ВРЕМЯ УХОДИТЬ

Тревогу я почувствовал сквозь сон...

Снилась мне какая-то бредятина: средневековые пираты м лазерными пистолетами, летающие осьминоги, этакие сверхсексапильные красавицы, из-за которых мне приходилось несколько раз просыпаться в холодном поту. Но сон был многосерийным, и каждый раз, засыпая, я попадал в новую серию.

В конце концов мне это надоело, и я решил, что бред - есть бред, не стоит на него обращать внимания, и с такими мыслями проснулся окончательно.

До рассвета было еще далеко. Дом напротив застыл темным безглазым монолитом. Люди порядочные и с чистой совестью спали, поскольку по ночам положено спать, а не бодрствовать, из чего я сделал вывод: или с совестью у меня нечисто, или просто что-то не в порядке.

Что именно, я выяснять не стал. Я не любитель полуночных монологов и исповедей перед зеркалом, криков мятущейся и страждущей не ко времени души.

Дело и без того было ясное.

Приходили знакомые, я с ними выпил на радостях и мучился теперь тоской и похмельем. Не лежалось. Не сиделось. Не читалось. О чем ни подумаешь, сплошное "не". Этакое тоскливо-гадостное состояние, нереальность, призрачность какая-то.

И тревога...

Поэтому начал я размышлять о вещах конкретных: утром на работу, потом забрать ботинки из починки (прямо стихи), купить то, не покупать этого, господи, тоска-то какая!

И вновь - ощущение бессмысленности всего происходящего, глупости, ненужности, надуманности, неестественности.

Комната, словно уловив мои настроения, принялась угрожающе сжиматься, исторгая меня из себя, потом как-то странно, гротескно накренилась, и я понял, что до сих пор еще окончательно не протрезвел, пошел на кухню, отыскал в холодильнике нетронутую банку пива, приложился, испытывая и к ней, и к себе отвращение, покурил и решил, что могу наконец рассуждать вполне здраво.

Но желание убежать, не проходило, наоборот, усиливалось. Я подумал, что желание это вполне резонное, что смена обстановки мне не повредит, что вредно так долго задерживаться на одном месте и что надо с утра начать новую, правильную жизнь...

Новую жизнь я начинаю в среднем раз двадцать пять за год, но дальше дело не идет, хотя подобные мысли и успокаивают.

Спокойствия хватило не надолго. Что-то было не в порядке, что-то не так. Снова поплыли передо мной красотки из сна и порхающие, аки бабочки, осьминоги... Я покрутил головой, зажмурился, скривился как от лимона, но чудища не желали меня покидать. Я решил с радостью, что у меня белая горячка, этакий вульгарненький делириум тременс.

Явственно представилась воющая "Скорая помощь". Здоровенные санитары, и сам я, умиротворенно улыбающийся в их объятиях. И повезли меня, бедняжечку...

Стоп! Нулевая позиция! Приведи свои мысли в порядок! Пришло твое время! Время уходить!

И я покорно привожу свои мысли в порядок, и нет во мне больше недавней игривости, и ничего во мне нет, кроме молчаливого повиновения этим выплывшим ниоткуда словам.

Как-то сразу я вспомнил: кто я такой, что здесь делаю, кем и зачем послан. Все стало на свои места. Мир призрачный сделался миром реальным. Реальный мир перестал им быть. А я оказался героем и, вполне вероятно, преступником...

Безликий голос не успокаивался:

Раскрой контейнер. Уложи документы. Кассеты с микрофильмами.

Я достаю из-под кровати обшарпанный чемоданчик, раскрываю, кидаю внутрь несколько папок с вырезками, коричневатые коробочки с микропленкой. Ссыпаю горсть кристаллов видеозаписи. Свободного места остается достаточно, и от этого делается неприятно, хотя я знаю, что максимум информации при минимальном объеме - заповедь каждого косморазведчика. Но чемоданчик все-таки хочется заполнить, и я начинаю думать, чтобы еще засунуть в него. Но в голову ничего не приходит; я уже перестаю ощущать себя частью этого мира, а брать в мир иной вещи, дорогие для меня здесь - нелепо.

Захлопываю крышку. Со злостью, с раздражением. Щелкают замки, словно запоры в тюрьме.

Немного сдвигаю в сторону стол, убираю стулья с середины комнаты. Все. Больше, вроде бы, ничто не мешает.

Голос сообщает:

Третья позиция! Десять минут!

Хожу по квартире, занимаюсь подготовительными мероприятиями: выключаю холодильник, намертво заворачиваю краны на кухне и в ванной, вырубаю электричество.

С каждым щелчком, с каждым движением квартира умирает, делается чужой, сиротливой и одинокой.

Утро. Окна дома напротив жадно ловят солнечные лучи, торопятся какие-то ранние прохожие, небо приобрело нежный, голубовато-белесый оттенок, который почему-то всегда ассоциируется у меня с беспомощностью.

Недовольно задергиваю шторы. Планеты надо покидать ночью, украдкой, как и пришел на них, уходить незримо, чтобы не прощаться.

Проверяю, не забыл ли я что... Недочитанные книги. Письма, на которые не будет ответа. Неоплаченные счета и недоделанные дела. Телефон, ждущий, нетерпеливый... Обидно!

Но обидно не мне, а моему земному аналогу, который понимает, что прощается со всем и навсегда.

Будут новые планеты, несхожие цивилизации. Иные судьбы, ставшие на како-то период твоими, Но ты не будешь помнить о них, поскольку память - помеха в твоей работе.

Вторая позиция! Одна минута!

Что ж, пять минут ожидания. Не так уж и много!

Я допиваю пиво, выкуриваю последнюю в моей жизни сигарету (вряд ли еще на какой-то планете выдумали табак, а если и выдумали - то все равно это будет для меня впервые), снимаю часы, одежду, бросаю ее на кровать. "Нагим пришел я...", - мелькает в голове. Цитата откуда-нибудь?

Моему земному воплощению, холодно и неуютно, я охватываю плечи руками, а голова пухнет, пухнет от воспоминаний, хотя мне это совершенно ни к чему.

Но я вспоминаю... Пляжи Майами... Смог Нью-Йорка... Красную Площадь... Сингапур и Сринагар... снег и тропики... обезьян и белых медведей... падение Ниагары... медлительную плавность Нила... Женщин... белых, черных, красных... вспоминаю музыку и вспоминаю книги... Я тороплюсь вспомнить побольше, и перед глазами катится Амазонка, и трансатлантический лайнер гудит, отходя от причала, шумят и лязгают заводы, стучат колеса поезда, быстрее, быстрее, быстрее, про-щай, про-щай, про... Я тороплюсь, стараясь не забыть ничего, не пропустить ничего, я перелистываю землю у себя в голове... Скорее... Скорее... только бы не оставить... не миновать... Но тут врезается в мозг:

Первая позиция! Одна минута!

Передо мной вырисовывается круг транслятора, голубоватый и зыбкий, подергивается рябью и застывает. Я ставлю на него чемоданчик, вдыхаю глубоко и при словах "Время уходить" становлюсь сам.

Мы - вечные актеры! Мы - лицедеи! Мы - комедианты!

Мы смотрим на ваш мир вашими глазами, щуримся иронично и делаем свои выводы. Мы ласкаем ваших женщин и улыбаемся вашим детям. Мы работаем рядом с вами и живем одинаковой жизнью. Едим так же и говорим так же. Но мы - чужие!

Вам невозможно узнать это, и наши лица навсегда останутся для вас масками.

Мы скользим с планеты на планету, меняем имена, тела и адреса, меняем душу, оставаясь неизменными.

Мы - герои!

Нас - несколько десятков на Планету!

Не у каждого психика способна, не разрушаясь, мгновенно адаптироваться в новом облике.

Не каждый способен лгать, лгать. И лгать, выдавая себя не за то, чем он есть, испытывая на себе чужую жизнь.

Не каждый способен приходить без восторга и уходить без сожаления.

Мы - разведчики! Мы - эмоциональные датчики Планеты, раскиданные по множеству миров!

В нашу задачу не входит делать выводы, подыскивать аналогии, сопоставлять и обобщать.

Мы - пчелы, собирающие мед информации, эмоционально окрашенной нашими органами чувств. Мы живем чужой жизнью, чтобы описать ее потом такой, какой видят ее аборигены.

И мы рассказываем...

А потом - забываем...

Мы обязаны забыть. И свою планету, и чужие, предыдущие. Чтобы память не мешала нашей работе. Чтобы сохранить объективность.

Забыть, не забывая.

Помни - ты работаешь ради своей, а не этой планеты.

Помни - ты гость здесь.

Помни - законы этого мира - не твои законы.

Помни - в любое мгновение ты можешь услышать спокойный голос внутри себя и не сможешь не подчиниться его зову.

А потому не обрастай привычками и привязанностями, не воспринимай планету своей, поскольку она - одна лишь из бесконечного их числа.

Помни - кто ты здесь и зачем.

Забывший - преступник!

Ибо предав Родину он предает самого себя!

Они лечат меня, они вдумчиво и старательно пытаются излечить меня от воспоминаний. И я их слушаюсь, я покорно выполняю все их предписания, хожу на процедуры, глотаю лекарства.

В душе я смеюсь над напрасными их стараниями, над назойливым любопытством: забыл? Забыл? Забыл?

Я все помню.

Помню планеты, на которых жил. Помню их облик, их моря и облака. Помню людей их.

Все планеты называются одинаково, поскольку название их обозначает одно и тоже.

Но я помню все их названия, и они болью отдаются во мне.

На одной из планет я был властителем.

На другой - садоводом.

Молодой матерью на третей.

Теперь же я - пациент в клинике косморазведчиков. Спокойный, не буйный пациент, который слишком много помнит...

Это - профессиональная болезнь!

Болезнь неизлечимая.

Но меня не это гнетет, мне доставляет удовольствие вспоминать свои жизни в чужих обличьях. И я начинаю говорить на незнакомых языках, петь инозвездные песни и декламировать странные стихи...

Сразу же сбегаются врачи, охают и ахают, перекидываются как мячиками, мудреными терминами. Жалеют меня...

А я жалею их. Я, свихнувшийся косморазведчик, жалею светил медицины. Ибо у них одна жизнь и одно прошлое.

У меня их - много!

Я понимаю, что с работой покончено. Земля была моей последней планетой.

Так оставьте хоть воспоминания!

Зачем вы тщитесь уничтожить их?

Из жалости?

Их милосердия?

Но я не спрашиваю об этом, понимая, что расспросы бесполезны.

Я хожу на процедуры, глотаю лекарства и отвечаю на ежедневные томительные расспросы...

Ложусь спать по расписанию, и жду...

Жду. Надеюсь. Верю.

Верю что скоро, очень скоро проснусь от непонятной тревоги и холодный, спокойный голос внутри меня скажет:

Время уходить!

(Ленинград 1975)