Убийцы Магомета

Этот человек искалечил историю. Он опрокинул империи и искоренил династии. Из-за него Маунт Вернон больше не национальная святыня, а город Колумбус в Огайо называется Кабо. Из-за него во Франции навеки проклято имя Марии Кюри, и никому в целом мире не придет в голову поклясться бородой пророка. Впрочем, в действительности всего этого не произошло, так как этот человек был чокнутым профессором. Он преуспел лишь в том, что сделал все это реальным только для себя самого.

Нынешний многотерпеливый читатель слишком хорошо знаком с традиционным чокнутым профессором - бровастым коротышкой, выводящим в своей лаборатории разнообразных монстров, которые неизменно восстают на своего создателя и угрожают его любимой дочке. Так вот, к нашей истории подобный высосанный из пальца персонаж не имеет никакого отношения. Речь пойдет о Хенри Хэсселе, гениальном чокнутом профессоре, чье имя стоит в одном ряду с именами таких известных ученых, как Людвиг Больцман (см. Закон идеального газа), Жак Шарль и Андре Мари Ампер (1775-1836).

Должно знать, что электрический ампер был назван так в честь Ампера. Людвиг Больцман был выдающимся австрийским физиком, прославившийся исследованиями излучения абсолютно черного тела. При желании его можно легко отыскать в третьем томе "Британской Энциклопедии" (от BALT до BRAI). Жак Александр Цезарь Шарль был первым математиком, заинтересовавшимся полетами. Он придумал наполнять воздушные шары водородом. Все эти люди существовали на самом деле.

И все они были самыми настоящими чокнутыми профессорами. Ампер, скажем, ехал однажды по Парижу на какую-то важную встречу ученых. В экипаже его посетила блестящая идея (я полагаю, что-нибудь относительно природы электричества). Ампер тут же выхватил карандаш и набросал на стенке экипажа уравнение, которое выглядело приблизительно так: dH = Ipdl/r², где p - расстояние по перпендикуляру от P до участка линии dl; или dH=Isinj*dl/r². Иногда это соотношение называют законом Лапласа, хотя он-то как раз на этой встрече и не присутствовал.

Так или иначе, экипаж подкатил к Академии. Ампер выпрыгнул из него, расплатился с возницей и помчался в зал, дабы осчастливить коллег своей идеей. Вдруг он обнаружил, что при нем нет никаких записей, вспомнил, где он их оставил и бросился догонять мчащийся по парижским улицам экипаж, надеясь вернуть свое сбежавшее уравнение. Иногда я представляю, что Ферма именно так потерял доказательство своей Великой Теоремы, хотя Ферма тоже на этой встрече не был. Он умер лет за двести до нее.

Или возьмем Больцмана. Читая курс "Введение в теорию идеальных газов", он сопровождал свои лекции жутко закрученными математическими преобразованиями, которые быстро и непринужденно проделывал в уме. Такой уж у него был склад ума. Его студентам было невероятно трудно улавливать все эти выкладки на слух, они теряли нить рассуждений и не поспевали за мыслью лектора, поэтому они попросили Больцмана записывать все уравнения на доске. Больцман извинился и пообещал в будущем быть более внимательным. Следующую лекций он начал так: "Господа! Сопоставляя закон Бойля с законом Шарля, мы приходим к уравнению pv=p₀v₀(I+at). Тогда становится очевидным, что если _aS^b=f(x)dxj(a), то pv=RT и _vS f(x,y,z)dV=0. Это ясно, как дважды два четыре". Тут Больцман вспомнил о своем обещании. Он повернулся к доске и добросовестно написал: "2x2=4" - и понесся дальше, продолжая проделывать в уме головокружительные расчеты.

Жак Шарль, блестящий математик, сформулировавший закон Шарля (иначе называемый законом Гей-Люссака), который Больцман помянул в своей лекции, был помешан на желании стать знаменитым палеографом - то есть исследователем древних рукописей. Я думаю, это у него началось из-за обиды на Гей-Люссака. Отъявленному пройдохе по имени Врэйн-Люка он заплатил двести тысяч франков за письма, написанные якобы Юлием Цезарем, Александром Великим и Понтием Пилатом. Шарль, видевший насквозь любой газ, - идеальный и неидеальный, - поверил в этот подлог даже несмотря на то, что бестактный Врэйн-Люка написал эти письма на современной бумаге, современными чернилами и современным французским языком. А Шарль даже пытался подарить их Лувру.

Учтите: эти люди вовсе не были идиотами. Они были гениями, дорого расплачивающимися за то, что из-за своей гениальности мыслями были далеки от мира сего. Гений - это тот, кто движется к истине неторенным путем. К несчастью, в повседневной жизни неторенные пути ведут к несчастьям. Вот что произошло с Хенри Хэсселом, профессором прикладного принуждения Безвестнинского Университета приблизительно в 1960 году.

Никто не знает, где находится Безвестнинский Университет и чему в нем учат. Преподают в нем около двухсот эксцентричных чудаков, а студентами числятся две тысячи неудачников, чьи имена обречены на неизвестность до той поры, пока они не получат Нобелевскую премию или не станут первыми людьми, ступившими на Марс. Вы всегда сможете узнать выпускника БУ, спросив у него где он учился. Если он уклончиво ответит: "В штате", или, скажем, "Да так, в одной проточной луже, о которой вы и слыхом не слыхали", - можете не сомневаться: он из Безвестнинского. Я надеюсь как-нибудь подробнее рассказать вам об этом университете, где преподавание ведется исключительно в пиквикианском духе.

Так или иначе, Хенри Хэссел сразу после полудня вышел из своего кабинете в Псекторе Психимики и отправился домой, следуя по галерее Физической Культуры. Болтают, будто бы он предпочитал этот маршрут из-за возможности поглазеть на обнаженных студенток, упражняющихся в арканной эвритмике, но это беспардонная ложь - просто Хэссел любил рассматривать выставленные в галерее спортивные трофеи, завоеванные командами Безвестнинского Университета в чемпионатах по страбизму, окклюзии и ботулизму (Хэссел сам на протяжении трех лет был чемпионом по фрамбезии). Итак, он в приподнятом настроении отправился домой, весело ворвался в свою квартиру и обнаружил жену в объятиях постороннего мужчины.

Ее и никого другого, именно ее, прелестную тридцатипятилетнюю женщину с дымчато-рыжими волосами и миндальными глазами, прижимал к груди субъект, карманы которого топорщились от блокнотов, лабораторных инструментов и резинового медицинского молоточка - характерный именно для БУ тип. Объятия любовников были настолько сосредоточенными, что ни хозяйка, ни гость не заметили Хенри Хэссела, взирающего на них из соседней комнаты.

А теперь вспомните Ампера, Шарля и Больцмана. Хэссел весил сто девяносто фунтов. Он был мускулист и не застенчив. Он мог играючи разлучить жену с ее любовником, а следующим простым и очевидным для любого шагом было убийство жены. Но Хенри Хэссел был из породы гениев, поэтому этот примитивный путь он проигнорировал.

Он шумно задышал, развернулся и ринулся в свою домашнюю лабораторию, грохоча, как груженый товарняк. Там он открыл ящичек, на котором болталась этикетка "DUODENUM" и вытащил из него револьвер сорок пятого калибра. Из других ящиков, помеченных не менее оригинально, он выгрузил разнообразные детали. Ровно через семь с половиной минут (настолько он был разъярен) он собрал машину времени (настолько он был гениален).

Хэссел смонтировал машину вокруг себя, установил на шкале 1902 год, схватил револьвер и нажал кнопку. Машина булькнула, как дефектный водопроводный кран, и Хэссел исчез. Он материализовался 3 июня 1902 года в Филадельфии, отправился на Уолнат Стрит, № 1218, подошел к зданию красного кирпича с мраморным крыльцом и позвонил. Мужчина, перед которым спасовал бы и третий из братьев Смит, открыл дверь и уставился на Хэссела.

- Мистер Джессап? - спросил профессор сдавленным голосом.

- Это у вас будет сын Эдгар? Эдгар Алан Джессап - вы назовете его именем вашего любимого Эдгара По?

- Нет, насколько мне известно, - пробормотал он, - я еще вообще не женат...

- Будете, - грозно пообещал Хэссел. - Я имею несчастье быть женатым на дочери вашего сына, Грете. Прошу прощения... - Тут он выхватил револьвер и застрелил будущего дедушку своей жены.

- С ее существованием покончено, - сказал Хэссел, сдувая дымок со ствола револьвера. - Я останусь холостяком. Или, может, женюсь на ком-нибудь другом... Боже мой! На ком же?..

Хэссел с нетерпением дождался того момента, когда машина времени автоматически вернула его в лабораторию, и поспешил в свое спальню, где увидел, что его рыжеволосая жена все еще пребывает в объятиях постороннего мужчины.

- Ах, вот оно как... - протянул он. - Фамильная традиция супружеской неверности. Ладно, посмотрим... У нас и на этот случай кое-что найдется. - Он позволил себе глухо рассмеяться, вернулся в лабораторию и отправился в 1901 год, где застрелил Эмму Хотчкисс, будущую бабушку своей жены по линии матери. Вернувшись в свое время и свой дом, он выяснил, что его рыжеволосая супруга все еще пребывает в объятиях постороннего.

- Но я точно знаю, что эта старая стерва была ее бабкой, - пробормотал Хэссел. - Она и похожа была... Что за чертовщина?

Хассел был смущен и сбит с толку, но не безнадежно. Он пошел в свой кабинет и с трудом поднял телефонную трубку. Его пальцы не попадали в отверстия диска, но он все-таки сумел набрать номер лаборатории обходных путей.

- О времени? Хм... - Симплексно-Мультиплексный Компьютер прочищал горло, пока не поступили нужные данные. - Кхгм... Время. 1) Абсолютное. 2) Относительное. 3) Реккурентное. 1) Абсолютное: промежуток времени, исчисление времени, продолжительность времени, периодичность времени, бесконечность...

- Постой, Сэм. Неверный запрос. Давай сначала, мне нужно время, ссылки на необратимость, путешествия по.

Сэм поменял настройку и начал сначала. Хэссел внимательно слушал, кивал и хмыкал:

- Угу... Угу... Так... Ясно... Кто бы мог подумать? Континуум, да?.. Действие, совершенное в прошлом, должно изменять будущее. Значит, я на верном пути... Но действие должно быть значительным, так? Эффект массовых воздействий. Мелочь не может значительно отклонить событийный поток... Хм... Но как может быть незначительна бабка?

- Убить свою жену, - рявкнул Хэссел, повесил трубку и отправился в лабораторию. Он размышлял, все еще ярясь и ревнуя.

- Сделать что-то значительное, - бормотал он. - Стереть Грету. Стереть их всех. Отлично, черт побери! Я им покажу...

Хэссел отправился в 1775 год, явился на одну из ферм Вирджинии и выпалил из револьвера прямо в грудь молодого полковника. Полковника звали Джордж Вашингтон, и Хэссел постарался убедиться, что он действительно умер. Профессор вернулся в собственное время и в собственный дом. Его собственная жена была все еще в объятиях постороннего.

- Проклятие! - прошипел Хэссел и помчался за новым снаряжением. Он открыл новую коробку патронов, бросился в прошлое и уничтожил одного за другим Христофора Колумба, Наполеона, Магомета и полдюжины других знаменитостей.

- Это должно подействовать, черт побери, - сказал Хэссел.

Он вернулся в свое время и обнаружил, что решительно ничего не изменилось.

Его колени взмокли, а подошвы, казалось, вплавились в пол. Он вернулся в свою лабораторию, бредя словно по кошмарным зыбучим пескам.

- Кой черт, что же может быть еще значительнее? - спрашивал себя Хэссел. - Сколько нужно их шлепнуть, чтобы изменить будущее? Черт возьми, да я же действительно изменил это время. Я же его наизнанку вывернул!

Он отправился в Париж начала двадцатого века и в аттической беседке возле Сорбонны встретил мадам Кюри.

- Мадам, - сказал он на ужасном французском, - я странник к вам издалека, но всецело ученый. Знающий о ваших экспериментах с радием... Ах, вы еще не работать с радием? Не проблема. Я здесь, чтобы научить вас все о ядерный взрыв.

Он выучил ее и с удовлетворением любовался расплывающимся над Парижем ядерным грибом, прежде чем машина вернула его домой.

Восклицание сорвалось с его губ, когда он увидел, что его рыжеволосая жена все еще... впрочем, нет нужды описывать очевидное.

Хэссел проплыл сквозь туман в свой кабинет и сел думать. Пока он думает, я хочу предупредить вас, что это не обычная история о путешествиях во времени. Если вы вообразили себе, что Хенри намерен обнаружить, что мужчина, обнимающий его жену, это он сам, то вы глубоко ошибаетесь. Этот наглец не Хенри Хэссел, не его сын, не его дальний родственник и даже не Людвиг Больцман (1844 -1906). Хэссел не делает петлю во времени, кончающуюся там, где начинается рассказ - к непонятно чьему удовлетворению и ко всеобщей ярости, - по той простой причине, что время не циклично, не линейно, не в виде цепочки, не в виде диска, не сизигативно, не лонгинквитивно и не пандикуляртно. Время, как установил Хэссел, у каждого свое.

- Может, я незаметно заснул, - пробормотал Хэссел. - Надо проверить...

Он принялся сражаться с телефоном, который, казалось, весил сотню тонн, и наконец сумел дозвониться до библиотеки.

Библиотека кудахтала, пока ее считывающее устройство шарило по каталогам.

- Джордж Вашингтон, первый президент Соединенных Штатов, родился...

- Как - первый президент? Разве он не был убит в 1775 году?

- Конечно нет, Хенри. Что за дурацкий вопрос? Все знают, что Джордж Ва...

- Нет, я имею в виду - как это ты сумел застрелить его двести лет назад?

- Нет, такой записи нет, - сообщила Библиотека. - В моих файлах все чисто. Наверное, ты промахнулся.

- Я не промахнулся!.. А Христофор Колумб? Есть у тебя запись о его смерти в 1489 году?

- Такой записи нет, - возразила Библиотека, - Ты плохой стрелок.

- Не выводи меня из себя, - сказал угрожающе Хэссел.

- Потому что я уже вышел! - заорал он. - Ну ладно. А как насчет Марии Кюри? Изобрела она атомную бомбу, которая разрушила в начале века Париж, или не изобрела?

- Хенри, спроси кого хочешь, - ты превосходный теоретик, но преподаватель никудышный. Ты...

- Иди к дьяволу, старая сволочь! Всему этому должно быть какое-то объяснение...

- Забыл... В башке что-то вертится, но никак не могу ухватиться... Ты что-то можешь предложить?

Хэссел вернулся в 1775 год, явился в Маунт Вернон и попал в самый разгар посевной.

- Простите, полковник, - начал он. Высокий человек посмотрел на него с удивлением.

- Ты смешно говоришь, странник, - сказал он. - Откуда ты?

- Да так, из одной проточной лужи, о которой вы никогда не слыхали.

- Ты еще и выглядишь смешно... Что-то туманное, как говорится...

- Скажите, полковник, что вы слышали о Христофоре Колумбе?

- Немного, - ответил полковник Вашингтон. - Он умер двести-триста лет тому назад.

- Где-то после тысяча пятисотого года, если не ошибаюсь.

- Ты не прав, друг. Он открыл Америку в 1492 году.

- У меня есть неопровержимые доказательства... - начал было Хэссел, но осекся, так как внезапно рядом с ними возник высокий и очень плотный мужчина с искаженным гневом лицом. Он был одет в мешковатые серые штаны и твидовый пиджак размера на два меньше, чем следовало бы. В руке пришельца был револьвер сорок пятого калибра. Через секунду после появления нового действующего лица Хенри Хэссел понял, что видит самого себя и не верит собственным глазам.

- Боже мой, - прошептал Хэссел. - Это я, пришедший убивать Вашингтона... Появись я здесь часом позже, Вашингтон был бы мертв. Эй! - позвал он. - Не сейчас. Подожди минутку. Я должен первым с ним разобраться.

Хэссел не обратил на самого себя никакого внимания: конечно, он не появился бы, если бы знал о своем здесь присутствии. Он направился прямо к полковнику Вашингтону и выстрелил ему в живот. Полковник Вашингтон рухнул наземь и недвусмысленно скончался. Его первый убийца осмотрел тело, а затем, игнорируя попытки Хэссела остановить его и вовлечь в дискуссия, повернулся и вышел, бормоча что-то себе под нос.

- Он меня не слышал, - удивился Хэссел. - Он даже не ощутил моего присутствия. И почему я не помню, как я хотел остановить себя в тот раз, когда я прикончил полковника? Что за чертовщина?

Очень обеспокоенный, Хенри Хэссел отправился в Чикаго начала сороковых годов и очутился на площадке для игры в мяч рядом с Чикагским Университетом. Там, среди окутавших его графитовой пыли и графитовых обломков, он нашел итальянского ученого по фамилии Ферми.

- Вы, я смотри, повторяете работу Марии Кюри, a, dottore? - сказал Хэссел.

Ферми обернулся в сторону, откуда ему послышался какой-то слабый шум.

- Повторяете работу Марии Кюри, dottore? - заорал Хэссел.

- Просто из штата. Кстати, dottore, правда ли, что Мария Кюри открыла ядерный взрыв еще в тысяча девятисотом году?

- Нет! Нет! Нет! - закричал Ферми. - Мы - первые, но мы еще до этого... Полиция! Полиция! Шпион!

- На этот раз я точно попаду в протокол, - обрадовался Хэссел. Он выхватил свой верный 45, выпалил в доктора Ферми и приготовился ждать ареста и неистовства газетчиков. К его удивлению, доктор Ферми не упал. Доктор Ферми лишь осторожно и тщательно прощупал свою грудь и сказал сбежавшимся на его крик людям:

- Ничего, ничего... Просто какое-то жжение внутри. Наверное, невралгия сердечного нерва, а может, газом надышался...

Хэссел был слишком потрясен, чтобы дожидаться, пока машина времени автоматически включит возврат. Поэтому он вернулся в Безвестнинский Университет своим ходом. Уже это могло бы дать ему ключ к пониманию происходящего, но он был слишком углублен в свои мысли, чтобы заметить что-то необычное. Именно в этот момент я (1913-1975) и увидел его впервые: смутную фигуру, проходящую сквозь припаркованные автомашины, закрытые двери и кирпичные стены, с отсветом лунатической отрешенности на лице. Он просочился в библиотеку, но оказался не в состоянии воспользоваться каталогами. Он пошел а лабораторию обходных путей. Сэм, Симплексно-Мультиплексный компьютер способен был различать объекты размером от 10700 ангстрем. Сэм не смог увидеть Хенри, но сумел его ощутить - как нечто похожее на волновое интерференционное явление.

- Сэм, - сказал Хэссел. - Я сделал одно адское открытие...

- Вечно у тебя какие-то открытия, Хенри, - отозвался Сэм. - Твоя область данных переполнена. Завести для тебя новую ленту?

- Мне нужен совет. Кто у нас главный авторитет по времени, ссылки на необратимость, путешествия по?

- Видимо, Изриел Леннокс, профессор пространственной механики, Йель.

- Никак, Хенри. Он умер. Еще в семьдесят пятом.

- А кто из ныне живущих самый крупный авторитет по времени, путешествия по?

- Мэрфи? Из нашего отдела повреждений? Это здорово. А где он сейчас?

- Видишь ли, Хенри, он хотел о чем-то тебя спросить и отправился к тебе домой.

Хэссел тут же отправился домой, прошел, никого не встретив, через свою лабораторию и свой кабинет, заглянув затем в спальню, где его рыжеволосая жена все еще находилась в объятиях постороннего мужчины. (Все, происшедшее ранее, заняло, как вы понимаете, лишь несколько секунд, прошедших с момента постройки машины времени. Такова уж природа путешествий во времени). Хэссел пару раз прочистил горло и попытался похлопать жену по плечу. Его пальцы прошли ее тело насквозь.

- Извини, дорогая, - сказал он, - меня Уайли Мэрфи не спрашивал?

Тут он пригляделся и обнаружил, что его жену обнимает Уайли Мэрфи собственной персоной.

- Мэрфи! - воскликнул Хэссел. - Именно ты-то мне и нужен. Я поставил потрясающий эксперимент... - и он тут же приступил к подробному описанию своего потрясающего эксперимента. Выглядело это приблизительно так. - "Мэрфи, u-v=(u^1/2- v^3/4)(u^a+u^xv^y+v^b), но когда Джордж Вашингтон F(x)y²jdx и Энрико Ферми F(u^1/2)dxdt половина Марии Кюри, то как тогда насчет Христофор Колумб на корень квадратный из минус единицы?"

Но Мэрфи его игнорировал, как и ранее миссис Хэссел. Я набросал уравнения Хессела на крыше проезжающего мимо такси.

- Послушай же, Мэрфи, - говорил Хэссел. - Грета, дорогая, не могла бы ты оставить нас на минутку? Я... Ради всего святого, прекратите вы заниматься этой ерундой! Это же очень серьезно!

Хэссел попытался их растащить, но он не мог больше ни дотронуться до них, ни заставить их услышать его. Его лицо снова багровело, он все больше и больше распалялся, пытаясь тумаками обратить на себя их внимание - но это было все равно, что избивать идеальный газ. Я решил, что пора вмешаться.

- Выйдите на минутку. Мне нужно с вами поговорить.

- Изриел Леннокс? Профессор пространственной механики, Йель?

- Вот черт! И я тоже, - сказал Хэссел. - Сегодня, в обед. Меня как-то внезапно осенило. Почему - понятия не имею. Я поставил самый потрясающий эксперимент в моей жизни. Леннокс, время - это не континуум.

- Это ряд отдельных частностей - как бусы на нитке.

- Каждая бусина - "сейчас". Каждое "сейчас" имеет свои прошлое и будущее. Но ни одно из них не может влиять на остальные. Понимаете? Если а-а₁+а₂ij+jax(b₁)...

- Я никогда не разбирался в математике, Хенри.

- Это формула квантовых энергетических взаимодействий. Время порождает дискретные корпускулы, или кванты. Мы можем посетить каждый отдельный квант и произвести преобразования внутри его, но никакие изменения внутри одной частицы не затронут другие частицы. Да?

- Что значит - "нет"? - спросил он, сердито жестикулируя сквозь прелести проходящей мимо студентки. - Берутся известное уравнения и...

- Нет, - повторил я настойчиво. - Вы будете меня слушать, Хенри?

- Вы заметили, что стали невещественны? Призрачны? Прозрачны? Что пространство и время для вас больше не существует?

- Хенри, я имел несчастье построить машину времени еще в 1975 году.

- Вы уже говорили. Слушайте, а входная мощность? Моя, по-моему, использовала около семи и трех десятых киловатт...

- Никогда не разбирался во входных мощностях, Хенри... Первый визит я нанес в плейстоцен. Я горел желанием сфотографировать мастодонта, - гигантскую сухопутную рептилий, - и саблезубого тигра. Но едва я поймал объективом мастодонта и приготовился сделать кадр 6х3 с выдержкой в одну сотую секунды, или по шкале...

- Я никогда не разбирался в шкалах, - сказал он.

- ...Едва я приготовился, как внезапно оступился и раздавил маленькую плейстоценовую букашку.

- Я ужаснулся. Я представил, как, возвратившись в свои мир, я найду его неузнаваемо изменившимся из-за этой маленькой смерти. И представьте себе мое изумление, когда по возвращении я обнаружил, что решительно ничего не изменилось.

- Я заинтересовался. Я вернулся в плейстоцен и убил мастодонта. В 1975 году ничего не изменилось. Я устроил в плейстоцене настоящую резню - никакого эффекта. Я пронесся по времени, убивая и разрушая, в надежде создать альтернативное настоящее.

- Прямо как я, - воскликнул Хэссел. - Странно, что мы не промчались друг сквозь друга.

- Ничего не изменила и смерть Магомета, а я так надеялся именно на нее...

- Что значит - "тоже ухлопал"? - поразился Хэссел.

- Я убил его 16 сентября 599 года. По старому стилю.

- Дорогой мой, - сказал я. - Время полностью субъективно. У каждого оно свое. Как личный опыт. Такой вещи, как время вообще, просто не существует в природе, - так же, как не существует любви вообще, или души вообще.

- Вы хотите сказать, что путешествие в прошлое невозможно? Но мы же его совершили.

- Конечно, и не только мы, насколько я знаю. Но каждый путешествует в свое собственное прошлое - и ни в чье более. Всеобщего континуума нет, Хенри. Есть миллиарды личностей, у каждой - свой континуум, и один континуум не может никак влиять на остальные, мы как миллионы макаронин в одном горшке. Ни один путешественник во времени не может в прошлом или в будущем встретить другого. Каждый путешествует в своей макаронине.

- Мы больше не путешественники во времени, Хенри. Мы теперь макаронный соус.

- Да. Мы можем посещать любую макаронину, потому что мы уничтожили свои собственные.

- Когда человек изменяет прошлое, он влияет на свое прошлое - и ни на чье больше. Прошлое - как память. Когда вы стираете память человека, вы стираете и его самого, но никого больше. И вы, и я стерли свое прошлое. Миры других людей продолжает существовать, но с нами покончено.

- С каждым разом, когда мы разрушали прошлое, мы понемногу рассасывались. А теперь мы кончились. Мы виновны в хроноциде. И мы призраки. Я надеюсь, миссис Хэссел будет счастлива с мистером Мэрфи... А теперь пойдемте в Академию - Ампер рассказывает потрясающий анекдот о Людвиге Больцмане.

ИНТЕРЕСНЫЕ СТАТЬИ

Корженевский А. Комментарий

Ашкинази Л. Мир Лема: словарь и путеводитель

Харитонов Е., Щербак-Жуков В. Фильмография 1909-2002 гг.

Зубакин Ю. Космическая ирония

Звягинцев В. «От своего мнения не отказываюсь»

А. Бестер

УБИЙЦЫ МАГОМЕТА