НИКОЛАЙ РОМАНЕЦКИЙ: «ЖИТЬ В СОГЛАСИИ С САМИМ СОБОЙ...»

Николай Михайлович Романецкий родился в 1953 г. в Новгородской области. В 1977 году окончил Ленинградский политехнический институт по специальности «инженер-металлург». Двенадцать лет проработал на Балтийском заводе в должностях инженера-технолога, помощника мастера, мастера, заместителя начальника цеха. Первые попытки писать фантастику предпринимал еще в студенчестве, вернулся к ним в 1985 году и тогда же пришел в семинар Бориса Стругацкого. Первая публикация – повесть «Третье имя» (1987) в журнале «Энергия». В мае 1989 года распрощался с производством и занялся литературным трудом. Работал редактором, переводчиком. Ответственный секретарь оргкомитета «АБС-премии». С октября 2002 года – ответственный секретарь журнала «Полдень, XXI век». Автор дилогии «У мёртвых Кудесников длинные руки», которую составляют романы: «Убьем в себе Додолу» (1996) и «Утонувший в кладезе» (2000), а также романов «Везунчик» (2001), «Искатели жребия» (2002) и других произведений.

Ник, почему случилось так, что фантастика стала твоим приоритетом? Ведь ты её всю жизнь читаешь, пишешь, редактируешь, издаешь, в конце-концов...

Сия тайна велика есть... По размышлению, причин, наверное, две. Первая – полет Юрия Гагарина. Вторая – общая обстановка энтузиазма в начале 60-х годов прошлого века. Нам казалось, что мы живем в самой лучшей стране мира, и впереди нас ждут горы бесконечного счастья. Фантастика (в первую очередь, разумеется, космическая) более всего соответствовала этим ощущениям и ожиданиям.

Тем не менее, не все те люди, что восхищались полётом Гагарина, полюбили фантастику... Мне всегда было интересно, чем же поклонники фантастики отличаются от остальных, «нормальных» индивидуумов. Может быть, у них что-то с генами?

Сказать правду, мне всегда казались «нормальными» как раз поклонники фантастики. На мой взгляд, фантаст (как и поэт) – это состояние души, а кто знает, откуда к нам приходит душа? Во всяком случае, не с генами. Мои родители никогда фантастикой не увлекались.

Немного о самых первых, прочитанных в раннем детстве, фантастических книжках.

Первой прочитанной мною фантастической книжкой стал молодогвардейский сборник 1959 года «Дорога в сто парсеков», который отец привез из столичной командировки. И по сей день не понимаю, с какой стати он купил эту книжку. Наверное, почитать в дорогу. Полагаю, что прочёл я сборник как раз в 1961-м. Повесть Ивана Ефремова «Сердце Змеи (Cor Serpentis)» потрясла мое воображение. Потом были романы Мартынова, повести Стругацких, первый роман трилогии Сергея Снегова «Люди как боги». В общем, благородный дон был поражен в пятку...

И начал писать?

Разумеется, начал. Разумеется, роман. Даже название помню – «Корона Жемчужины». Разумеется, про Дальний Космос. Написал целую главу. И, слава богу, остановился. Потом была пара рассказов в студенческие времена. Но никаких литературных планов не имелось. И только в 1985-м все началось сначала, когда я случайно узнал о существовании семинара под руководством Бориса Стругацкого.

Расскажи о своей работе в качестве ответственного секретаря в журнале Бориса Стругацкого «Полдень. XXI век»? Как работается под началом у классика?

Моя работа заключается в организации производственного процесса, результат которого – превращение отобранных классиком рукописей в готовый продукт, бумажный журнал. Заказать иллюстрации художникам, подогнать верстальщиков... Кроме того, участвую в читке самотека. Под руководством БНСа работается... э-э... комфортно. Он все делает вовремя.

По своему опыту знаю, что выпуск журнала – работа, требующая очень много времени и сил. Как находишь время для творчества?

Было бы желание... А время всегда найти можно. Когда я работал на заводе, времени было еще меньше, и ещё дети были маленькие. К тому же, в последние годы все меньше и меньше хочется спать.

Твоя оценка нынешнего положения дел в фантастике? Что думаешь о молодых фантастах? Чтобы ты им посоветовал? Тебе не кажется, что значительно увеличившиеся возможности издать фантастическую книгу, лёгкий выход в свет служат плохую службу молодым авторам. Твоё поколение по-другому приходило в литературу. Некоторые нынешние авторы не работают над текстом, над словом, плохо пишут по-русски. Выдают поток неглубокой развлекухи. А потом читатель ЭТО потребляет. Или не стоит по сему поводу переживать? Не мы первые...

Раз выходят книжки, положение дел в фантастике нормальное. Писатели будут так писать, пока плоды такого труда удается продавать. Зачем обтачивать гайку до седьмого класса точности, если скушают третий. Это же индустрия, и развивается процесс по законам индустрии. К тому же, не будем забывать закон Старджона: 90% чего бы то ни было – дерьмо. Великих писателей не может быть много, но их не будет вообще, если не станет писателей средних. На почве, удобренной навозом, произрастают крепкие растения. Наша профессия хороша тем, что всегда остается надежда на будущее. Не поняли автора сейчас, поймут в следующих поколениях. Великий писатель – звание посмертное. Разве был Шекспир при жизни великим? И наоборот, сколько было великих, увенчанных многочисленными наградами? Где они сейчас? И кто их помнит?

Каково, по-твоему, будущее российской фантастики? Ты как-то говорил, что её будущее не за литературой идей, а за литературой характеров.

Идеи ни черта не стоят, если не меняют людей. Во всяком случае, мне не интересно читать книгу, в которой нет столкновения характеров. Однако в добротно написанном произведении и новая идея окажется на своем месте. Надо помнить, что предметом художественной литературы является человек, а уж из чего он убивает другого человека – из бластера или из «калаша» – разве это важно на фоне смерти?

В своей статье «Арьергардные бои фантреализма», написанной в 2001-м, году ты доказываешь, что фантастический реализм сдал свои позиции. Ты по-прежнему придерживаешься этого мнения? К чему я об этом спрашиваю? Просто мне кажется, что произведения, которые публикуются в журнале «Полдень», где ты сейчас работаешь, самый настоящий фантреализм и есть...

В статье я говорил о позициях в области читательского приоритета. И по-прежнему придерживаюсь этого мнения. Да, основу каждого номера «Полдня» и в самом деле составляют произведения, относящиеся к жанру фантреализма. Но если бы массового читателя интересовал фантастический реализм, тираж журнала был бы побольше нынешних десяти тысяч.

Ты жанрово «неангажированный» автор. Твои последние книги – смесь различных направлений. А всё-таки, есть ли у тебя предпочтения? Грубо говоря: НФ или фэнтези?

Грубо говоря, ни то ни другое. Или и то, и другое. Не вижу смысла во всех этих подразделениях. Пусть этим критики занимаются. Главное предпочтение – острый сюжет, чтобы читателю не хотелось отложить книгу, пока не прочтет до последней точки. И старые добрые «Чудо, Тайна, Достоверность».

Иногда ты называешь направление, в котором работаешь – «sin's fiction», то есть «литература первородного греха». Ты уделяешь в своих вещах пристальное внимание интимным отношениям мужчины и женщины. Несколько слов об этом.

Я вовсе не считаю, что уделяю «пристальное» внимание этим самым отношениям. Во всяком случае, оно не более пристально, чем в жизни. На мой взгляд, эти отношения и есть источник творческой энергии. До тех пор, пока я вижу волнующую разницу между своим телом и телами окружающих меня женщин и понимаю причину этой разницы, свеча горит. Возможно, когда эта разница перестанет быть волнующей, откроется новый источник творчества, но только тогда я это и узнаю. Нет, что бы там ни говорили святые отцы, создатель разделил нас на мужчин и женщин не только для того, чтобы продолжать род человеческий. Плодиться и размножаться можно было бы и почкованием. Но тогда бы, наверное, не было бы ни литературы, ни искусства.

Знаю, что ты заканчиваешь новый роман. О чём он?

Заканчиваешь – это громко сказано. Подхожу лишь к середине. Это продолжение «Везунчика». Подробнее о новом романе мне говорить пока не хотелось бы...

Собираешься ли возвращаться к миру Додолы, описанном тобой в неподдающейся жанровой классификации дилогии «У мёртвых Кудесников длинные руки»?

Вообще-то, начало третьего романа из мира Додолы было написано еще в 1998 году. Но дальше дело не продвинулось. Дилогия ведь осталась практически незамеченной. Читатель привык к усредненному языку, и пробиваться через стилизацию под вымышленный словенский большинству не хочется. Да, те, кто продрался через первые двадцать страниц и вчитался, говорят потом добрые слова, но ведь сначала надо продраться, а это некомфортное занятие. Впрочем, рассказы «Счастливая невеста» и «Оплошка вышла!» – из того же мира. И, в конце концов – «никогда не говори никогда»!

Кстати, о языке... Написанный легким стилем «Везунчик» попал в начальный список номинантов на премию «Русская Фантастика». А разве можно его сравнить с «Додолой»?

Бываешь ли на родине, в Новгородской области, на земле наших с тобой предков?

Примерно на пятом году знакомства-дружбы, мы с Ником неожиданно выяснили, что наши бабушки родом практически из одной деревни в Новгородской области (примечание ВЛ).

Не появлялся несколько лет. Я и раньше-то не был легок на подъем, а теперь... Но собираюсь, собираюсь. Каждое лето собираюсь.

Твои планы?

Планы старые: жить в согласии с самим собой. А если серьезно, в первую очередь – «Полдень». Плюс серия фантастических детективов о «везунчике» Максе Мезенцеве. А ведь есть и еще один начатый роман, космический. Ох, обвинят меня в отъявленном непрофессионализме!

Беседовал Владимир ЛАРИОНОВ.

Август, 2004 год.