ТРИ ЦВЕТА ДЖОНА ТОЛКИНА

Настоящие книги всегда запоминаются цветными, как хорошие сны. Этот роман-сказка, - ни на что в мире не похожий, огромный и неспешный, как и подобает колоссам, - остается в памяти зеленым: цвет надежды, травы и молодой листвы. А ведь при чтении ощущаешь книгу черно-белой - цвет зла и цвет добра, и в пространстве между ними - светлые и темные тени...

Зависть, которую я испытываю, перечитывая "Властелина Колец", с одной стороны - белая, с другой - черная. Белая обращена к писателю, осилившему титанический труд, - полторы тысячи страниц блестящей прозы плюс десятки стихотворений, баллад и песен, плюс еще многое, о чем будет сказано дальше. Черную же зависть я испытываю - пусть это неблагородно - к десяткам миллионов людей в десятках стран мира. Ко всем, кто может гуляючи зайти в магазин и приобрести три томика карманного формата: "Содружество Кольца", "Две башни", "Возвращение короля". За тридцать пять лет после выхода трилогии разошлось, по моим подсчетам, около десяти миллионов экземпляров этой сказки-легенды о великой Войне Кольца. (В своих заметках я буду употреблять порою иные варианты перевода имен и названий, чем принятые в изданиях "Детской литературы" и "Радуги".)

Итак, "Властелин Колец". Это виртуозно сложная и одновременно очень простая книга. Обычная сказочная фабула: добрые люди и волшебники борются со злым волшебником, Черным Властителем. Подобно русскому Кащею Бессмертному, он закрылся в заколдованном царстве, и путь туда неимоверно труден. Есть у него и "Кащеева смерть" - чародейское Кольцо власти, золотой перстенек; чтобы погубить Властителя, надо уничтожить Кольцо. И, разумеется, приходит добрый герой, Мальчик-с-пальчик, пробирается в Кащеево царство, уничтожает Кольцо и тем губит Черного Властителя. Но здесь простота кончается: толкиновский Мальчик-с-пальчик совершает свой подвиг не затем, чтобы освободить принцессу и получить традиционную сказочную награду, - он спасает мир от позора и гибели.

Эта тема, казалось бы, не сказочная. Она родилась в XX веке, когда человечество ощутило себя единым целым и над ним нависла угроза уничтожения. О глобальной угрозе стали писать фантасты, первым был Г. Уэллс, создавший несколько "романов-предупреждений"; позже этот жанр назвали антиутопией. С тех пор появилось много таких вещей, их действие всегда бывало отнесено в будущее.

Толкин не пожелал пойти по этому пути. Традиционная сказка должна творить свои чудеса в далеком-далеком "вчера", ее герои не могут быть наряжены в скафандры и вооружены лазерами. Им нужны плащи и кафтаны, мечи и волшебные палочки; они должны плутать в диких лесах, добывать королевские короны, сражаться с чудовищами. "Я полюбил волшебные сказки с тех пор, как научился читать", - сказал Толкин как раз тогда, когда приступал к "Властелину Колец". Он мог бы сказать больше; кажется мне, что он любил и Средние века, а сказки обычно переполнены их приметами. Толкин блестяще знал это время и его предания, поскольку был филологом, профессором Оксфордского университета, виднейшим специалистом по англосаксонским легендам и сказаниям. Нет сомнений, он сумел проникнуться тем ужасом, который поразил Европу полторы тысячи лет назад, в V веке новой эры, в период великого переселения народов. Европа ощущала себя стоящей на краю гибели; все с трепетом повторяли имя вождя гуннов Аттилы, - ничто не ново под луной... Легенды, сложившиеся вокруг событий той эпохи несколько веков спустя, сохранили атмосферу давящего страха и предощущения катастрофы.

В наши дни и миф, и сказка, и легенда - гости, но под пером писателя они снова стали хозяевами. Как бы их властью появилась иная Земля, материк Средиземья, на зеленых пажитях которого рядом с людьми расселились могущественные народы эльфов, гномов, гоблинов. Это очаровательный зеленый мир, во имя которого стоит принять гибель, и подвиг Мальчика-с-пальчика одушевляется огромным нравственным напряжением: он спасает мировое Добро от мирового Зла. Рассказывают, что после выхода "Властелина Колец" унылые стены нью-йоркского метро покрылись надписями: "Да здравствует Фродо!".

Фродо - имя главного героя; он отличается от привычных персонажей сказок настолько же, насколько обширный мир Средиземья отличен от тесного мирка классической сказки. Фродо - не одиночка, представляет целый народ, выдуманный, конечно, народ "хоббитов", "милых, веселых, глуповатых... потешных", как их любовно аттестует персонаж-распорядитель, великий волшебник Гандалв. Ростом они с десятилетнего ребенка, домоседы, любят поесть и выпить доброго пива, дарить подарки. Простые души, и их страна зовется проще некуда: Шир; по-русски это значило бы "уезд". Крошечная страна на краю Средиземья, в дальней дали от Мордора, страны свирепого чародея, - по-эльфски это название Страны Мрака, а по-английски звучит очень похоже на слово "убийство"... И в Мордор идут маленькие хоббиты, чтобы уничтожить Черного Властелина.

Это сказочное путешествие к Кащею - и одновременно знакомый нам по поздней европейской литературе "роман в пути". Для читателей открывается целый мир, где разные народы живут своей жизнью: торгуют, воюют, помогают друг другу, поют прекрасные баллады. Мир колдовской - не только в том смысле, что его судьба зависит от судьбы ведовского Кольца Власти. Он колдовским образом пропитан историей, ведь эльфы, гномы, одушевленные деревья - "фейарис", как их собирательно называют англичане, - часть европейской культурной истории. Наши предки тысячелетиями относились к ним как к части реального бытия. "Очаровывалось" все: украшения, оружие, утварь, и так оно и вошло в эпос Северной и Западной Европы, запечатлелось вместе с подлинными историческими событиями и деяниями. Верования времени и дела времени причудливо перемешивались; мы уже упоминали Аттилу: он завоевал юг Европы и стал спустя века персонажем эпических произведений Севера и ведуном. Толкин вобрал все это в роман - древние верования, мифы, сказки и эпические легенды разных времен и народов. Могущественный маг Гандалв напоминает волшебника Мерлина из цикла сказаний об английском короле Артуре, на самого Артура похож король-странник Арагорн, обладатель волшебного меча; я подозреваю, что Толкин намеренно сделал их имена созвучными.

Казалось бы, такое сказочно-фантастическое повествование нельзя воспринять как реалистическое хоть на йоту. Ан нет, то и дело мы ощущаем зеленую землю, по которой странствуют эльфы, гномы, волшебники, не менее живой и реальной, чем привычный мир за стеклами городских окон. Чудеса предстают перед нами в окружении понятных, знакомых, человечных деталей и сюжетов. Могучий Гандалв может сомневаться, делать ошибки и даже испытывать страх. А хоббиты, пожалуй, больше похожи на людей, чем сами люди, - это странно, но это так... Оксфордский сказочник оказался, помимо всего прочего, прекрасным писателем-реалистом.

И все же, думается, он не стал бы блестящим прозаиком XX века, основателем новой литературной школы, если бы не был ученым-историком до мозга костей и не знал, что цепь времен бесконечна. Пусть действие его романа разворачивается не "сейчас" и не "здесь" - в далеком прошлом и в выдуманном мире: у этого далекого далека должно быть свое прошлое, иначе рассказ не будет достоверным. Настоящее без прошлого - пустышка, хоть в жизни, хоть в литературе. И Толкин снабдил свое Средиземье такой огромной, уходящей в тысячелетние глубины историей, что действие кажется - да простят мне слишком известное сравнение - лишь верхушкой айсберга... Это дает нам ощущение подлинности рассказа.

Таков феномен "Властелина Колец" - всепроникающая, безграничная историчность. Притом менее всего он похож на свод старинных легенд, это полнокровный приключенческий роман, ибо история сама есть действующее лицо, часть повествования.

Заботой о будущем одушевлены хоббиты на пути в страшный Мордор; ради будущего они готовы принять судьбу более ужасную, чем сама смерть. Но направили их на этот путь деяния древнего прошлого, эпическая история Кольца Власти. Тысячелетия назад Черный Властитель отковал его в пламени вулкана, Горы Судеб, и магический талисман стал как бы основой и душой черной власти. Мощь Черного Властителя возросла почти безгранично; веками эльфы пытались его одолеть и терпели поражения, пока не заключили союз с людьми и не отобрали Кольцо. Этот подвиг совершил человек, прапрапредок Арагорна, и он же совершил роковую ошибку: поддавшись власти Кольца, древний король его не уничтожил, оставил при себе и вскоре погиб. (Сквозная тема романа: людям войны нельзя доверить Кольцо Власти - они будут стремиться занять место Черного Властителя.) Итак, Кольцо осталось без хозяина, и прошли века, прежде чем его нашел Голлум, злобное и странное существо, дальний сородич хоббитов. И от него уже по счастливой случайности, - а может быть, по соизволению самого Кольца, - оно перешло к хоббиту Бильбо, дядюшке Фродо, главного героя трилогии. Все это происходит задолго до событий, о которых рассказывается во "Властелине Колец", это предыстория. Мы проникаем в нее постепенно, встречаем ее "отзвуки" (термин самого Толкина) в балладах, воспоминаниях, древних манускриптах. Вместе с героями узнаем, что Кольцо нельзя использовать для добрых свершений, что оно бесконечно опасно и единственный способ победить Черного Властелина - послать кротких хоббитов в Мордор, к Горе Судеб, в огне которой они должны уничтожить Кольцо как некую душу самого Зла: тем замкнется иное кольцо - круг истории.

Толкин дает нам важнейший из исторических уроков: зло нельзя победить оружием зла; бессильны герои и воители, истинная сила у тех, кто не прикасается к оружию. Удивительно, однако, что этот урок он извлекает из своей "истории", наполненной рассказами о бесконечных войнах, сражениях, стычках и о Войне Кольца, завершающей действие трилогии. Что поделаешь, такова уж наша, человеческая история, как бы говорит нам писатель. Мы несем зло в себе, в своем стремлении к "власти, собственности, преобладанью", как сказал Гёте за сто с лишним лет до Толкина. И бесконечно платим за это своей и чужой кровью. Избежать расплаты невозможно: благородный воин, король Арагорн вынужден силой оружия исправлять ошибку, содеянную его далеким предком, польстившимся на колдовскую власть Кольца.

История определяет сегодняшнее бытие, поэтому мы обязаны ее знать, вот еще один урок Толкина, может быть, самый важный. Мы получаем этот урок непрерывно, при каждом повороте сюжета; ведь героям надо было вызнать, как и где Черный Властитель отковал Кольцо; само кольцо требовалось отличить от других, "младших" колец Власти, и для этого Гандалву понадобились многолетние исторические изыскания. Только проникновение в историю спасает властителей от роковых ошибок - эта тема возникает в романе раз за разом, на десяток ладов, от прямого объяснения до символического иносказания.

Сегодняшний день определяет лицо завтрашнего - поэтому мы обязаны помнить о своей ответственности. Есть во "Властелине Колец" эпизод, который тронул меня до глубины души и показался чрезвычайно важным. Фродо и его верный сподвижник Сэм, усталые и полные дурных предчувствий, остановились на отдых перед последним рывком в Страну Мрака, уже в глубокой тьме, на горном откосе. И великодушный Сэм, пытаясь ободрить своего старшего друга, говорит: "...Я хотел бы знать, попадем ли мы в песни или сказания. Мы, конечно, уже там, но я имею в виду сказанное словами, понимаете? Рассказанное у огня или вычитанное из прекрасных больших книг с красными и черными буквами, годы и годы спустя. И люди скажут: "Давайте послушаем о Фродо и о Кольце!". И они скажут: "Да, это одна из моих любимых историй. Фродо был храбрец, правда, папа? - Да, мой мальчик, знаменитейший из хоббитов, и этим сказано все".

Мы все "уже там", но как редко мы вспоминаем об этом...

Наш рассказ о "прекрасной большой книге" Джона Толкина не будет полным, если останется в стороне страсть ее автора к лингвистике. Надо думать, он по истинному влечению стал специалистом по староанглийской литературе и древним языкам, от которых взяли начало современные. Страсть его кажется неутолимой, ибо для "Властелина Колец" он, как некий демиург, создал несколько языков: два языка эльфов - старинный и "современный", язык Северного Средиземья, языки гномов и Мордора. Это отнюдь не тарабарщина, а достаточно сложные языки со значащими корнями, с алфавитом и правилами произношения, так что рассыпанные по всей книге названия стран, рек, гор, людские имена и прозвища лишь кажутся звучно экзотическими, а на деле непременно что-то значат. Слово "Мордор" содержит два корня: "мор" - "тьма" и "дор" - "страна"; в имени Арагорна корень "ара" означает "благородный, королевский"; название его страны "Гондор" переводится как "Страна камня" - примеров можно привести буквально сотни. Язык эльфов настолько полно разработан, что Толкин сложил несколько "эльфских" песен и снабдил их точными переводами на английский. "Историографические" комментарии к трилогии и "Хоббиту", генеалогические деревья, развернутые именные указатели и словари - самостоятельный труд объемом около 250 страниц убористого текста. Сверх того Толкин оставил неизданной обширную историю выдуманной им Земли; после его смерти ее опубликовали под названием "Силмарийон".

Может быть, теперь читателю стало понятней, о какой зависти говорилось в начале этой статьи. Нашим детям, нашей молодежи, воспитанной на недоверии и неуважении к истории, сочинения английского историка необходимы, как тяжело больному необходимо лекарство, и не только из-за того, что мы назвали всепроникающим историзмом. Вспомним еще раз: "Властелин Колец" - сказка, а сказка традиционно жанр нравоучительный. Добро и зло, белое и черное разделяются в ней решительно и категорически. Джон Толкин как бы дает нам философское обоснование высокой нравственности; разворачивая свое историческое полотно, он говорит: мы должны быть ответственными, преданными своим друзьям и своему делу, мы не должны трусить, ибо наши потомки неразрывно связаны с нами, и от нас зависит их процветание или гибель. Но превыше всего не честь и отвага, а милосердие и жалость, ибо без них добрые устремления не возымеют действия и даже могут стать опасными. Это абсолютный закон морали, по Толкину, и как же он нам всем сегодня нужен...

Абсолютная ценность этой идеи подчеркивается всем строением "Властелина Колец" - жалость и милосердие стали темой параллельного сюжета, тесно сплетенного с основным, но все же как бы идущего рядом, поскольку в нем нарушается закон классической сказки: зло следует карать без малейшего сожаления. Герой этого сюжета (вернее сказать, антигерой) - отвратительное, злобное, беспощадное существо Голлум. Мы уже упоминали его: в "Хоббите" он теряет Кольцо Власти, и Бильбо, дядя хоббита Фродо, уносит Кольцо из подземелья, в котором обитал Голлум. Так вот, во время этой давней встречи Голлум хотел убить Бильбо с целью столь же гнусной, как сам Голлум, - чтобы съесть. Хоббиту удалось чудом спастись, но он не попытался убить своего жестокого врага, хотя мог это сделать без труда. В начале "Властелина Колец" эта история рассказывается снова, и мы узнаем, что она имела ужасные последствия: Черный Властелин, который полагал, будто его Кольцо утеряно безвозвратно, слышит от Голлума, что оно цело, что его унес хоббит в свою крошечную беззащитную страну! И хоббиты, и все Средиземье оказываются на краю гибели. Узнав об этом от Гандалва, Фродо кричит как будто вполне резонно: "Какая жалость, что Бильбо не заколол это подлое создание, когда у него был случай!". Но мудрый волшебник отвечает: "Жалость? Именно Жалость остановила его руку. Жалость и Милосердие - не наноси удара без необходимости..." И добавляет вещие слова: "Ибо даже мудрейшим не дано знать будущее до конца". А затем, на протяжении почти всего романа, Голлум преследует Фродо, несущего Кольцо. Он появляется в самых неожиданных местах - на горах и равнинах, в подземельях и на водах, с дьявольским упорством пытаясь отнять вожделенное Кольцо Власти. Он хочет убить Фродо и Сэма, он наводит на их след слуг Черного Властелина. Но его щадят, щадят без конца, ибо он жалок. Жалость и Милосердие как бы накапливаются вокруг Голлума, зачаровывают его, и в последний момент именно он, пусть против своего желания, уничтожает Кольцо и тем спасает мир от рабства и гибели.

Добро должно быть непреклонным, говорит нам Толкин, и Голлума щадят не только кроткие хоббиты, его милуют Гандалв, умеющий быть беспощадным, и великий воитель Арагорн, и суровые эльфы, обитатели Мрачного Леса, и командир разведчиков Фарамир, едва успевший остыть после жестокой битвы. Они разят слуг Черного Властелина в бою, и они же - по формуле Гандалва - не наносят удара без необходимости. Мир спасают Жалость и Милосердие.

Книга так увлекательна, так свежо и поэтично написана, что не хочется от нее отвлекаться. Размышления приходят потом. И уж один вопрос возникнет, по-моему, у каждого прочитавшего книгу. Почему светлая сказка, в которой, на самый придирчивый взгляд, нет ни малейшей "крамолы" - ни намека на авангардизм, или культ насилия, или натурализм и прочие действительные или мнимые грехи западной литературы, почему эта сказка ждала публикации на русском языке столько лет?

Попытаемся восстановить историю публикации. Первый том, "Содружество Кольца", вышел под названием "Хранители" двадцать восемь лет спустя после появления английского издания. Причин такой задержки могло быть много: и плохая библиографическая информация, и трудности перевода, и огромный объем трилогии - бумаги же вечно не хватает... Однако одна деталь настораживает: когда все-таки дошло до печати, этой массовой, по идее, книге был назначен ничтожный тираж. Это уж достаточно ясный сигнал: придерживать дальше было совсем неприлично, но давать книгу широкому читателю редакторы побоялись. Она вышла, но вроде ее и нет... А дальше дело пошло еще интересней: ни в 1983 году, ни в последующие годы обещанные второй и третий тома трилогии так и не вышли, готовые переводы остались пылиться на полках редакционных шкафов. И, наверное, не увидели бы света, если бы не перестройка.

Итак, новый вопрос: почему замахнулись, но уронили руку? В поисках ответа автору этой статьи пришлось перечитать роман, увы, уже без простодушного удовольствия: надо было пройтись подозрительным взглядом, ставя себя на место редактора времен "застоя". Оказалось, что в первом томе главные линии только намечаются - пунктиром. Нет еще на сцене Голлума, Арагорн не объявил себя королем, Страна Мрака еще далеко за горами Средиземья, и ее представляют хотя и пугающие, но в своем роде романтичные Черные Всадники. Первый том трилогии - сказочная и приключенческая повесть, то веселая, то страшноватая, в ней пока нет философского и этического напряжения. Но уже с первых глав следующего тома оно начинает проявляться, подобно фотоотпечаткам в химическом растворе: черное и белое, тьма и свет выходят на широкую арену. Голлума в первый раз щадят на наших глазах, рабы Черного Властителя проявляют себя больше палачами, чем воинами, Страна Мрака оказывается страной абсолютной, Аттиловой диктатуры. Она выжжена, дышит жестокостью и подозрительностью, ее границы "на замке", чтобы рабы не могли ее покинуть. Самим своим существованием Мордор останавливает ход истории, лишает мир будущего. Только уничтожив Черного Властителя, Арагорн может добыть трон своих предков, стать долгожданным справедливым королем и дать Средиземью это будущее.

Любой непредвзятый читатель понимает, что сказочный сюжет только так и складывается: зло выступает в личине безжалостного узурпатора, черного ведуна, а добро - в образе справедливого, "белого" короля. Понятно также, что эпический средневековый сюжет обязан основываться на идее наследственной королевской власти, иначе выйдет фальшивка. Однако предубежденный взгляд может найти и иное. Например, посчитать Мордор карикатурой на наше черное время - тридцатые и сороковые годы, принять "Белый совет", ведущий войну против Мордора, за намек на белую гвардию и гражданскую войну; историю короля Арагорна - за монархическую пропаганду. Возможно, поэтому наши сверхподозрительные издатели и прервали публикацию "Властелина Колец".

Справедливости ради надо сказать, что такая реакция не слишком удивительна. Мы все, весь читательский корпус, привыкли к одному типу современной литературы, где любой сюжет соотносится со злобой дня, и нам трудно поверить, что Толкин не имел в виду никаких реальных событий. То же было и в его родной Англии: параллели находили его критики и поклонники таланта, и профессор ответил им с явным раздражением (в предисловии к американскому изданию): "Что касается скрытого смысла... то в намерения автора ничто подобное не входило. Это ни аллегория, ни отражение современных событий... Я всем сердцем не приемлю аллегории в любых ее проявлениях..." Он объяснил, почему иносказания для него неприемлемы, - прибегая к ним, автор навязывает читателю собственное мнение. "Я предпочитаю историю, настоящую или сочиненную, с ее разнообразными отражениями в мыслях и ощущениях читателей". Это один из редчайших в истории литературы случаев, когда писатель говорит о своем произведении чистую правду. Толкин - англичанин до мозга костей, но зло, которое он вскрывает, и добро, которому он учит, не имеют национальных, или культурных, или даже временных границ. Мы находим параллели между Черным Властителем и диктаторами XX века лишь потому, что инструментарий насилия издревле не менялся, оставался примитивным, как кнут и дыба. В эпоху Крестовых походов призыв Толкина к человечности был бы понятен, и, скорее всего, автора сожгли бы на костре вместе с книгой. Характерно, что этот писатель - христианин, католик - избежал соблазна ввести в свою повесть христианскую религию (хотя предвзятый читатель отыщет какие-то отсылки и к ней). Уходя во времена и земли, которых никогда не было, Толкин пришел к основе основ, пребывающей всегда, - доброте, отваге, разуму, ответственности.

Бесконечно жаль, что мы не получили эту книгу поколением раньше, - может быть, сегодняшняя жизнь чаще окрашивалась бы зеленым цветом надежды. Но и сегодня она необходима. Слишком долго писатели и историки пели хвалы черным властителям; всего год-другой, как мы вспомнили о жалости и милосердии; еще не начали толком понимать, что без добросердечия наш мир просто не выживет. Учебники доброты нужны детям больше, чем учебники арифметики, - чересчур много колец власти прижилось к рукам, мы обязаны уберечь от них хотя бы следующие поколения.