КТО ВЫ, ДОКТОР ДЖЕКИЛ?

Два мнения о кинофильме «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», киностудия «Мосфильм», автор сценария Г. Капралов, режиссер-постановщик А. Орлов (по одноименной повести Р. Л. Стивенсона).

В ПОИСКАХ ЖИВОЙ ДУШИ

В ПЕРВЫХ КАДРАХ этого фильме страшное изобретение добропорядочного доктора Джекила Эдвард Хайд догоняет на улице в порыве злобы девушку и сбивает ее с ног самым безжалостным образом. Бедняжку окружает толпа сердобольных прохожих. А Эдвард Хайд скрывается в лондонском тумане. И вот уже проезжающий мимо доктор Джекил смотрит из-за занавески окна кеба на хлопочущих вокруг девушки врача и полисмена. Зрители еще не знают, что Джекил и Хайд это одно и то же лицо, но странный взгляд Джекила на, казалось бы, не касающееся его уличное происшествие привлекает внимание к этому персонажу. И в дальнейшем кинематографисты, следуя сюжету повести, возбуждают зрительский интерес к фигуре Джекила, рассказав о непонятном завещании его в пользу некоего Хайда. Зрители начинают следить за попыткой нотариуса Аттерсона разгадать тайну этого завещания. Они заинтригованы личностью Хайда вместе с Аттерсоном, который встречает его однажды на пороге дома Джекила: кто он такой? В чем причина его необъяснимо огромной власти над доктором? И почему он производит столь зловещее впечатление?

Актер А. Феклистов мастерской игрой создает образ носителя тех злых сил, которые, по представлениям английского неоромантика, таятся наряду с силами добра в каждом человеке.

Авторы фильма нашли в повести изобразительные детали для построения острого экранного действия и создания его взволнованной, пугающей атмосферы. Это, прежде всего, трость, подаренная Аттерсоном Джекилу, которая оказывается на месте убийства: она наводит полицию на след Хайда, совершившего это преступление, и еще раз напоминает о странной связи между ним и Джекилом. Это мглистый переулок у дома Джекила, откуда появляется, как призрак из тумана, Хайд. И, наконец, сам лондонский туман, в который погружено все происходящее на экране действие.

Труднее было найти зрительный образ для передачи главной мысли повести о сосуществовании и противоборстве добра и зла, заключенных в человеческом сознании. Кинематографисты справились с этой задачей – поведали на экране в нескольких коротких сценах о прошлом Джекила. В молодости он был военным врачом, участвовал в колониальной войне. Тогда Джекил стал свидетелем расправ англичан с африканцами и задумался о двоякой сущности сознания человека: как можно разделить добро и зло, сосуществующие в нем? В простой и понятной форме авторы фильма донесли главную мысль повести зрителям в тот момент, когда юный Джекил спрашивает на борту яхты у матери: где у человека душа? И возникающие потом на экране картины колониальной бойни из воспоминаний Джекила так созвучны сегодняшним событиям в Ливии и Южной Африке, что злое начало в человеке приобретает для зрителя понятный ему конкретный социальный характер.

Изобразительную гармоничность и смысловую целостность придает фильму его финал, где повторяются начальные кедры. И вопрос мальчика о человеческой душе становится рефреном фильма, заставляет задумываться вновь обо всем увиденном за полтора часа на киноэкране.

Дмитрий СПИРИДОНОВ,

студент ВГИКа.

СТРАННАЯ ИСТОРИЯ... И ТОЛЬКО?

У МЕЛКОГО ЧИНОВНИКА Якова Голядкина появился двойник. Удачливый, пронырливый, наглый, он во всем опережает самого господина Голядкина, ибо не ведает угрызений совести и при достижении своих целей готов отбросить с дороги человека, как ненужную «ветошку». Только в конце всех этих событий мы узнаем, что двойник – лишь порождение болезненной фантазии сходящего с ума петербургского чиновника. Так Ф. М. Достоевский в повести «Двойник», опубликованной в 1846 году, описал историю безумия человека, сказавшегося не в силах «примирить» в своей душе добро со злом.

Ровно через сорок лет англичанин Роберт Льюис Стивенсон повестью «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» решил ту же тему двойничества средствами научной фантастики: почтенный доктор Генри Джекил, выпив приготовленный им особый химический препарат, действительно становится способен превратиться в своего двойника, реализуя в нем все самые худшие, глубоко запрятанные черты собственной натуры.

Джекил деликатен – Хайд развязен, Джекил строго придерживается законов окружающего его мира – Хайд их нагло попирает, Джекил исполнен уважения к человеческой жизни – Хайд убивает без раздумий. Научно–фантастический прием помог в образной форме поставить важнейшую проблему, которую в какой-то момент обязан бесповоротно решить для себя каждый человек: проблему выбора между добром и злом.

С самого начала XX века повесть Стивенсона вызвала огромный интерес у деятелей кино (первая экранизация – в 1908 году, всего их насчитывается более двадцати). Критика неоднократно задавалась вопросом, чем же объяснить внимание к этому произведению известных режиссеров, среди которых Рубен Мамулян и Виктор Флеминг, таких талантливых актеров, как Джон Барримор, Фредерик Марч, Спенсер Трэси, Жан-Луи Барро и других? Вероятно, тем, что произведение Стивенсона на редкость кинематографично: помимо того, что оно дает возможность углубленной психологической проработки на экране сложного характера центрального персонажа, повесть позволяет исполнителю продемонстрировать все тончайшие нюансы человеческой натуры в сценах внутренней борьбы между Джекилом и Хайдом и ужасных превращений, когда гений зла Хайд буквально «выпирает» из Джекила, вытесняя доброе начало, как преображается лицо – страшный оскал убийцы сменяет умиротворенную улыбку праведника, как меняется фигура и походке, как тот же человек, что еще минуту назад был в ладу с миром и собой, способен идти и убивать ради наслаждений...

Все это есть в предыдущих экранизациях, и всего этого вы не найдете в картине А. Орлова – может быть, именно в этом кроется главная неудаче фильма. Полемизируя со своими предшественниками, режиссер механически разделил роли Джекила и Хайда между двумя исполнителями. Прекрасный актер Иннокентий Смоктуновский, создавая образ Джекила, олицетворение добра, не получил возможности обнажить «две бездны» в душе героя, трагедию его раздвоенного сознания. Хайд с его подпрыгивающей походкой (А. Феклистов) персонифицирует только злую эксцентричность героя. Зритель жалеет беднягу Джекила, негодует после выходок Хайда, но вряд ли воспринимает героев как одно лицо, и тут уж не помогают трогательные заверения авторов, что это действительно так, и не помогает даже сцена превращения, сделанная на удивление неискусно. Образ распадается, теряет целостность и – в конечном итоге – тот обобщающий смысл, который вкладывал в него Стивенсон.

Не возьмемся оценивать игру остальных актеров в фильме, несмотря на то, что здесь собрано немало известных исполнителей. Авторам оказались просто не нужны образы, они предпочли иметь дело с обкатанными типажами: преданного пожилого лакея (Б. Фрейндлих), суховатого, корректного нотариуса (А. Адоскин), добропорядочного английского джентльмена (А. Вокач). Тип жестокого колониального офицера мало что добавил к галерее лощеных гестаповцев, коварных заокеанских полковников и др., сыгранных в разное время даровитым Эдуардом Марцевичем. Кстати, нетрудно заметить, что и весь «африканский» эпизод откровенно иллюстративен и тоже построен из стандартных «блоков»: пустыня, хаки, традиционные пробковые шлемы на героях и т. п. Сам внутренний конфликт искусственно «оживляется» внешними событиями, что тоже не в пользу авторов картины.

В последние годы мы наблюдаем, как наши кинематографисты обращаются к уже экранизированной на Западе фантастической классике. Сделаны свои «Человек-невидимка», «Странная история...». Подобные попытки, безусловно, всегда интересны и поучительны, но плодотворны они лишь в том случае, если авторы с должной мерой ответственности подходят к экранизируемому произведению и за экспериментами не утрачивают его «живую душу».

А. Ромин