняк в своих масштабах, миллионер - в своих. Получать, не заботясь ни секунды о том, как его акты получения воздействуют на общество. Предел его мечтаний - получать даром, не давая взамен ничего, получать подарки. Следовательно, чтобы гиперболически, памфлетно показать личную суть мещанина, надо изобразить его получающим что-то даром. А для показа его общественной сути - изобразить приобретающим с ущербом для общества. Здесь имеется специфическая трудность: реального обывателя нельзя заставить действовать. Одно из типических его качеств - осторожность, доходящая до трусости. Он всячески стремится быть "как все". Те, что поумней, боятся даже всего похожего на подарки; получать, ничего не давая- непочтенно... Вопрос: как побудить его не прятаться, снять сюртук и галстук? Стругацкие нашли решение, которое теперь, когда книга написана, кажется простым и естественным. Землю постигает нашествие инопланетян, захватывающих верховную власть - по крайней мере в той стране, где живет рассказчик, господин Аполлон (для друзей - Феб). Странное нашествие-без грохота боевых машин, битв и поражений; вообще почти без событий. Не меняется правительство, чиновники, остаются прежними заголовки газет, все тихо. И мещанин не пугается - это первое и важнейшее условие. Более того, происходят события приятные. "Марсиане", скажем, распускают армию - это господину Аполлону нравится, ибо с армией у него связаны неприятные воспоминания. А затем появляются подарки. "Марсиане" покупают у всех желающих желудочный сок, притом за хорошие деньги. Это делается деликатно, с максимальными удобствами без малейшего насилия. И налоги можно платить желудочным соком. У фермеров скупают на корню посевы, раздают семена нового злака - раз, два! - в продажу пошел необыкновенно вкусный "синий хлеб" и самогон - "синюховка", от которых повышается выделение и, кажется, сортность желудочного сока. Можно ничего не делать - достаточно раз в день проглотить желудочный зонд... И господин Аполлон счастлив. Впервые в жизни он может не беспокоиться о деньгах, впервые в жизни ему предлагают, даже навязывают подарок, который он может получать безбоязненно, с чувством выполненного долга! Рядом с Аполлоном есть человек мыслящий, и он говорит: надо восстать. Он объясняет, против чего надо восставать: "Человечество больше не нуждается в саморазвитии, его будут развивать извне, а для этого не нужны школы, не нужна общественная мысль, философия, литература - словом, не нужно все то, что отличало человека от скота...". Ведь как фабрика желудочного сока Эйнштейн никуда не годится по сравнению с любым обжорой и пьяницей. Но господин Аполлон - интеллигент, учитель - понимает эти призывы как "истерические словоизлияния образованного человека пережившего крушение своих личных идеалов", ибо никаких стимулов, соображений, мыслей кроме "личных" - читай, эгоистических - он признавать не желает. Постоянные читатели Стругацких знают, что эти авторы стараются везде, где можно, написать слово "учитель" с большой буквы. В "Жуке" Абалкин целует руку своему старому учителю (и, может быть, в этой детали скрыто единственное удостоверение того, что он не робот, а человек). Наверно, самая страшная деталь "Второго нашествия" то, что антигерой Стругацких учил детей. Боже мой, скольких искалечил на своем веку этот робкий скромный, и в некотором роде неплохой человечек!.. Маленькая заметка о мастерстве. Авторы не говорят, для чего понадобился "марсианам" желудочный сок: то ли для дела, то ли ни за чем - как благовидный предлог для подарка. Это ничего не меняет. Продукт желудочной секреции становится символом мещанской цивилизации, общества желудочного удовлетворения, символом, преисполненным убийственного сарказма. Таковы возможности фантастики: малозначительная сюжетная деталь в руках мастера возвышается до всеохватывающего символа. Сборник завершает повесть "Хищные вещи века". В ней также идет речь о мещанстве, о бездумном стремлении к животному удовлетворению - о страшных подарках, подстерегающих людей, лишенных моральной опоры. В творчестве Стругацких эта повесть логически завершает тему мещанства (хотя, заметим, по времени она появилась на свет раньше "Второго нашествия марсиан"). Во "Втором нашествии" стремления мещанина были просты, так сказать, первичны - он жаждал всего лишь обеспеченности и спокойствия. В "Хищных вещах века" антигероя-мещанина нет; есть собирательный антигерой - общество, получившее благополучие на дармовщину. В мирке этой повести даже желудочного сока сдавать не нужно, достаточно поработать четыре-пять часов, не больше - почти все отпускается бесплатно. Зато полным-полно кафе, "Салонов Хорошего Настроения", специальных заведений для любителей острых ощущений. Есть волновые стимуляторы для коллективных развлечений и волновые экраны от уличных шумов, есть спортивные общества и спортивные игры - чего-чего только нет... Все эти блага не с неба свалились; чтобы добиться такого уровня сытости, мало научно-технической революции как таковой, надо было еще и поработать как следует. Но авторы исподволь, настойчиво поворачивают картину так, что подчеркнутое благополучие начинает выглядеть именно подарком, с которым люди не знают, что делать. В панораме экзотически-сытой и веселой страны видны отчетливые черные пятна. То первоклассные книги предлагаются в одной лавке с кофточками и компотом - все бесплатно, - причем книг никто не берет. То массовые развлечения оборачиваются коллективным безумием. То, напротив, не в массовом, а в очень узком кругу устраиваются развлечения садистические. Задолго до того, как герой-детектив распутывает сюжетный узел, читатель понимает, или, скорее, чувствует, что всеобщим счастьем здесь и не пахнет. Это ощущение нагнетается многими деталями: и бунтом интеллигенции против культа удовольствий, и необыкновенно выразительной мелочью - телевизионной мелодраматической программой специально для парикмахеров... Что же происходит в этой стране с людьми, которые, в сущности, честно заработали свое благополучие? Фокус изображения и ответ на все вопросы помещаются в острейшей фантастической находке - в "хищной вещи", с которой сталкивается герой-детектив (Иван Жилин, знакомый читателям по "Пути на Амальтею" и "Стажерам" как бортинженер космических кораблей, ставший работником ООН, следователем по преступлениям против общества). Он приезжает, чтобы найти и обезвредить тайное общество, торгующее неизвестным, смертельно опасным наркотиком. И обнаруживает, что нет банды, нет подпольного производства, и наркотика, собственно, тоже нет. Есть обыкновенные радиоприемники и заурядные радиодетали, которые можно получить в любом магазине. Если сменить в приемнике одну деталь и включить его, то получится "слег" ("шлак" по-английски), электронный гипнотизер. Стандартный радиоприемник становится хищником, похожим на сирен, что свели с ума спутников Одиссея. Он освобождает подсознание, дает человеку столь обольстительные и красочные грезы, что реальная жизнь становится для него бесцветной и теряет всякую цену. Человек, зараженный привычкой к "слегу", уходит в грезы совершенно и в конце концов гибнет от нервного истощения. Это предельно выпуклая и, пожалуй, исчерпывающая модель целого класса общественных явлений. Так же действуют и курение, и пьянство, и наркомания - все древние, болезненные человеческие пристрастия, с которыми мы еще не научились бороться по-настоящему. Но есть и отличие, принадлежащее только нашему времени. Табак, опиум и прочее надо выращивать, спирт - гнать; то есть нужна некая организованная деятельность, а с нею все же можно бороться. Жилин и приехал искать следы преступной деятельности. Но как помешать распространению "слега"? Прекратить производство радиодетали? А где гарантия, что во многотысячном их ассортименте не найдется другая, еще более эффективная?.. Поэтому хищными названы не вещи вообще, а вещи нашего века. "Слег" - символ гигантских возможностей, открываемых перед людьми технической цивилизацией, возможностей предусмотренных, ожидаемых - с одной стороны, и непредвиденных - с другой. Сверх заработанных дивидендов, цивилизация преподносит нам дармовые. Мы вернулись к теме подарка. "Слег", в сущности, такой же сверх-подарок, как Золотой шар из "Пикника на обочине". Он тоже как бы свалился с неба, и уж он-то наверняка сулит "счастье", притом даром... И еще одна параллель: "Страна Дураков" очень похожа на страну из "Второго нашествия" - только здесь уже привыкли расплачиваться за все желудочные соком... Повесть о фантастической "Стране дураков" дает читателю ответы на многие вопросы этического плана. Она говорит, что наука и техника даруют благо, и сами по себе есть благо - но в руках бездумного потребителя все это оборачивается бедой. Она говорит, что творческий дух, культура, самодисциплина необходимы современному человеку везде, и на работе, и на отдыхе, ибо сейчас, как никогда прежде, легко стать рабом собственного благополучия - фигурально говоря, превратить свое имущество в хищника. Чудо техники, карманный магнитофон становится хищником, карманным гипнотизером, когда океан ритмических звуков отделяет человека от реальной жизни. Автомобиль, мотоцикл, телевизор, даже телефон оказываются оборотнями, если у их владельца нет минимума культуры, необходимого члену современного развитого общества. Эта угроза существует, пока человек остается Человеком Невоспитанным, как его называют Стругацкие. "Хищные вещи века" - единственная в этом сборнике книга, относящаяся к жанру романа-предупреждения. Без сомнения, острие книги направлено против буржуазной идеологии, но кое-что здесь касается и нас, в той мере, в какой следы буржуазного мироощущения сохранились в нашем сознании. Бездумность, стремление не давать обществу, а получать от него - пережитки опаснейшие. Эта повесть - прямо и откровенно воспитывающая. "Почему вы не хотите думать? Как вы не можете понять, что мир огромен сложен и увлекателен?" - спрашивают писатели. Фантастика братьев Стругацких - никоим образом не развлекательная литература. Менее всего в ней говорится о фантастический приключениях, ее объект - человек, только он, его двуединое существо; личность, слитая со всеми людьми на земле. Для него писатели требуют счастья - счастья заработанного, счастья творческого, счастья справедливого.
1. "Science fiction", М., "Прогресс", 1979, с. 15.
ИНТЕРЕСНЫЕ СТАТЬИ
|
|
|
||