Н. Высоцкая
СЛУШАЕМ ДАЛЬНЕЕ ЭХО
Открывая заново
|
ФАНТАСТЫ И КНИГИ |
© Н. Высоцкая, 1990
Литературная газета (М.).- 1990.- 23 мая.
Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2002 |
СРЕДИ "возвращенных" писателей теперь еще и Владимир Винниченко. На Украине это имя уже известно широко. Хотя каких-то лет пять назад оно произносилось еще шепотком и с оглядкой: писатель-то большой, но политическая репутация...
Политическая репутация, как узнали мы из публикации отрывков из "Дневника" Винниченко (в последней книжки журнала "Дружба народов" за прошлый год), не такая уж кромешно черная. Бывший председатель правительства Украинской Народной Республики (Директории), организатор народного восстания против германского ставленника - гетмана Скоропадского, Винниченко был приглашен из эмиграции для участия в украинском правительстве с ведома самого Ленина. Патриот Украины, человек чести и долга. Нормальная, в общем, репутация... И внимательный читатель, конечно же, не мог не отметить эти качества автора "Дневника", как и его прозорливость, смелость и точность суждений и, главное, поразительную актуальность наблюдений семидесятилетней давности для нашей нынешней ситуации.
Действительно, уже в 20-е годы понять, что самая серьезная опасность, которая грозит советской власти (а ее судьба ему, коммунисту, отнюдь не безразлична), - это "власть бюрократов, отдельных единиц, которые опираются преимущественно на физическую силу военных и административных аппаратов". Увидеть, что "съезды, собрания, заседания Советов носят характер декораций и не имеют никакого значения в решении тех вопросов, которые на них будто бы рассматриваются". Заметить, что идея "правды" в массах зашаталась", ибо "и в социалистической России так же господствует неравенство, если у одного есть "кремлевский" паек, а другой "голодный"... В чем, в таком случае, коммунизм? В хороших словах? В парадах?"
Такие "заметы", право, заслуживают того, чтобы и ныне стать предметом размышлений.
Так вот, о возвращении писателя...
Бог мой, какое же это трудное, если и вовсе не невозможное дело! Я понимаю, наше сознание хочет видеть исключительно только светлые стороны этого процесса. Мы и радуемся: Гумилев больше никакой не контрреволюционер и заговорщик, а замечательный русский поэт, которого наконец-то мы можем издавать, читать и почитать. В. Шаламов, Ю. Домбровский, О. Волков не враги народа, а отличные прозаики, которых мы издаем, узнаем и т. д. Нас радует, что будет напечатан весь Солженицын, весь Гроссман, весь И. Шмелев. И мы в результате станем умнее, образованнее, гуманнее.
Возможно, и станем. Но вот всего писателя, которого не издавали, о котором молчали (это в лучшем случае) годами, уже не вернешь. Он мог существовать только в своем, естественно текущем времени, в своем неповторимом климате, ибо талант его, неразрывными узами связанный с читателем тех лет, месяцев и дней, откликался, перекликался с ним как вопрос и ответ, как голос и движение губ. Теперь же нам приходится ловить лишь дальнее эхо.
Поразительно, но в истории нашей литературы есть и такие факты. Произведения политэмигранта Винниченко издавались еще около пятнадцати лет после его отъезда. В 1933 году выходит собрание его сочинений в 28 томах, о нем пишутся монографии, его рассказы включаются в сборники для детского чтения. И только после открытого письма в Политбюро КП(б)У, где Винниченко обвинил Сталина и его "верного соратника" на Украине Постышева в организации голода, в возрождении идеологии и практики "тюрьмы народов", имя писателя объявляется вне закона и окончательно изгоняется с пространств родной культуры.
Так что же теперь в первую очередь возвращать? Из этих многих томов изданного еще на родине и написанного позже, уже в эмиграции? А там созданы десятки статей, эссе, памфлетов, сценариев, одиннадцать (!!!) романов, философские, исторические работы. "Дневник" (его он вел более сорока лет), являющийся бесценным историко-литературным свидетельством эпохи.
Громадное наследие! И спасибо, что оно все же сохранилось. И изучалось, и публиковалось стараниями Комиссии по наследию писателя при Украинской академии искусства и науки в США (большую работу по подготовке будущих изданий провел вместе с американскими коллегами заместитель директора Института литературы при АН УССР Н. Г. Жулинский). В итоге в издательстве "Днiпро" в прошлом году уже вышел сборник ранних повестей и рассказов В. Винниченко, издательство "Наукова думка" готовит однотомник в серии "Библиотека украинской литературы", создана редколлегия (во главе с академиком И. А. Дзевериным) для подготовки десятитомника...
В "Советском писателе" в этом году будут изданы два романа - "Солнечная машина" и "Слово за тобой, Сталин!". Почему именно они? Если говорить откровенно, наверное, потому, что их предложили переводчики, заметившие эти публикации в украинских журналах, в издательство, не располагая иными возможностями, приняло. Но романы действительно представляют существенные грани творческого пути писателя.
"Солнечная машина" в 20-х годах имела шумный успех. Первый украинский социально-утопический роман с элементами авантюрности горячо обсуждался на читательских конференциях. Критики не могли не видеть в нем элементов полемики с антиутопией Е. Замятина "Мы" и тоже не остались равнодушны к книге. Но сегодня после близкого читателю ультрасовременного художественного кода фантастики Стругацких, после антиутопий Оруэлла и Хаксли, после поистине фантасмагорического опыта самой нашей истории думать, что "Солнечная машина" обречена на безоговорочный успех, вряд ли стоит. Но вот о другом в связи с "возвращенным Винниченко" Думается с уверенностью: чем-то сродни драма поздней любви и драма запоздавшей книги.
На последней странице романа "Слово за тобой, Сталин!" значится: "28.2. 1950, Мужен. "Закуток", Куринь". Винниченко закончил роман примерно за год до смерти в собственном домике-усадьбе "Закуток" под Парижем. И описываемые события относятся к тому же послевоенному времени. Надолго оторванный от родины, писатель и лица своих героев, и события видит как бы в объектив с чуть смещенной резкостью. Но суть увиденного, в общем-то, верна.
Дядя, прошедший нелегкие жизненные университеты, говорит с племянницей-студенткой, которую органы КГБ толкают на сексотство: "Подумай, Маруся: какая-то кучка людей, некогда в буре великого народного движения, искренним и неискренним фанатизмом, обманом, демагогией захватила власть над огромной страной и держит ее в страшном рабстве. Чем, Маруся? Страхом. Есть еще, правда, и теперь фанатизм, и обман, и подкуп, и ложь, но главное: страх. Ты подумай: они по праву страха приказывают нам, ученым, признавать те научные "законы", которые им, безграмотным неучам, нужны для их господства. И мы от страха за свою жизнь признаем эти их "законы". Они страхом диктуют темы писателям. Композиторы от страха пишут оперы по заказам Политбюро. Художники рисуют то, что нужно кучке этих людей для их власти. Рабочие, крестьяне, служащие, все движутся под гнетом страха... Страна огромного кошмарного страха, лжи, ненависти. Нам посчастливилось, Марусенька, жить в такой стране и на своих бедных шкурах испытывать этот феноменальный кошмар".
И вот такие две разные книги читатель получает одну за другой. И недоумевает: уж тот ли это Винниченко? И не получается ли, что процесс "возвращения культуры" порой напоминает попытку соединить весьма удаленные друг от друга звенья покореженной цепи? А посредине - в данном случав - сложнейшая эволюция мировоззрения писателя от радикального социал-демократизма через его отрицание к системе, которую он назвал коллектократной (нечто близкое к идее сахаровской конвергенции). Роман "Слово за тобой, Сталин!" во многом и является художественным переложением этих воззрений.
Один из героев романа (Девятый) излагает план спасения человечестве от гибели на заседании Политбюро самому "вождю народов" и слышит в ответ, казалось бы, невероятное: "Девятый поднял очень серьезный вопрос. Мы должны его обдумать. Когда именно это будет, через неделю или через год, мы не можем сказать. И какое именно решение мы вынесем, тоже наперед никто не скажет..."
Сталин умер через три года, и наступила "оттепель".
Перестройка началась через 35 лет.
|