ВПОЛНЕ ЗЕМНЫЕ ЗАБОТЫ

КОНЕЦ пятидесятых: начало космической эры. Все в охоту, все по плечу. Спорить до бесконечности, самозабвенно, по любому поводу, лишь бы горячо и «глобально». И фантазировать.

Что там на очереди? Венера? А ну подать сюда Венеру! И вот со страниц «Страны багровых туч» братьев Стругацких стартует к Венере отважный экипаж «Хиуса». Человечество в лице своих представителей «экспортирует» в космос лучшие свои качества: неброскую готовность к подвигу, посвященность делу и возведенную в принцип самоотверженность. Герои «Страны багровых туч», «Стажеров», «Пути на Амальтею» рвутся покорять, возводить, переделывать – и с интересом смотреть, что из всего этого получится. Это общество добрых, умных и веселых спорщиков, энтузиастов по духу и воспитанию.

Полдень XXII века («Возвращение») застает нас в самом начале шестидесятых, а потому нам пока еще мало места, пока все еще беззаботно и безбытно. Что там на повестке дня? Галактика? Даешь галактику! И вот уже загадочные Д-звездолеты, пронизывая пространство, мчатся к неизвестной звезде ЕН 92, жестокой Пандоре, таинственной Леониде...

Но что любопытно: куда бы ни отправлялись герои, они оказываются на Земле. Ибо космос «Возвращения» – это расширенная до пределов галактики родная наша планета. Собственный дом, который поистине хозяйским взглядом оглядывает человечество: что бы еще использовать, куда бы еще приспособить? Правда, мы еще как следует не знаем себя и свои сугубо земные представления, свою «планетную» психологию поспешно переносим в космос. Порою мы напоминаем подростков, получивших во владение заполненный чудесами дворец. И хотя мы не желаем ничего ломать без нужды, но иногда, как любопытные дети, и ломаем невольно, и гибнем, играя с огнем.

ИДЕТ на спад шумный натиск шестидесятых. И постепенно человечество XXII века начинает убеждаться, что не все ладно в его большом доме. Где-то притаилось феодально-фашистское общество («Трудно быть богом»), планета, зараженная апатией бездеятельности («Хищные вещи века»), государство, построенное на оглупляющем гипнотизме демагогии и военной истерии («Обитаемый остров»). На нашей планете пока еще все спокойно, но уже начинает действовать КОМКОН – Комиссия по контактам.

Сотрудники КОМКОНа, Прогрессоры, подкованные «теорией исторических последовательностей», уже не станут кричать: «Подать сюда Островную Империю!», «Даешь Пандею!». Они понимают, что одним лишь энтузиазмом и горячим чувством любви не изменить психологию общества. Землянин Антон, под видом Руматы Эсторского действующий на чужой планете, знает, что работа предстоит черная и неблагодарная («Трудно быть богом»). Когда в бесчеловечных условиях надо оставаться человеком. Не поддаться, не сломиться, быть коммунаром.

Но возможно ли остаться человеком, оставаясь наблюдателем? Нужны ли истории хладнокровные наставники? Максим Каммерер, впервые появившийся на страницах «Обитаемого острова», этими вопросами не задается. Позиция стороннего наблюдателя для него неприемлема изначально: он пытается определить свое место и свою роль в этом мире. И в конце концов побеждает-то он, а не многоопытный Прогрессор Сикорски, который волей-неволей усвоил «правила игры» и сумел даже как-то приспособиться к этой социальной системе.

ПРОХОДИТ время, герои начинают сознавать, что задачи, бывшие все время по плечу, не решить парадным взмахом руки. Мир вдруг сплелся, пророс связями и проблемами, и дальние комнаты оказались внезапно рядом, за стенкой.

И вот – «Жук в муравейнике». Вглядимся: неужели это и есть привычный нам обустроенный космос «Возвращения» – раздвинутая до масштабов галактики Земля? Или же неким таинственным действом сама галактика сжалась до размеров Земли? Общество будущего, словно вынесенное за скобки в прежних произведениях, теперь стало космичным по своей сути, ибо все, что происходит где-то там, за тридевять световых лет, самым непосредственным образом сказывается на нашей планете. Начинается обратная экспансия – вторжение космических проблем на Землю – непонятных, испытывающих, а возможно, и угрожающих самому существованию человечества. Все в них неясно, все зыбко – где плата, где цена, не поймешь. Сюжет «Обитаемого острова» вел Максима через баррикады ложных догадок и полуправд, но оставались незыблемыми критерии оценки. Здесь же ставки выше и игра сложнее – неизвестны сами критерии, по которым надо оценивать события. Быть может, в семантике нашей культуры просто нет слов для того, чтобы определить цели и задачи чуждого разума? Вопрос этот до предела заострен в повести: невозможность определения бросает странный отсвет на любой эпизод. В попытке найти внутреннюю логику уже сами события становятся косноязычными, они словно распадаются на множество уровней, отрицающих друг друга.

В результате экологической катастрофы Планету Надежда охватила страшная эпидемия, приводящая к стремительному старению организма. Большинство жителей исчезли в «межпространственных туннелях», по-видимому, созданных таинственной сверхцивилизацией Странников. Теперь с планеты нелепым образом пропадают дети: их уводят забавные клоуны-киберы. Что же это: операция по спасению общества от больной планеты или же очищение планеты от неразумного общества? Замысловатая, с точки зрения человеческой логики, помощь сама по себе таит вопрос. Исходя из каких же критериев оценивать происходящее? Что здесь благо, а что зло? И для кого благо – для нас, для Странников, для населения Надежды, для космоса в конце концов (вспомним весьма неожиданную космологию повести «За миллиард лет до конца света»)?

На шахматной доске планеты разыгрывается странная партия, когда фигуры – Лев Абалкин, представитель человечества, одновременно хранящий в себе некую программу Странников, голован Щекн, посланец расы разумных киноидов, жители Надежды – пытаются навязать друг другу свои правила игры, ничего не понимая в ее замысле, что неминуемо приводит к столкновению, конфликту.

Это лишь черновой набросок ситуации, которая позже, но с подобным результатом произойдет на нашей планете. Космос мстит тем, что возвращает на Землю давно забытые ею «игры». Бывшие Прогрессоры, вынужденные решать проблему Абалкина, ведут себя так, словно находятся на чужой территории, попадая в плен профессиональных приемов и методов, усвоенных в далеком космосе. На фоне праздничных декораций беззаботно-счастливого мира разыгрывается мрачноватая драма по законам, предложенным Прогрессорам их прежней профессией – «смелостью сначала действовать, а уж потом разбираться».

Фатальная предопределенность поступка, по мысли Сикорски, низводит Абалкина до уровня машины, которую ведет неизвестная программа. Но вдумаемся: ведь сам Сикорски навязывает ему не менее жесткую схему, лишая героя любимого дела, друзей, заставляя его заниматься работой, к которой тот питает явное отвращение. Так какая же сила распоряжается Абалкиным? Мифическая программа Странников? А может быть, чисто человеческое нежелание подчиняться вполне реальней программе Сикорски, ярость разбитой жизни и попранного достоинства?

Человечеству свойственно разгадывать тайны. Но до каких пределов? Где та граница, у которой надо остановиться? И надо ли? Герои эпохи «Возвращения» над такими вопросами просто не задумывались. Героям эпохи «Жука в муравейнике» они оказались не по силам. За шаг до разгадки Абалкин гибнет, сраженный выстрелом.

И тут-то обнаруживается, что незаметно для читателя произошла в повести довольно-таки лукавая подмена: обещанное интеллектуальное расследование оказалось на деле размашистым детективом, приправленным космической атрибутикой. Сцепленные друг с другом эпизоды, в которых, казалось, мерцал некий философский смысл, так и остались дублями нерешенного сюжета. Его оттеснил тот, где Максим, пропадая в кабинах нуль-передачи, ищет по всей Земле вечно ускользающего Абалкина и лихо выспрашивает странноватых свидетелей. А глобальная идея моста между чуждыми цивилизациями, на редкость изобретательно реализованная в образах «найденышей», обилие вопросительных знаков, расставленных в произведении, свелись к до обидного унылому выводу и торопливой концовке, как будто авторы, не зная, как завершить партию, просто смахнули с шахматной доски короля...

«Малыш», «Парень из преисподней» – пожалуй, самые бледные миры Стругацких – были по крайней мере честно равны своему сюжету. Сработанные из материалов, оставшихся от других космических строек их создателей, они не стремились сказать больше, чем имели. Действие «Жука в муравейнике», напротив, все время разбрасывает намеки на некий иной уровень, вторую, и третью, и десятую реальность: так вместо тайны возникает таинственность, вместо загадки – загадочность, а вместо глубины – ее видимость. Заявленные философские проблемы становятся лишь острой приправой, пронесенной мимо стола.

Но партию не выиграть, смахнув фигуру с доски. Выстрел Сикорски не снимает проблем – в новом произведении Стругацких «Волны гасят ветер» они появляются в гораздо более опасном обличье.

«Волны гасят ветер» – это прощальное Зазеркалье «космической эпопеи» Стругацких. Задачи и цели, вынесенные землянами в космос, отразившись, возвратились обратно, поменяв свои знаки на противоположные. Все, что раньше мыслилось аксиомой, приобретает вид тревожного вопроса. Герои, провожаемые «приветственным гимном», встречаются настороженным молчанием. Уже не Прогрессор Антон надевает маску Руматы Эсторского на чужой планете, теперь эти маски с мрачной решимостью пытаются отыскать в собственном доме. Идея «прогрессорства» как мания, как больной упрек, бередит душу бывших сотрудников КОМКОНа–1, заставляя в каждом встречном прозревать посланцев сверхцивилизации.

Вооружаясь руководством Бромберга по обнаружению Странников, Тойво Глумов проносит его, как знамя, через всю повесть. Однако трагический комизм ситуации состоит в том, что Бромберг оказался абсолютно прав – вплоть до мелочей – во всем, кроме вывода: в роли Странников выступают земляне, малая часть их ушедшая далеко вперед по пути биологической эволюции. Так история «Жука в муравейнике» приобретает неожиданное и жестокое завершение.

Оказывается, проблемы, которых у общества не было вовсе, которые затем стал «экспортировать» космос, на самом деле скрывались на Земле. Увлеченное покорительством и наставничеством, человечество проглядело процессы, происходящие в его собственном организме. Вырвавшись в космос, оно подарило ему свой больной комплекс – странников-люденов, этих несчастливых счастливцев Вселенной, оторванных логикой безоглядной эволюции от «дома» и тоскующих по нему. Спроецированный на космос синдром «толпы и элиты» остается-таки на Земле, потому что страдают одни и мучаются вопросами другие. Людены не осознают себя как часть человечества, а потому их существование, становясь самоценным, теряет смысл.

Принципиальное равнодушие люденов к судьбе породившей их цивилизации кажется унизительным остальному человечеству, но на самом деле это единственное благо, которое они по воле авторов способны преподнести землянам. Ибо в ином случае людены действительно подменили бы собой легендарных Странников, оказавшись на Земле в обличье Прогрессоров. Собственно, один из вариантов «прогрессорства» уже был опробован ими. Благородные задачи Антона-Руматы, спасавшего из-под меча лучших людей герцогства, по грустной иронии истории чуть ли не пародируются новыми Прогрессорами, чьи таинственные эксперименты призваны разделить человечество на «званых и избранных». Но, пытаясь взять на себя роль новоявленных пророков, людены приводят своих последователей лишь в печальное царство теней.

Что же все-таки главное в человеке? К чему должно стремиться общество, шагая по пути «биосоциального и биотехнологического прогресса»? Казалось бы, у люденов раскрыты невиданные и неведомые возможности, они ничем не уступают могущественным Странникам, да, собственно, они и есть легендарные Странники Космоса – вся Вселенная лежит у их ног. Что же еще? «Человечность, – говорит Атос-Сидоров. – Это серьезно».

Выходит, эта зыбкая, многомерная и такая ненаучная категория может поспорить с «третьей импульсной» и «четвертой низкочастотной», дарующими человеку поистине безграничные возможности. Выходит, «добрый мир» Горбовского обладает не меньшим притяжением, чем все планеты Вселенной. Выходит, древняя магия человеческих чувств и привязанностей столь же властительна, сколь тайны и искусы Большого Космоса.

А что же человечество? Виновато ли оно перед своими сыновьями? Или они виноваты перёд ним? «Все вздохнули теперь с облегчением? Или с сожалением?» Как общество встретит блудных своих сыновей, если они пожелают вернуться: тельцами, розгами или глухой неприязнью?

Покуда в космосе еще хватало неполадок, его бороздили «Хиусы» и «Тахмасибы». В обустроенном «доме» «Возвращения» можно было лишь весело и со вкусом восхищаться человеческой дерзостью и гением. Здесь хотелось жить, но вот работать приходилось на Саракше и Гиганде. Наверное, потому, что в обществе, лишенном проблем, литературе трудно найти свое место.

Один из самых обаятельных героев «космической эпопеи» – Горбовский – символ эпохи «Возвращения», теперь хочет уйти из жизни, потому что жить стало скучно. Гармоническое общество, в создании которого он сам принимал деятельное участие, ныне застыло в своей гармонии. Но вот снова возникли проблемы – и Горбовский радостно распахивает окна, впуская в дом новый день. У человечества появились вопросы. Человечество обрело будущее.