«МУЗЕЙ ИСТОРИИ ОРУЖИЯ», ИЛИ К ВОПРОСУ О ПОЭТИКЕ МАТЕРИАЛЬНОЙ СРЕДЫ В ФАНТАСТИКЕ БРАТЬЕВ СТРУГАЦКИХ

В прошлогоднем июльском номере, рассказывая о чтениях во Владимире, посвященных творчеству Аркадия и Бориса Стругацких, мы поместили лишь одно из выступлений, прозвучавших на той конференции. Виною тому - хроническая нехватка места в журнале. Ибо крайне интересными были и доклад петербуржца С.Переслегина "Структурный подход к истории и проблеме концепции будущего в современной фантастике", и размышления писателей А. Мирера и Г. Прашкевича, и многие другие выступления. Любопытным, на наш взгляд, было и сообщение, тезисное изложение которого мы предлагаем вниманию читателей в этом номере.

1.1. В отечественном литературоведении традиционно скудное внимание уделяется "предметному миру литературы" (А. П. Чудаков) как категории исторической поэтики.

1.2. В современной фантастике, за короткое историческое время "построившей" свой единый художественный мир, образы "материальной среды" играют особую роль - соответственно важным представляется их изучение.

2.1. В европейской образной культуре предметы вооружения нередко приобретали роль, соизмеримую с образами человека: достаточно вспомнить щит Ахилла, лук Одиссея, меч Экскалибур короля Артура.

2.2. В русской литературе нового и новейшего времени "самоценная" роль подобного рода образов крайне редка: как правило, пластическая, материально-телесная природа образа растворяется в его символико-метафорическом значении, как это происходит, к примеру, с хрестоматийным лермонтовским "Кинжалом". Редкие исключения в этом ряду - кентаврическое единство образа капитана Тушина и "большой крайней старинного литья пушки" - "Матвеевны" в "Войне и мире" Л.Н.Толстого, да маленький "маузер" в гайдаровской "Школе" - художественный эквивалент "чудесного предмета" из волшебной сказки, полученного героем от сказочного "помощника" - умершего отца.

3.1. Однако романтизированный и эстетизированный милитаризм гайдаровского творчества объясняет исключительность повести "Школа" на общем литературном фоне - пафос же творчества Стругацких заставляет удивляться пристальному и любовному вниманию ко всякого рода оружию, амуниции и военной машинерии.

3.2. Если следовать традиционному приему вульгарной критики - отожествлять предмет изображения с идейным смыслом изображаемого, то обильное присутствие оружия в художественном мире Стругацких заставляет подозревать писателей и апологии насилия и пропаганде войны.

4.1. Однако арсенал в фантастике Стругацких всегда оборачивается коллекцией. Образы оружия не только задают лаконичную характеристику героев (сравните "авангардизм" арбалета Анки, "ретро"-арбалет Антона и пневматический карабин "ленивого" Пашки в прологе "Трудно быть богом"), но и привносит в мир антиутопии игровую стихию детства, либо - мотив тревоги в инфантильную безоблачность утопического мира (пистолет у Саула в "Попытке к бегству"). Вообще, с образами оружия в прозе Стругацких поселяется неистребимый дух мальчишества - мужественной разновидности той детскости, в которой мудрый К.Паустовский видел высшее проявление человечности.

4.2. "Идеальное оружие" для Стругацких - то, которому не приходится стрелять. Место ему в музее, откуда оно может быть извлечено лишь в крайнем случае (как супертанк в "Экспедиции в преисподнюю" С.Ярославцева) - только для "благородного боя", ибо сказано: "Не обнажай в тавернах".

4.3. Стругацкие придумали скорчер - самый блистательный словообраз в русской фантастике, перед которым бледнеют все попытки создать отечественную замену "импортному" бластеру - подобные лайтнингу Биленкина или десинтору Ларионовой. Однако скорчер по людям никогда не стреляет. "Табу на пальбу" Стругацкие раз и навсегда ввели в вымышленный мир своих произведений еще в сюжете "Свидание" ("Люди... Люди...") из повести "Полдень, ХХII век".

4.4. Это не значит, что табу не нарушается. Но оружие либо применяется тщетно ("Обитаемый остров"), либо трагическими героями, персонифицирующими коллизию гуманной цели и насильственного средства. Однако в этом случае писатели обуздывают мощь оружия: герой берет в руки не фантастический скорчер - знак могущества цивилизации, к которой он принадлежит, а простой меч, как Антон-Румата, или заурядный "герцог", оставшийся у Экселенца-Сикорски-Странника с резидентских времен на Саракше ("Жук в муравейнике").

5.1. Оружие у Стругацких никогда не символ, но очень часто - "жанр". Жанровая специфика большинства их произведений складывается из пересечения множества субжанров ("Трудно быть богом": НФ + авантюрно-исторический роман +...; "Обитаемый остров": НФ + робинзонада +... и т.д.). Образ оружия нередко маркирует собой одну из жанровых составляющих, а часто служит своеобразной "точкой пересечения" двух жанровых координат. Так, например, барона Пампу, вращающего клинок над головой, Румата видит глазами Антона: "Было в нем что-то от грузового вертолета с винтом на холостом ходу", - НФ напоминает о себе в сцене, обставленной декорациями из Дюма. Сказка и антиутопия пересекаются в образе стреляющего ("заколдованного") леса в "Обитаемом острове". "Люгер" Хинкуса из "Отеля..." - точка пересечения двух жанровых стихий: детективной ("настоящее гангстерское оружие... приспособленное для оптического прицела...") и фольклорной (серебряные пули "против оборотня").

5.2. Оружие у Стругацких звучно "лязгает и брякает" ("Парень из преисподней"), осязаемо "ладно лежит в ладони" (Отель..."), зримо украшает собой роскошный ковер в кабинете "господина советника" ("Град обреченный"). Писатели смакуют подробности устройства, детали конструкции, фактуру металла и звучание названий прославленных систем: маузер, браунинг, люгер, наган - не удержавшись от соблазна дополнить этот ряд "герцогом" собственной конструкции. Образ оружия предстает в своей полной пластической завершенности, "внешности". Оружие может быть игрушкой ребенка (пролог "Трудно быть богом"), страстью подростка ("Парень из преисподней"), хобби взрослого ("Град обреченный"). Но эпиграф к "Трудно быть богом" - это эпиграф ко всему творчеству Стругацких: "Вы будете при оружии для поднятия авторитета. Но пускать его в ход вам не разрешается ни при каких обстоятельствах. Ни при каких обстоятельствах. Вы меня поняли?".

г. Семипалатинск