ФЕДОР ИКАРОВ В КОСМОСЕ

Существует фантастика, так сказать, первичная, то есть такая, которую ее авторы создают, пользуясь собственным воображением, собственным жизненным опытом... А наряду с ней возникла «фантастика» другого рода, которая, спекулируя на популярности жанра, маскируется под первую. Эта фантастика порождена не самостоятельными раздумьями над жизнью, над путями прогресса, над судьбами человеческого общества, а навеяна чтением научно-фантастических же книг, из которых заимствуются сюжеты, темы, гипотезы, терминология... Для «вторичной фантастики» характерно и то, что в ней берется лишь внешняя сторона явлений и совершенно утрачивается их глубинное, философское осмысление, которое присутствовало в книгах–«первоисточниках».

Как ни прискорбно, вторичная фантастика» получила довольно широкое распространение. Книга В. Михановского «Шаги в бесконечности» – один из весьма «ярких» тому примеров.

В книге присутствует необходимый набор научно-фантастических компонентов. Главные из них, конечно, – человекообразные мыслящие роботы. Какой уважающий себя научный фантаст может нынче обойтись без них?! В. Михановский, взяв эту острую приправу, вероятно, даже не подозревает, что здесь скрывается множество сложнейших этических проблем. У него из камер синтеза выходят шеренги шестипалых людских двойников. Для автора нет сомнений: это послушные слуги своих господ, сильные и незлобивые, которых можно бросать на всякие грязные и трудные работы, посылать на верную смерть и т. д. Но ведь так, как описал их В. Михановский, – перед нами ничем не отличающиеся по образу мыслей, по уровню разумности от человека существа, подлинные сапиенсы. По какому же праву люди обратили их в рабов, в тягловый скот? По праву создателей? Но, если вдуматься, какая, собственно, разница, как создать разумное существо – «натуральным» или искусственным способом? Если это действительно мыслящее существо, то, однажды созданное, оно приобретет независимость от своего создателя и может, например, взбунтоваться.

Все это только малая часть вопросов, которые возникают, когда затрагивается такая гигантская проблема, как искусственный разум. Ответы могут быть самые разные, но пусть будут хоть какие-нибудь. Когда же нет никаких и робот начинает гулять по страницам книги, как киплинговская кошка, сам по себе, не неся никакой нравственной, человековедческой нагрузки, то он сразу же превращается в пустопорожний атрибут, декорацию из чужого спектакля.

Перейдем от роботов к людям. Впрочем, разница невелика: люди, пожалуй, еще более безлики и неразличимы, чем роботы. Они лишены минимального психологического наполнения, индивидуальных черточек... Так, девушка Лин не имеет никаких примет, кроме косы. Но из-за одних тишь кос нельзя волноваться, нельзя переживать, поэтому оставляет равнодушным трагическое, в сущности, расставание Лин с главным героем повествования Федором Икаровым. улетающим навсегда в космос. Федор тоже лишен особых признаков, в наличии разве что самые общие – решителен, смел, самоотвержен и, конечно, очень талантлив (при этом настолько ненаблюдателен, что не сумел отличить пришедшего к нему робота от человека). Итак, о самом Федоре много не скажешь, поговорим о ситуации, в которую он поставлен.

Федор летит в одиночку, сопровождаемый только роботами, к Черной звезде, звезде, которая обладает таким чудовищным притяжением, что не отпускает от себя даже лучи света. Летит, чтобы разгадать тайну гравитации. Но какая там обстановка, может ли вообще человек или корабль находиться в поле тяготения этой звезды, сколько лет или тысячелетий в отсутствие Федора пройдет на Земле и как он собирается возвращаться – всего этого отважный капитан не знает. Сказали ему: мол, надо, Федя, – он и полетел. Но почему же он все-таки летит один? По какому нравственному закону человека, пусть добровольца, обрекают на десятки лет одиночества? Не в усовершенствованную ли тюрьму превратился для Федора его звездолет? (Если роботы могут полностью заменить товарищей по полету, то почему бы, скажем, не отправить роботов без людей?) Естественно ли, что такие мысли даже не приходят никому из героев в голову, в том числе и девушке, любящей Федора? Зато как эффектно – один в космосе!

Автор, несомненно, пытался изобразить некое гармоническое и высокогуманное общество. Но, вопреки его воле, гуманизм общества, которое эксплуатирует себе подобных и бросает своего представителя на произвол судьбы, начинает вызывать сильные сомнения. Так мстит за себя легкомыслие.

Научный уровень книги вполне соответствует ее художественным достоинствам. Скажем, речь идет о драке двух роботов: «...Упав на пол, конус каким-то чудом умудрился удержать равновесие, но от удара сдвинулся люк, который прикрывал воронку, ведущую к аннигилятору. И тут случилось ужасное: Энквен сильным и ловким ударом столкнул манипулятор в воронку. Жалобный вскрик, испущенный в последний момент защитной системой охваченного пламенем манипулятора, резнул слух Икарова...» Здесь все поистине великолепно: и открывшаяся от случайного удара заслонка ядерного реактора, и представление о нем, как о паровозной топке с открытым огнем, куда, видимо, горючее приходится подбрасывать лопатой.

Обратим внимание на заключительную часть. Герой наконец залетел в окрестности Черной звезды. Здесь еще не бывал никто из людей, и даже, кажется, из научно – фантастических героев. Что же увидел Федор? А ничего не увидел – помешала полная темнота вокруг, разве что прямые линии стали ему казаться искривленными.

Но в конце концов: каковы же результаты экспедиции, удалось ли раскрыть загадки гравитации? Автор ограничился сухим замечанием: факты, добытые Федором, требуют длительного анализа на Земле. И все. Право же, хоть какие-нибудь предположения можно было выдвинуть. К сожалению, от начала повести до ее конца довольно гладко исписанные страницы полностью бессодержательны, – стоило ли издавать их 65-тысячным тиражом?

Всеволод РЕВИЧ

Владимир Михановский. «Шаги в бесконечности». Издательство «Мысль», 1973.