РАССКАЗЫ РОМАНА ПОДОЛЬНОГО

За свою жизнь я написал множество статей и рассказов. И убежден, что если ты профессионал, то любую статью, коли ты хочешь ее написать, можно написать быстро. А маленькую заметку, вступление к нескольким рассказам нетрудно выковать за час-другой.

Но вот я сижу уже второй час над этим листом бумаги и ничего не могу написать. Я не знаю, как начать, я не хочу писать эти слова, потому что сам повод к написанию их лишен человеческого смысла, как если бы меня попросили написать собственный некролог.

Уже год прошел, как умер Роман Подольный, и хоронили его в конце февраля в мокрый, серый, неуютный день, между зимой и весной, как будто без времени года, без даты, будто ни один день не хотел брать на себя ношу этой беды.

Я не знаю, что такое гениальность, ее определений наука не знает, потому что те, что есть,- необязательны. Но я полагаю, что из всех людей, которых мне пришлось знать на этом свете, ближе всех к такому понятию подходил Роман Подольный. Будучи, как и положено истинному гению, крайне скромным и даже порой застенчивым человеком, Роман тем не менее о сущности гениальности немало думал, это даже отразилось в некоторых его рассказах и повестях. Может быть, он пытался раскрыть суть этого феномена более, чем любой иной писатель. У него большая повесть "Четверть гения", вся посвященная проблеме гениальности. Но лучше всего это сделал Подольный в маленьком рассказе "Необходимая случайность".

Мне давно уже хочется составить сборник одного рассказа, в который я включил бы по одному рассказу многих наших фантастов. Я бы включил туда "О странствующих и путешествующих" Стругацких, "День гнева" Гансовского, "Мухобой" Пидоренко... И "Необходимую случайность".

Я не хотел бы быть голословным. Этот рассказ вы можете прочесть здесь - через две страницы, в числе других миниатюр Подольного. Эти рассказы взяты из первого из двух всего авторских сборников Подольного. Сборник "Четверть гения" вышел двадцать лет назад. Второй - "Легкая рука" - был напечатан в дни, когда Подольный умер. Это крайне мало для того, чтобы его знали за пределами круга любителей фантастики.

"Необходимая случайность", если признать некоторую автобиографичность его, замечательно и грустно показывает благородную слабость Романа - неистребимое стремление существовать для других. Он всегда подчеркивал свою посредническую функцию на Земле и стал лучшим редактором в фантастике, он организовывал, выдвигал, проявлял, поощрял иные таланты. Но было колоссальное различие между чистым посредником из рассказа "Необходимая случайность" и Романом, объективно рожденным с возможностью высоких достижений в различных областях знаний и искусства.

Казалось бы, время энциклопедистов минуло еще в восемнадцатом веке. Но один, оказывается, остался - Роман Подольный. Вы не верите - загляните в любой библиотечный каталог и поглядите, о чем говорят десятки его книг.

Природа наградила для этой цели Романа редкими качествами. Феноменальной памятью, например. Я помню, как лет двадцать назад Роман заболел и позвонил мне, попросил принести что-нибудь почитать. Я конечно же забыл приготовленные книжки дома и лишь на Арбате, по дороге к Роману, вспомнил об обещании. Тогда я заглянул в букинистический, благо книги тогда были многочисленны и дешевы, и купил (что может быть лучшим чтением для простуженного интеллигента!) годовой комплект журнала "Нива" за какой-то из восьмидесятых годов прошлого века. С этим фолиантом я заявился к Роману. Тот, принимая подшивку, сказал:

- Погоди, дай взглянуть на первые страницы. Когда мне было десять лет, мама приносила мне подшивки "Нивы". Если это я тогда читал, то нет смысла читать снова.

И в том не было ни кокетства, ни попытки подчеркнуть свои способности. Роман был искренне опечален, возвращая мне толстый том. Оказалось, что четверть века назад он его уже видел...

Мне кажется, что всю жизнь Роман старательно принижал собственные достижения, приуменьшал свои таланты, боясь обидеть или унизить собеседника. Обладая удивительным чутьем к способностям других людей, себя он недооценивал и держал в черном теле.

Он был открыт и доброжелателен, он был искренен и откровенен - но до определенного предела. А затем не то чтобы закрывался от тебя, а просто давал понять, что его собственное нутро интереса для человечества не представляет.

Другой человек, одаренный талантами и работоспособностью в десять раз меньшими, чем Роман, защитит и кандидатскую и докторскую, а то и академиком станет. А Роман ничего никогда не защитил, хотя сделать ему это было бы легко. И не из лености, а, по-моему, из уважения к профессионализму. Не считал для себя, дилетанта, возможным вторгаться в мир профессионалов, Даже зная более иного профессионала.

Роман сам избрал себе экологическую нишу, и, хоть и кажется нынче, что она была ему страшно тесна, вернее всего, он чувствовал себя в ней уютно, Потому что умел организовать и согреть окружающее пространство для нужной комфортности. Вы помните письменный стол Романа Полольного в редакции "Знания - силы"? Особенно раньше, на 2-м Волконском, возле Самотеки, в подвале. В том отдаленном от других тесных помещений махоньком закутке умещались только два больших письменных стола, сближенных лбами. Получался квадрат полтора на полтора метра. Правая половина квадрата - стол Гали Бельской - достаточно логичный, отдающий дань беспорядку и чистоте, в меру продуманный и понятный, а левая половина, стол Романа,- катастрофа, невероятная груда бумаг, рукописей и книг, которые Роман чуть сдвигал, читая или принимаясь писать. Казалось, что отыскать нечто в этой груде - выше человеческих сил, но Романа это не удручало. Этот сказочный завал символизировал, как мне казалось, тот ворох сведений, знаний, идей, замыслов, что поглощал Романа. И кто бы ни пришел к нему, Роман всегда был готов развернуть стул от стола и одарить гостя беседой, советом, спором, а то и щедрым добродушием.

Я думаю, это логично: такой человек-оркестр лучше выявлен был в новеллах, в которых после Ильи Варшавского равных Роману не было. Две страницы, три страницы, ну от силы пять страниц - на этой площади, щегольски доказывая, насколько ему все по силам, Подольный строил и решал парадокс, обязательно идущий к человеческой судьбе. Новелла шла от мысли, мысль в ней была очевидна до обнаженности, но новелла Подольного всегда - художественная литература, потому что мысль вне личности его не интересовала.

Составляя этот сборник, его редактор и я хотели донести до сегодняшнего читателя память о Романе Подольном и сделать это его собственными словами. Соблазнительно было бы взять для этого рассказы сборника "Легкая рука" - произведения в этот сборник отбирались самим автором. Сборник получился завещанием писателя. Но, наверное, нелепо перепечатывать новеллы из книги, в которой, как говорится, типографская краска не обсохла. Потому мы сочли предпочтительным обратиться к другому, ставшему библиографической редкостью, сборнику - "Четверть гения", вышедшему двадцать лет назад. Четыре маленькие новеллы оттуда мы и предлагаем читателю "Цеха фантастов".

И мне особенно приятно, что в число их попала столь любимая мною "Необходимая случайность".

Я так и не успел спросить Романа, почему он не включил новеллу в итоговый сборник. Случайно? А может, он не очень эту новеллу ценил? Возможно, его разочаровала не сама новелла, а напрашивающиеся аналоги в характере автора и персонажа.

Между книгами - двадцать лет. А за двадцать лет человек становится совсем иным. И Роман в последние годы почти не писал фантастики: мысль победила эмоции. Он писал о науке, он общался в основном с учеными, он спешил сказать то, что почитал наиважнейшим. Я думаю, что с годами наступило время выбора и для того, чтобы оставаться на максимально высоком уровне, он сознательно начал отсекать вполне живые ветки древа своих талантов. Недаром на похоронах Романа было столько ученых, а писатели как бы отступили на второй план.

В отличие от героя новеллы "Необходимая случайность" Роман Подольный не был посредником - он принадлежал и науке и литературе. Он далеко не все успел, к чему был предназначен, но успел больше многих...

Я чуть было не подписал эти заметки "Кир Булычев", но спохватился, представив, как Роман Подольный, с его чувством юмора, улыбнулся бы, узнай об этом, и сказал: "Автор некролога скрылся под псевдонимом".

Игорь Можейко