Владимир Шиндеровский
ФАНТАСТИКА В СТИЛЕ "КИТЧ" ^*

Владимир Шелухин
МАРГИНАЛИИ К СТАТЬЕ "ФАНТАСТИКА В СТИЛЕ "КИТЧ"

Начать с того, что ошибка допущена уже в самом названии, причем (чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что это именно ошибка) она еще и подтверждается сноской. Несмотря на то, что этимология слова "кич" неясна (существует как минимум три версии, см.: Кукаркин А. В. "Буржуазная массовая культура. - М.: Политиздат, 1978, с. 345) неясности с написанием возникает только у малограмотных журналистов, желающих блеснуть умным словом. Я не имею в виду автора статьи, которого эти самые журналисты и сбили с толку, но специально расписываю это место, чтобы предупредить конфуз при публикации. Так вот, как ни крути это слово, но хоть с немецкого, хоть с английского (где оно транслитерируется) оно переводится как "кич" - если верить Скрибнер-Бэнтэму и Оксфордскому словарю Хорнби. Справочник Гиляревского и Старостина тоже однозначно подтверждает, что сочетание "tsch в русской транслитерации с немецкого передается через "Ч". Такие ошибки особенно дорого обходятся авторам, берущимся поучать критикуемых писателей по части языка, так что подобные места следует впредь подвергать многократной проверке.

Итак, Закон о печати (в сущности, закон о свободе печати), де-юре только-только родившийся, начал действовать де-факто как минимум год назад. Смотрите, сколько у нас развелось всяких издательских кооперативов, центров и объединения. И выпускают они уже не то, что считают нужным идеологические бонзы, а то, что действительно пользуется спросом. То есть, в книгоиздании потихонечку начали распространяться пресловутые рыночные отношения. Казалось бы, замечательно: жрать нечего, так хоть книжки читать будем. Ан не тут то было. В этой стране, обиженной и забытой Богом, все не по-человечески. Если везде в мире рынок - это много разных дешевых товаров хорошего качества, то у нас и товаров не хватает, и цены растут, а уж качество... Вот и наш книжный рынок все больше и больше заполняется бульварными романами, всякими там порногороскопами, дешевыми бестселлерами на один день. То же и в фантастике.

Не может начать действовать неродившийся закон - ни де-юре, ни де-факто - именно в силу того, что еще не родился. Все, о чем тут написано - результат не действия закона, а падения уровня страха перед идеологическими идолищами, КГБ и пр., а также административной неразберихи. Вообще же абзац полон воды и банальностей типа "Волга впадает в Каспийское море", а под конец создается впечатление, будто всей перечисленной "скверны" на благословенном Западе не печатает. Ха!

Еще год назад наибольшей опасностью для нашей фантастики я считал деятельность "МГ" и ВТО МПФ (см. В. Шиндеровский. Конец детства, 1989, рукопись). Сейчас ситуация иная. На горизонте забрезжила новая грозная беда. Вот они, ее вестники, первые ласточки. Бесконечный галактический сериал Малышева, порнопсевдофантастические повести Вилли Кона [Конна - Ю.З.]. Повесть Александра Больных "Жил был вор", героиня этих заметок. Объединяет их, на мой взгляд, единственное - все это китч.

Ссылка на собственную неопубликованную рукопись для человека из малой прессы, или самиздата по-нашему, - бред, граничащий с манией величия. Рукопись, небось, хранится в библиотеке Салтыкова-Щедрина, где желающий может, получав ксиву, с ней поработать?

И неужели кич - "грозная беда"? (Испускающая, к тому же, первых ласточек?! Ведь дальше - критика языка А. Больных! Неужели критик сам не замечает, каким языком пользуется?) Где же логика - слово, понятие, явление "открыто" у нас на основе западного опыта, но если там кич не препятствует появлению нормальных вещей и произведений, то в СССР он обязательно в глазах иных интеллектуалов превращается в что-то наподобие Тараканища. Причем - априори, словно это положение аксиоматично и не нуждается в пояснениях.

Не стоит путать китч с массовой культурой, явлением, естественным для свободного общества, несущим в нем важную рекреативную функция. Китч - это часть массовой культуры, можно сказать, ее нижний уровень, ориентирующийся на самые невзыскательные вкусы.

И тут какая-то путаница, туманящая смысл. Ну, вставил бы критик BTРУЮ фразу куда-нибудь а текст - и все!

Александр Больных уже успел зарекомендовать себя как довольно крепкий середнячок, он публикуется в "Уральском следопыте ", в других изданиях Вот мне и захотелось на примере его новой повести показать, что же это такое - фантастика-китч.

Если Больных - просто середнячок, то почему именно он -наглядный пример поставщика кича? Ответ знает только ветер...

Прежде всего, это полная художественная несостоятельность во всем, начиная с первого же абзаца повести, озадачившего меня сразу и надолго: "Рамрод истово потянулся, хрустя всеми косточками. Приятно после тяжелой тренировки посидеть в мягком кресле, смотреть, как мучаются другие. Он чуть усмехнулся, глядя на вздувшиеся бугры мышц. В зале витал тяжелый запах густого пота, растертой в порошок магнезии, разогревшихся ламп. И еще эта какофония запахов была обильно полита сизым табачным дымом" (с. 3). Пожалуйста, несогласование времен глаголов "посидеть и "смотреть" - это раз. "Вздувшиеся бугры мышц" - чьи, Рамрода или тренирующихся? - неясно. Это два. "Тяжелый запах" - а нужно, конечно, "тяжелые запахи". "Лить" ("поливать") дымом нельзя, если же это поэтическая вольность, то она тут вовсе ни к чему. А эта чудовищная по безвкусие "какофония запахов", совершенно неуместное щеголяние "красивым" словом?

А конкретно - что такое художественная состоятельность? Тема для диссертации! Здесь же - расплывчатое понятие, вынуждающее лезть в словарь, который тоже не очень проясняет суть. Так что критик щеголяет красивыми словами не хуже автора разбираемой повести. Ладно, сам грешен. Но я, например, если чем и щеголяв, то словом, суть которого понятна из контекста фразы. Тут же из контекста ясно одно - рецензент ругается, но в чем конкретно обвиняет - Бог весть. К концу догадываешься: у Больных просто язык корявый. Но тогда о художественности вовсе речи быть не может (хотя она не ограничивается одним языком: может, при переводе на английский тот же абзац выглядел бы куда приличнее).

К сожалению, рецензент - это не школьная учительница, которая просто перечеркнула бы горе-абзац красной пастой и дальше бы не читала. Мне же пришлось пронести этот крест до конца - везде натыкаясь на неточности, безграмотность, небрежное отнесение к слову, неудачно подобранные эпитеты, сравнения.

Собака подходит к хозяину "развинченно вихляясь" (с. 11).

Машина "сыпалась вниз" (с. 16).

Булыжником наносится "хлесткий удар" (с. 24).

"Прозрачные водянистые глаза" (с 40) - кто мне объяснит, что такое - водянистые глаза"?

"Жадно трепеща крыльями... метнулся... комар" (с. 55) - а это как прикажете понимать?

Фигурирует в повести "здоровенный... котище, размерами больше напоминающий рысенка" (с. 43). Во-первых, рысь сама по себе не такая уж крупная кошка, если сравнивать, так со взрослой особью; во-вторых, и рысенок, в зависимости от возраста, может быть разных размеров, так что смысл сравнения полностью утрачивается.

Невнимание автора к слову доходит порой до полной глухоты и создает следующие перлы: "Явно кралось какое-то коварство" (с. 32).

Второе. Бросается в глаза крайняя изобразительная бедность, обилие штампов, избитых оборотов: "воскресший портрет героического прошлого" (с. 5); "синие глаза Бьюша заледенели" (с. 8); "прикусила губу" (с. 77); "шумно сглотнул (с. 81); А вот какие богатые краски находит автор для персонажей второго плана - собаки и кота: "бело-рыжий шерстяной клубок" (с. 18) - это собака; "грязно-рыжий клу6ок" (с. 50) - это кот; "крутящийся вихрь" (с.59) - собака и кот вместе; "бело-рыжий тайфун" (с. 102) - то же самое. Думается, автор еще не исчерпал все резервы, есть еще в запасе слова "смерч", "самум", "цунами" наконец.

В начале фрагмента - дешевое кокетство. А таких учителей надо гнать из школы. Но все же именно в этом абзаце критик дошел до сути: перечислил вполне справедливые претензии. Лучше бы он с них и начал.

Что такое "водянистые глаза" с трудом, но может объяснить Ожегов: невыразительные. Но вот чтобы при этом они были еще и прозрачными...

Встречаются в тексте и самые нестоящие канцеляриты, просто режущие слух: "облегченно констатировал" (с. 8), "коротко просуммировала" (с. 77).

Самые настоящие канцеляриты, настоящие канцеляриты, почти настоящие канцеляриты, как бы канцеляриты, канцеляритики... И вообще - канцеляритом на редакторском жаргоне именуется псевдорусская язык официальных бумаг. То, что имеет в виду критик, называется канцеляризмами.

А вот обороты, вообще поставившие меня в тупик: "противные круглые уши, которых нет у людей" (с. 58), "прикинул, сколько времени понадобится неизвестному "кто", чтобы сдаться" (с. 99). Позвольте, на каком языке это написано? Уж только не на русском. Но все это мне что-то напоминает, а ряд косвенных улик утверждает меня в подозрениях - упоминание на с. 4 "Очень Важной персоны" - русская калька американского выражения, - на с. 29 человек чувствует себя "как хорошо прожеванный бифштекс" - штамп, но опять-таки не наш. Или такой пассаж: "капитан уже совсем было собрался нажать кнопку вызова, но обнаружил, что бетон площадки стремительно движется навстречу его носу. Он даже успел понять, что падает" (с. 83).

Господи, уже и косвенные улики отыскал! Гражданин Шиндеровский, вы в КГБ не служили? И это пишет вольный критик! Куды мы котамся...

Вы уже догадались? Ну конечно, вы правы, это точь в точь наши родные любительские переводы американских второсортных боевиков. Ни на что не намекаю в ожидании чистосердечного признания автора.

Как мы близки к народу, мы ведем с ним (как бы) диалог... Штамп. Причем - из дешевейших. Ну, оно понятно, прокурор ожидает чистосердечного признания.

Третье. Казалось бы, при таком робком и неуверенном владении родным языком - не вдавайся в дебри, не рассусоливай, пиши в духе газетного репортажа, коротко, без лишних слов... Как бы не так. Один из пунктиков автора - просто-таки патологическая страсть нагромождать по два-три эпитета к каждому слову - конечно, неточных, а главное, необязательных, ненужных: "всклокоченная сопящая голова" (с. 24), "серые остроконечные треугольники, поросшие редкими длинными черными волосами" (с. 27.), "узкие высокие стрельчатые окна (уже перебор. - В.Ш.), более всего похожие на бойницы" (с. 26). Эта дотошность доводит автора до стилистики монографии по архитектуре: "тяжелые квадратные колонны, идущие параллельными рядами по периметру всего здания" (с. 26).

Но это что! Сейчас пойдет высший пилотаж. Только цитата:

"...на... шикарной подушке" (с.40),

"...кроме беспорядочно хлопавшего крыльями неряшливого клубка растрепанных перьев, не заслуживающего названия птицы, в воздухе никого не было" (с. 19).

"На цепи висела массивная золотая песья голова, бешено сверкающая бриллиантовыми главами" (с. 31).

"Золотистые искорки мысля Рамрода, управлявшие потоком энергии, излучаемой Херрингом, засверкали, как крошечные звездочки" (с. 41).

"По черному шелку странным пропадающим следом, как лунный свет, льющийся на тихий пруд сквозь рваные бегущие облака, летал серебристый узор - множество маленьких кошачьих головок" (с. 42).

Каково?! Да автор, оказывается, эстет, просто Оскар Уайльд какой-то! Придется мне, видно, взять свои слова насчет любительского перевода обратно. Да Западу и не снились такие галантерейные красоты пера, такой аляповатый купеческий шик. И как это у Больных сочетается - то двух слов правильно связать не может, не подберет из всего "великого и могучего" нужный эпитет, то устраивает фейерверки словесных побрякушек.

Интересно, откуда критику известно, что снится Западу, а что - нет? Я вот читаю еще на двух с половиной языках, и то о Западе куда худшего мнения, чем Шиндеровский, ибо считаю, что упомянутый Запад в снах своих видит не меньше галантерейных красот, чем наша с вами, поручик, Азиа-с с А. Больных включительно.

Ладно, насчет стиля и языка хватит. Уф-ф! Теперь можно перейти к следующему номеру нашей программы - сюжету. Ну что ж, сюжет как сюжет, без претензий - в соответствия с жанром, эдаким коктейлем из классической фэнтези и хронооперы. Схема незамысловата и ведет свое происхождение еще от "Колобка". Главный герой на протяжении всей повести спасается от преследователей, скрываясь от них то в одной, то в другой легендарной эпохе, куда попадает с помощью магического Ключа времени. Как видите, ничего особенного, и суть не в этом. Установка тут вот какая: запихать в ограниченный объем повести как можно всяческих невероятных приключения, не считаясь с развитием сюжета и логикой характеров; главное, чтобы было интересно, чтобы захватывало так, что за уши не отдерешь.

Наконец-то я определил, что меня так раздражает в статье - прегнуснейший конферанс, ныне сохранившийся разве что в каком-нибудь занюханном колхозном клубе. Мерзейшая развязность в сочетании со всеми грехами, отмеченными у А. Больных и на самом дела ему присущими. "Следующий номер нашей программы" - это ж надо!

И действительно, интересно, даже с учетом чудовищного языка и многочисленных сюжетных несостыковок. Еще одно бесспорное достоинство - повесть напрочь лишена "клубнички". Александр Больных, в отличие от своего коллеги, короля порнокитча Вилли Кона [Конна - Ю.З.], целомудрен как аббат. И кончается повесть в лучших голливудских традициях - соединением героев и поцелуем в диафрагму: "Путешествие завершилось, они нашли самое большое сокровище. Настолько ослепительное, что не сразу разглядели его". Свежо и сильно, не правда ли?

"Несостаковка" - каково словечко! Ну отчего не сказать, например, "несуразность"? Но это к слову о языке. Мне другое интересно - отчего это критики фэндома одним из достоинств литературного произведения дружно именует отсутствие "клубнички"? Началось это, похоже, с Казакова, а теперь в шеренгу становятся один за другим - Бережной, Шиндеровский. Они-то сами как - дрова рубят или в колокола звонят? Но оставлю сексуальные комплексы психоаналитиках.

Главное в том, что непонятен смысл абзаца. Сначала автор будто бы Больных хвалит: во-первых, читать было все же интересно, во-вторых, "нет секса". Но тут же следом - очередной пинок за последний, надо полагать, 753-й штамп. Учитывая же тон и контекст абзаца, первоначальную похвалу и похвалой-то назвать опасаешься. Значит, хула?

Да, конечно, но коммерческая Фантастика, к которой относится повесть, и не требует каких-то оригинальных сюжетных идей (фантастических тоже) и выписанных психологических характеристик. Достаточно, чтобы персонажи вписывались в систему простейших антиномий: добрый - злой, веселый - грустный, хитрый - дурак.

Вот черт, опять не угадал: тут же следом Шиндеровский меня уверяет, что застиранность и отсутствие индивидуальных черт у героев для "коммерческой фантастики" (интересно, а что критик в это понятие вложил?) вовсе не зазорны и, надо полагать, вполне терпимы. Но, опять же, с этим согласиться трудно: коммерческой фантастике простительны сюжетные заимствования, неувязки, логические сбои и прочая небрежность, но если психологические характеристики хотя бы у главных героев не выписаны, книга теряет свои коммерческие свойства - о таких читать неинтересно. Что, кстати, косвенно подтверждает сам критик в последней фразе абзаца.

Нет у Больных этого! Герои безлики и бесплотны и действуют на уровне рефлекторных реакций либо бульварных стереотипов. За ними гонятся - они бегут, на них нападают - они сопротивляются и т. д. Если начальник дает задание герою, то говорит, конечно, брезгливо, герой же, естественно, огрызается (с. 4). Встречается в повести и штампы в квадрата - и по форме, и по содержанию: "Герта похлопала его по руке, отчего у Рамрода по жилам вместо крови (а кровь-то куда подавалась? - В.Ш.) пробежал электрический ток" (с. 84); "Герта сидела мертвенно бледная, губи ее даже стали отливать прозрачной голубизной" (с. 88) - то есть, она просто испугалась. Да, вот такие слабые нервы у профессиональной воровки, ничего удивительного, вот и советник ее "нервно подхихикивает". Замшелостью подобных оборотов и слабой конституцией героев повесть напоминает суперхиты Чарской и Вербицкой, все эти "Сибирочки" и "Княжны Джавахи". Они пользовались баснословной популярностью в начале века, популярностью, не снившейся ни Пикулю, ни создателям "Анжелики" и, конечно же, ни в коем случае не угрожающей книжке Больных.

Господи, во фразеология! Это уже даже не Парнов, это Г. Оганов какой-то! "Действуют на основе... бульварных стереотипов" - жуть. Кстати, бихевиористское поведение героев как раз естественно для коммерческой фантастики (хоть Конана можно вспомнить) и никак не препятствует попаданию их в "систему простейших антиномий". Приводимые примеры - ловля блох, уже ранее пойманных.

И все же интересно, откуда Шиндеровскому известно, что снится людям и предметам на всей поверхности планета?

Ну все. Больше о "Жил-был вор" говорить не буду, надоело. Надеюсь, я достаточно наглядно показал, что именно позволяет отнести эту злосчастную повесть в разряд китча - низкий художественный уровень, потакание неразвитому вкусу голой развлекательностью, примитивностью сюжета, пошловатыми красотами стиля и пошлостью отдельных положений; тотальная безвкусица в претенциозность.

Надоело? Ну вот, начал бродить по фэндому призрак учительницы из шестого абзаца. И нечего надеяться на наглядность показа: большая часть обвинений, бросаемых в лицо автору повести, так и осталась недоказанной и повисла в воздухе. Единственное, в чем рецензенту удалось меня убедить (изрядно утомив при этом избыточным количеством примеров), так это в том, что Больных, так и не дотянувшись до уровня литературного поденщика, просто сунул издателю черновик, а издатель этот черновик отправил в набор. Художественный уровень - всего лишь жупел застойных времен, сконструированный сталинствующими маразматиками для побиения неугодных; конкретное значение этих слов неопределимо и каждый наполняет их смыслом по своему разумении. Расплывчатое понятие, которое все же угадывается за этим термином, тем не менее, должно быть все-таки шире "качественной редактуры текста". Или я ошибаюсь? А что такое голая развлекательность (в отличие от развлекательности одетой, а также закамуфлированной)? Вряд ли кто отыщет в "Фантомасе" М. Алена и П. Сувестра что-то кроме упомянутой голой развлекательности, однако же восхищались этим сериалом люди - и здесь, и за границей, - чей вкус не нам ставить под сомнение уже хотя бы в силу количества высокохудожественных произведений, созданных ими самими. Аполлинер, Сандрар, Юткевич... А где кончается простота сюжета и кончается его примитивизм? И примитивен ли сюжет повести, которую самому же рецензенту интересно читать? Чем пошловатая красота стиля отличается от пошлости отдельного положения (о каковом речи вообще не велось)? А как выглядит тотальная безвкусица? Войну тотальную я еще представляю, мобилизацию тоже, слежку, но вот чтобы безвкусицу... Пас.

Господи, да о чем здесь вообще идет речь и разумеет ли сам критик смысл тех понятий, которыми оперирует? То, что он ругается, понятно. Но если задача в том и состоит, то матом короче и страшнее. А где же анализ?

Да Бог с ней, подумаешь, одной плохой книжкой больше. Тем более, "издание за счет средств автора". Страшнее другое. На обложке написано - "фантастическая повесть". Ладно, если она попадется читателю-снобу, он и так давно твердит всем, что фантастика это бульварное чтиво для недоразвитых. Не страшно, если прочитают настоящие ценители НФ - уж мы-то с вами разберемся, где настоящее, а где подделка. Но кто остановит глотающего НФ подростка и скажет: "Парень! Не читай это! Поверь мне, это дерьмо." Не родители, ни учителя, ни библиотекари - все они в современной фантастике, мягко говоря, малокомпетентны, - и даже не т. Семибратова и иже с ней - когда еще мы дождемся их следующего опуса!

Ну вот, дожили. Стоило сообразить, что автор не помрет с голоду, выпуская дрянь и за своя счет, как рука вольного фэна потянулась к отполированной ручке российского дисциплинарного топора. Под благим, конечно, предлогом: спасти мир (то есть не весь, а одного несчастного ребеночка, брошенного в загрязненный океан вырвавшейся из партийных тисков литературы, и товарищей его, и потомков) от дерьма. В данном случае - от повести А. Больных. Критик, правда, демократ, и не призывает сжечь книгу заодно с автором: памятуя 1984, он умеренно призывает хватать упомянутого отрока за руку с мольбой кичевые книжки выбросить подальше. Было уже, знаем. И в России было, и в Германии, и в Италии. Как коммунисты, так и фашисты были большими охотниками до искоренения аморальщины и подлости.

Вот что я предлагаю. Одной из мер, позволяющей установить хотя бы примерно градацию ценностей в нынешней НФ, мог бы быть регулярный рейтинг новинок. Реальнее всего это осуществить силами ЛИА "Оверсан". Примерно так. Раз в три месяца ЛИА рассылает список вышедших книг и публикаций экспертам, те оценивает их по 5-звездочной системе (как кинофильмы в "Неделе" и "Искусстве кино"). Всего экспертов будет, скажем, десять, из них половина профи (Гопман, Гаков, Мирер, Бугров, Парнов, Булычев, Балабуха, кто-нибудь поприличнее из "МГ"), а вторая - фэны (Арбитман, Переслегин, Чертков, Казаков, Бережной, ЛИА "Оверсан" - НФ"). Полученные данные сводятся в небольшую таблицу, которую можно напечатать в "УС" среди прочих фантастиковедческих материалов. Места она займет немного. Со временен, когда у нас появятся журналы фантастики, можно (и нужно) будет помещать подобные рейтинги и там.

Рейтинг - штука хорошая. Когда-нибудь и у нас будет.

P. S. Знаете, что в этой воистину поразительной книжка Больных самое поразительное? Вторая страница. Имена редактора книги С. Казанцева и рецензента С. Мешавкина. Столь уважаемых в фэндоме ответственного секретаря и главного редактора "Уральского следопыта".

Вот и пришла пора ставить вопрос ребром: если самое поразительное во всей книжке - вторая страница с именами редактора и рецензента, то стоило ли исписывать мелким убористым почерком шесть тетрадных страниц, так и эдак жонглируя набившими оскомину примерами языковой глухоты книжки, во всех отношениях посредственной? Не стоило ли, раз уж так тянет на отвлеченные материи, поговорить о морали в рядах тех, кого наш фондом привык именовать профессионалами-демократами? Какая была необходимость ставить это убожество во главу угла, лупить по этой некудышней мишеньке из орудия главного калибра, старательно делая вид, будто воюешь с несметным войском?

Очень уж мне кажется, что на этот раз лошадь оседлала всадника. Оброненное в разговоре слово "кич" так распалило воображение критика, что он не успокоился, пока не отыскал объект, на котором это слово можно нацарапать как гвоздем на штукатурке. Ведь сколько угодно перечитывай статью, не натешь в ней обоснования кичевости повести "Жил-был вор". Наоборот, статья Шиндеровского доказывает, что кич в повести если и наблюдается, то просто от общей небрежности.

Лучшее, как мне кажется, воплощение кича описал Н. В. Гоголь, а до нас это описание дошло в набоковском изложении, в эссе о великом классике прошлого века. Так вот, Гоголь вспоминает одного немца, который, испробовав все традиционные средства обратить на себя внимание возлюбленной (а она жила на берегу озера), раздобыл пару лебедей, под вечер залез вместе с птицами в воду и принялся курсировать под окнами неприступной красавицы. Это донельзя романтичное зрелище так потрясло чуткую душу девушки, что в конце концов они обвенчались.

Вот это кич - луна, пруд, лебеди и влюбленный немец в кальсонах. (Мне кажется, что такое Больных и в самом деле не снилось). А вы говорите!..

"Опустим завесу жалости над финалом этой сцены".

Июнь 1990 г.

*. Ранее писалось "кич", и это, как мне кажется, более соответствовало нормам русского языка. Новомодное "китч" мне страшно не нравится, да еще неясно - произносить эту дурацкую "т" или нет. Но ничего не поделаешь, приходится смириться, чтобы не обвинили в безграмотности. - Прим. В. Шиндеровского.