Тридцать первого мая многие посетители Книжной ярмарки в КОСКе "Россия" видели рядом с собой человека, в котором вдруг узнавали знаменитого писателя Кира Булычева. Действительно, Кир Булычев, он же ученый-историк Игорь Всеволодович Можейко, прилетал в Екатеринбург на фестиваль фантастики "Аэлита". На Книжной ярмарке (дирекция которой, собственно, и была инициатором возрождения фестиваля), проходила торжественная часть, где Киру Булычеву вручали одноименный, весьма престижный приз. Накануне газета "Книжный клуб" организовала похищение писателя на автомобиле, принадлежащем журналу "Уральский следопыт": оторвавшись от телевизионщиков, поджидавших гостя в аэропорту, и предоставив другим журналистам, караулившим возле гостиницы, в недоумении смотреть на часы, мы немножко "застряли" на пустынной обочине, где и взяли для наших читателей эксклюзивное интервью.
- Игорь Всеволодович, недавно в телепередаче "Графоман" вы говорили, что ваше время уходит. Вы действительно так думаете? - Ну, наверное. Одно поколение писателей вымирает, другое идет ему на смену. Я отношусь к вымирающим. Точнее, так: я не фэновский писатель. Фэны народ строгий, у них па всё свои правила, своя система мнений. Одних писателей они любят, а таких, как я, не очень. Наверное, это заслуженно. Я выпадаю из их системы - не в лучшую сторону, просто в сторону. Я не хожу по тусовкам, потому что считаю: писатель должен сидеть и работать. - Ваш последний сериал про агента галактической полиции Кору Орват - не есть ли попытка шагнуть в ногу со временем? - Во всяком случае, это попытка сделать что-то новое. У меня, как вы знаете, есть много книг про девочку Алису. В какой-то мере Алиса - это маска, потому что она по условиям игры никогда не может повзрослеть. Многие спрашивают меня: как же так, а что дальше будет с этой героиней? И вот я решил придумать это "дальше". Кора Орват - взрослая Алиса. - В вас сосуществуют как минимум два человека: историк Игорь Можейко и писатель Кир Булычев. Ощущаете ли вы их в себе как две разные личности? - Скорее это два разных времени, когда я работаю. Мне неинтересно делать всегда одно и то же. Если на то пошло, во мне присутствуют и еще другие "личности". Например, то, что я действительно люблю и в чем действительно разбираюсь, - это фалеристика, наука о наградах. Я издал несколько книг, справочников по этой теме. Сейчас переиздаётся моя популярная книга, которая раньше называлась "Беседы о фалеристике", а теперь будет называться просто "Награды". Далее, мы с одной сотрудницей Исторического музея выпустили большую книгу "Должностные знаки Российской империи". Дело в том, что в Российской империи любое должностное лицо, будь то дворник, городовой, кондуктор или камергер, обязано было носить при отправлении должности знак. История этих знаков четко отражает историю России. Раньше их никто особенно не изучал и не классифицировал, а мы сделали такой, на мой взгляд, интересный труд. - Говорят, у вас дома ценнейшая коллекция наград, военных головных уборов, колоссальная библиотека... - Да ничего подобного. Особо ценных экземпляров в коллекции нет, просто это вещи, которые скапливались в процессе работы. То же самое могу сказать и о шапках. У меня систематический склад ума, я склонен систематизировать предметы. Библиотеки как целого, организованного с определенной целью, тоже нет. Есть очень много книг, которые нужны мне опять-таки для дела, которым занимаюсь. - Вам часто приходится сталкиваться с легендами о себе? - И не говорите. Недавно ко мне на встречу приезжала журналистка из Риги. Пришла ко мне домой. Ну, мы сидели с моим приятелем-издателем на кухне. Накормили ее, выпили вместе кофе, она потом говорит: "Этого не может быть, мне сказали, что Булычев злющий, пробиться к нему невозможно, он ни с кем не хочет разговаривать!" Существуют, значит, какие-то версии меня, кто-то их создает...
- А вам самому не случалось создавать такие легенды? - Не совсем. Например, я часто рассказываю устоявшуюся историю о том, как возник мой псевдоним. Я тогда работал в журнале "Вокруг света", там есть приложение "Искатель". И однажды там "слетела" обложка к фантастическому рассказу американского писателя, который не пропустила цензура. Цветная обложка, триста тысяч экземпляров - для журнала это катастрофа. Тогда мы решили все пойти по дома"! и за ночь написать по фантастическому рассказу. Для публикации выбрали мой. А как представиться? Я еще тогда учился в аспирантуре, в Институте востоковедения. За мной и так водились грехи, а если бы еще узнали, что я пишу фантастику, могли вообще из аспирантуры погнать. Так я взял псевдоним: имя жены, фамилия - матери. Но я вам скажу, что эта история - не совсем правда. Дело в том, что ко времени данных событий я уже напечатал под псевдонимом "Кир Булычев" несколько рассказов про девочку Алису. - Можете хотя бы приблизительно прикинуть, сколько вы написали книг? - Можно попробовать. Сейчас издательство "Хронос" выпускает мое собрание сочинений. Они разделили его на серии. Одна - это фантастика, там уже вышло четырнадцать томов, будет еще примерно столько же. Другая - детская фантастика, двенадцать томов. Еще двенадцать - мои научно-популярные книги, подписанные фамилией Можейко. В общем, около пятидесяти томов. - Как вы считаете, что делает одного писателя более, а другого менее плодовитым? - Одного толкают писать графоманские позывы, другого - жадность к деньгам, третьего - бедность, четвертого - тщеславие. Что до меня - я просто люблю это занятие больше других. Но вообще, я работаю мало и плохо. Плохо организован. Бывает, удается на месяц-другой уехать из Москвы и засесть за письменный стол. А в Москве всё время звонки, знакомые - могу сосредоточиться только после двенадцати ночи. С возрастом это становится всё труднее. В общем, у меня коэффициент полезного действия пять процентов, как у старого паровоза. - Что вы скажете о новой российской фантастике и о молодежи, которая её создает? - Я думаю, все мы оказались не готовы к свободе. Помню, лет десять назад мечтали: вот будет свобода, появится у нас много журналов, выйдет много книг... Не учли того, что как только дверь приоткроется, так к нам пойдет очень опытная, очень профессиональная, очень напористая американская масс-культура. Наша российская фантастика всегда была серьезным видом литературы: она берет свое начало от Гоголя, от Булгакова, от других мастеров. Американская фантастика - это литература сытого народа. Там преобладают пугалки, страшилки, блестяще выдуманные миры - словом, то, чего не бывает в действительности. Мы же всегда старались говорить о наших реальных, больных проблемах. Конечно, на первых порах маятник читательского интереса резко ушел в "американскую" сторону. Тут не обошлось без участия книжной торговли: оптовики стали ориентироваться в основном на слой, который ниже среднего. На тех, кто раньше не мог получить, чего хотел, и вынужден был читать Пушкина с Достоевским по школьной программе. А теперь оказалось, что можно и не читать этого Пушкина! И молодые авторы стали как-то следовать американским образцам, то есть попытались создать "крутую" литературу, где герои отрезают головы своим любимым, стреляют сразу из четырех пулеметов, и так далее. В общем, случилось то, что должно было случиться. Но теперь, в последний год, я вижу, что маятник пошел обратно. Если раньше в списках бестселлеров восемь из десяти были американцы, то теперь восемь из десяти - наши писатели. Я думаю, всё образуется. - Не считаете ли вы, что сегодня существует опасность деформации русского языка? - Нет, я, например, стараюсь писать по-русски. Что касается англоязычных заимствований - есть ведь и полезные, так сказать, международного характера. Или связанные с компьютером, с изменением в целом образа жизни. Нет, я думаю, русскому языку ничего не грозит. - Скажите, как вы сегодня относитесь к своим книгам, выпущенным много лет назад? Недавно, например, у нас на ярмарке появилась ваша "Последняя война". Нам кажется, что сегодня она читается по-другому, чем прежде. Такое впечатление, будто общество планеты, погибшей в ядерной войне, - это наш бывший "совок", не целиком по фактам, а по атмосфере всеобщего доносительства, разделения на патрициев и народ. Наверное, это был распространённый прием в советской фантастике - изобразить своё под видом инопланетного. Вы ставили целью что-то сказать читателю эзоповым языком? - Нет, впрямую такой задачи я не ставил. Видите ли, раньше я жил по принципу: "Черное-белое не носите, "да" и "нет" не говорите, вы поедете на бал?" Я прекрасно понимал, что коль скоро я не революционер, так не стоит и носить в издательства книги с подтекстом: в лучшем случае их вернут обратно. Да, я был двуличен. Писал кое-что для себя, для друзей. В общем-то, конечно, "Последняя война" могла проскочить только в конце шестидесятых. После этого мне целых двадцать пять лет не удавалось ее переиздать. Но там я говорил не о "совке", а о войне и тоталитаризме как о глобальных явлениях. Был у меня другой случай - когда создавался фильм "Через тернии к звездам", тоже про планету, погубленную её обитателями. Мы, создатели фильма, вместо слова "Конец" хотели вставить такую фразу: "Все кадры мёртвой планеты сняты в Советском Союзе сегодня". Тут, конечно, нам влетело. - Но диссидентом вы не были? - Нет, у меня не было ни силы воли, ни отваги, ни решимости противопоставить себя властям. Я сделал другое: поделил для себя мир. Я считал, что если уж живу в этом государстве, здесь работаю, здесь получаю зарплату, - значит, я должен быть лоялен к государству. Но я никогда не связывал себя ни с какими идеологическими его сторонами. Никогда не был членом партии, не вступал в Союз писателей. Меня всегда удивляло, как многие мои друзья, прогрессивные, умные люди, жутко расстраивались, если их исключали из СП. Радоваться надо было! Как можно состоять в организации, если не разделяешь принципов, на которых она построена? - И тем не менее вы едва не сделали карьеру дипломата? - Да, я был единственным советским беспартийным дипломатом. Две недели, а потом меня вышибли. Я работал в Бирме корреспондентом, затем уехал пресс-атташе, и я получил назначение. Ну, вызвал меня резидент и сказал: "Вот хорошо, Игорёчек, будем, значит, работать вместе!" Я как представил, что мы будем работать вместе... В итоге меня объявили дезертиром с идеологического фронта. - А в последние годы перестройки и "разгула" демократии - не было соблазна окунуться в политику? - Вы знаете, нет, Я человек не общественный. Был, правда, один забавный случай. Когда-то давно я ждал обыска в связи с одним моим знакомым и уничтожил много того, что сам написал. В начале девяностых мне позвонили из Питера: у них обнаружился третий экземпляр одной из уничтоженных рукописей - видимо, я дал кому-то почитать и забыл. Так рукопись уцелела. В Питере ее издали, а потом решили снять по ней фильм. Он называется "Осечка-67": там про то, как к 50-летию Октября решили для телевидения воспроизвести штурм Зимнего. Штурмовать должны были дружинники, милиция, а защитниками сделали работников Эрмитажа. Ну, научные сотрудники собрали комсомольское собрание и решили: не отдадим Эрмитаж, а то они пьяные ворвутся и всё переломают. И не отдали. Комедия, но сюжет ее так "лег" на наши события 93-го года, что питерское телевидение показало фильм 4 октября 93-го и теперь показывает каждый год 7 ноября по пятой программе.
- Вы уже не первый раз у нас в Екатеринбурге. Что вы скажете о городе? - Вот по нему как раз и видно, что у нас была за социальная система. При другой системе это был бы грандиозный, красивый город. А так он весь недодуманный, недостроенный. На нём лежат такие вот слои разных, не очень давних эпох, и видно, что о людях здесь никому особенно думать не хотелось. - Что означает для вас стать лауреатом "Аэлиты"? - Ну, для меня это скорее печальное событие. Я ведь приехал сюда к своим - к людям из "Уральского следопыта", с которыми мы вместе провели уже не один фестиваль. Я просто из них, из этой команды. Много раз был "вручателем" "Аэлит", вместе мы решали, кому, за что её присудить. Теперь "Уральский следопыт" на грани закрытия. Мне позвонил бывший редактор Станислав Мешавкин: мол, Игорь, приезжай, плохи дела, может быть, в последний раз проводим "Аэлиту". Вот я и приехал. Надеюсь, правда, что всё не настолько безнадежно... P. S. Вручение призов фестиваля прошло в центральном из трех залов Книжной ярмарки - при немалом стечении прессы и при заметном оживлении публики. Гостей на фестивале было меньше, чем обычно: сказался двухлетний перерыв, когда "Аэлита" не проводилась из-за отсутствия средств. Но в кратком спиче главный лауреат высказал всё же больше оптимизма, чем на обочине Сибирского тракта, - тем более, что немедленно после закрытия "торжественной части" началось прикидочное обсуждение "Аэлиты-98", в которой Книжная ярмарка намерена сыграть не последнюю роль. Пробившись сквозь плотное кольцо почитателей Кира Булычева, мы задали писателю еще два вопроса. - Каковы ваши впечатления от Книжной ярмарки? - Мне кажется, она устроена удобно для покупателей - по сравнению с тем же "Олимпийским" в Москве - и, видимо, приемлемо для продавцов. Удручило меня одно: когда я ехал сюда, думал найти на ярмарке много книг местных издательств - но увидел на прилавках вполне московскую картину. Хотелось бы в следующий раз обнаружить на ярмарке хорошие книги, вышедшие в Екатеринбурге. - Как вам понравился приз "Аэлита" - ваш, так сказать, экземпляр? - Он похож на мастодонта! Соответствует мне.
Вера Петрова
ИНТЕРЕСНЫЕ СТАТЬИ
Луизов А. Путешествие на луну Сирано де Бержерака Геннадий Григорьевич Голобоков Фантазия в мифологии североамериканских индейцев
|
|
|
||