В ЦАРСТВЕ «РАЗУМНЫХ» МИМОЗ

...Победив малосимпатичных Коренастых, отряд Гура-Занка - "людей, живущих в воздухе" - возвращается к родным становищам, где их поджидает с основными силами вождь рода - Уамма, Голубой Орел. В арьергарде, окруженные воинами, у которых наготове нефритовые топоры, дубинки и дротики, движутся несколько десятков пленных, предназначенных для торжественного пиршества. Но торжествовать рано: высланные вперед разведчики сообщают, что в ближних кустарниках прячутся добрых две сотни воинов враждебного племени Красного Носорога...

Не правда ли: вполне может показаться, что речь идет об очередном романе из числа "доисторических"? Тех, едва ли не самым ярким образцом которых остается и по сей день знаменитая "Борьба за огонь" Ж. Рони-старшего? Ведь кто прочел ее в детстве, уже не забудет, вероятно, ни отважного уламра Нао, отправившегося с друзьями добывать огонь для родного племени, ни встречающихся на их пути мстительных рыжих карликов либо угасающих, живущих крохами былой мудрости людей-без-плеч из страны вод...

Что ж, Жозефа Рони-старшего мы вспомнили не случайно: речь идет именно о нем - и о его романе "Удивительное путешествие Гертона Айронкестля".

К "доисторическим" этот роман, впрочем, не относится. Жозеф Анри Рони-старший (1856-1940), хотя и известен в наши дни прежде всего своими книгами о первобытных людях, писал не только на эту тему. Младший современник Жюля Верна, за свою долгую жизнь он вместе с братом Жюстеном (с которым иной раз выступал в соавторстве) выпустил свыше ста томов сочинений и славу себе снискал остросоциальными романами о современной ему французской действительности... Однако нас сейчас интересует иное направление в его творчестве - по-видимому, мало освещавшееся критикой, а потому не отразившееся в наших энциклопедиях - от "Брокгауза-Ефрона" до "Краткой литературной" и последней "Б. С. Э.".

Дело в том, что Рони-старший писал и фантастику. С этой стороны он почти неизвестен современному советскому читателю: лишь два-три его фантастических произведения переведены на русский язык за последние десять-пятнадцать лет.

Между тем, Е. П. Брандис, исследуя творчество Рони, пришел к выводу, что писатель этот, наряду с Ж. Верном и Г. Уэллсом, - один из предтеч современной фантастики (1). Звучит как будто бы слишком громко, не так ли? И тем не менее...

Едва ли не самым первым Ж. Рони ввел в фантастику тему нечеловеческих, неантропоидных цивилизаций. Это - не столь малый вклад, как может показаться на первый взгляд. Фантасты прошлого века, отправляя своих героев в космические странствия, на любой иной планете находили заведомо человекоподобных носителей разума, - такой подход к делу был весьма и весьма типичен. Но не забудем: в том же девятнадцатом веке (правда, в самом конце его) закладывал основы современной - куда более широко смотрящей на вещи - фантастики Герберт Уэллс. И в том же девятнадцатом веке утверждал эти основы "(притом отчасти - еще до первых романов Уэллса) и Жозеф Рони-старший.

Возьмем раннюю его повесть "Ксипехузы" (1887). Древние земляне становятся здесь свидетелями и жертвами вторжения неких кристаллических структур, пытающихся завоевать нашу планету. Будущему предводителю могущественного союза земных племен удается высмотреть "ахиллесову пяту" пришельцев: они - не бессмертны! И землянам, пусть с немалым уроном для себя, удается-таки отстоять родную планету...

Обратим внимание: мотив противостояния злонамеренным пришельцам возник у Рони за одиннадцать лет до появления классической "Войны миров" Уэллса; в фантастике даже малый этот срок - при особо ревнивом отношении ее читателей к оригинальности идей - оказывается весьма весомым! Кроме того, Уэллс носителями зла делает в своем романе все-таки удивительно земноподобных существ - спрутов, если соотнести их с обитателями нашей планеты. У Рони - иное, значительно более смелое и, кстати, созвучное идеям многих сегодняшних фантастов допущение: мыслящие конусы, призмы, цилиндры... И, наконец, не видя возможности мирного сосуществования с ксипехузами, герой Жозефа Рони, тем не менее, не ожесточился сердцем: когда пришельцы гибнут, он искренне скорбит о печальной судьбе этой иной, чуждой, враждебной, но все-таки - жизни...

По существу, о такой же кристаллической форме жизни - железомагнитах - идет речь и в более позднем романе Ж. Рони "Гибель Земли" (1911). Эта иная жизнь появляется на свет как порождение безудержной и бесконтрольной "технологизации" людского бытия, в результате которой исчезло на планете все разнообразие фауны - кроме, разве что, птиц, приобретших зачатки разума и даже научившихся человеческой речи. Чуждая жизнь пока еще не являет собою сформировавшуюся цивилизацию: лишь инстинкты, грозящие вот-вот перерасти в нечто большее, объединяют эти странные фиолетовые образования...

Несомненным новатором выступает Рони в рассказе "Неведомый мир" (1898). Герой рассказа - первый, очевидно, в истории мировой фантастики мутант, - человек с более быстрой, чем у обычных людей, реакцией, с большим объемом зрения (он даже наблюдает вокруг неизвестные нам проявления жизни), с ускоренной речью (окружающие не способны воспринять его "скороговорку"), с некоторыми другими чисто внешними отклонениями. И он передает эти свои изменения, оказавшиеся генетическими, - по наследству...

В одной из повестей ("Нимфея", 1909) Ж. Рони изображает неведомое науке племя, приспособившееся к жизни в водной сфере - едва ли не в большей степени, чем на суше. В другой ("Чудесная страна пещер", 1896) рисует еще один - обусловленный исключительными обстоятельствами - вариант возможного развития "гомо сапиенс": летающего человека...

Собственно, и в "доисторических" его романах мы можем - при желании - обнаружить совершенно фантастические существа. Разве не таковы, к примеру, в его "Борьбе за огонь" (1911) - голубые люди, обитающие в лесных дебрях, - могучие широкогрудые великаны, пока что предпочитающие передвигаться "по старинке": на четвереньках? Или племя Ва - люди-без-плеч, которые зимой, подобно медведям, впадают иной раз в спячку?

Тех и других кое в чем напоминают и Коренастые из романа о Гертоне Айронкестле, вышедшего вскоре после первой мировой войны. Они неумелы в обращении с огнем, им неизвестно употребление металлов, питаются они полусырым мясом, молодыми побегами и кореньями и, в сущности, еще очень недалеко ушли от приматов. И тем не менее это вполне разумные существа, понаделавшие для себя уйму тайных убежищ и ходов-переходов под поверхностью земли, примитивно, но все-таки уже общающиеся между собой.

Любознательный главный герой романа, с несколькими друзьями отправившийся в глубь Африки на поиски неведомой страны, с помощью Гура-Занка благополучно минует территорию злонравных Коренастых. И вот уж там-то он попадает в поистине странный лес!

Здесь преобладают голубой и фиолетовый цвета. Среди растительных форм господствуют папоротники и... гигантские мимозы, достигающие высоты крупных деревьев и приобретшие в ходе тысячелетий эволюции совершенно необычайные свойства. Свойства эти заставляют героев романа впрямую говорить об интеллекте мимоз-гигантов: ведь их растительное сообщество словно бы "заэкранировалось" от окружающего мира, представителей которого чудо-мимозы допускают в свои владения лишь в тех пределах, в каких они не вредят дальнейшему их развитию, не нарушают их экологической (переходя, опять же, на современный язык) обособленности. У мимоз нет враждебности по отношению к людям: соблюдая диктуемые сообществом законы и ограничения, те вправе существовать рядом - и действительно здесь существуют. Эти местные "сапиенсы" - странные чешуйчатые люди с цилиндрообразными головами, увенчанными чем-то вроде мшистого конуса, с ртом в форме треугольника и тремя сплюснутыми дырами вместо носа, - прекрасно осведомлены об особенностях "разумных зарослей" и вкупе с ними составляют идеально сбалансированную экосферу... Чем, право, не иллюстрация к наисовременному роману о какой-нибудь экзотической сверхдалекой планете?

Но любопытна в романе Рони не только попытка нарисовать сугубо фантастический мир, в котором "верховодят" растения. Привлекают а этой книге и необычайно злободневные по нынешним нашим меркам размышления ее героев о взаимоотношениях человека и природы. Вот послушайте: "Я не могу допустить мысли, чтоб все виды, до австралийских двуутробок и утконосов, могли сохраняться долгие века для того только, чтобы погибнуть от руки человека... А мы истребляли без пощады, без милосердия. Наша цивилизация самая смертоносная, какие только когда-либо появлялись на земле... Сколько поколений кишащих здесь животных люди истребят или покорят себе еще до исхода двадцатого века?!.."

До чего же неожиданна у старого автора, родившегося как-никак 125 лет назад, и до чего же созвучна нашим временам глубоко гуманная эта горечь по поводу бездумно потребительского отношения ко всему живому, что нас окружает или могло бы окружать! А ведь писатель не знал ни современных мегаполисов с их далеко не целебным воздействием на окружающую среду, ни хищнического отношения гигантских промышленных корпораций к природным богатствам...

Что ж, Жозеф Рони-старший и в самом деле по праву может быть назван в одном ряду с Жюлем Верном и Гербертом Уэллсом: не только превосходные "доисторические" его повести, но и столь современно звучащую "биологическую" его фантастику рано предавать забвению. У этих книг будет еще немало благодарных читателей.

Виталий БУГРОВ

1 Настоятельно рекомендуем нашим читателям поискать в библиотеках книгу Е. П. Бранднса, в середине прошлого года вышедшую вторым - переработанным и дополненным - изданием: "От Эзопа до Джанни Родари" (М., "Детская литература", 1980, 446 стр., тираж 30000 экз.). Рассказывая в этой работе о переводных книгах, прочно вошедших в круг чтения детей и юношества, виднейший наш критик-"фантастовед" сжато и одновременно исчерпывающе характеризует и творческий путь очень многих зарубежных писателей-фантастов - от Жюля Верна до Станислава Лема (в частности же - и Жозефа Рони-старшего). А поскольку работа снабжена алфавитными указателями упомянутых в ней книг и авторов, она приобретает характер поистине неоценимого энциклопедического свода знаний по зарубежной детско-юношеской литературе.