ПУСТЬ НЕУДАЧНИК СМЕЕТСЯ

Ильин В.Л. Пожелайте мне неудачи. - М.: ЭКСМО-Пресс, 1998. - 576 с. (Абсолютное оружие)

Новый роман Владимира Ильина «Пожелайте мне неудачи» – пример того, как плодотворно иногда усваиваются сегодняшней фантастикой уроки братьев Стругацких. Нечто подобное проявлялось, например, в романе Сергея Лукьяненко «Осенние визиты» и в некоторых других книгах, имевших в последнее время успех на российском книжном рынке. Общий мотив: ответственность личности, вдруг – в силу ряда фантастических причин – оказавшейся в ответе за судьбу человечества и мира. Причем ответственность эта не подтверждается и не поддерживается никаким официальным статусом носителя экстраординарных качеств. Внешне он самый обычный человек, и действие произведения разворачивается именно на фоне обыденности, всеобщего незнания о мировой судьбоносности внешне нелепых и, казалось бы, вполне приватных событий сюжета.

Герой романа «Пожелай мне неудачи» – обычный инженеришка в заштатном московском НИИ. Почему же им так плотно занимается специальный, так называемый нулевой отдел службы государственной безопасности, он же «Опека»? Оказывается, Подопечный (это до поры до времени его единственное имя) обладает столь сильным биополем, что от состояния его эмоций зависит количество и качество всевозможных катастроф. Схватил Подопечный двойку на экзамене – с гор на селение сошла лавина. Неудачно влюбился, получил от ворот поворот – в сейсмически спокойном районе случилось страшное землетрясение. Увязав по времени неприятности подопечного с неприятностями в масштабах страны, кагебешники вынуждены были поверить энтузиастам экстрасенсорики, что они имеют дело с ходячей атомной бомбой. С той поры Подопечного окружили незримой заботой: сотрудники госбезопасности, имея чрезвычайные полномочия и практически неограниченные материальные возможности, ограждали простого инженера и от уличных хулиганов, и от неприятностей по службе, и от проблем в семейной жизни. Когда у объекта в провинциальном городке умерла любимая мать, служба безопасности (подделывая письма, голос по телефону и так далее) создала ему иллюзию, что мать жива и благополучна...

Так мир вокруг ни в чем не повинного Подопечного становился все более и более иллюзорным. Однако герой оказался не так прост, как привыкли думать его опекуны. Занимаясь на службе писанием фантастических романов (разумеется, никакое начальство не чинило тому препятствий), Подопечный так развил свое воображение, что сумел и на собственную жизнь посмотреть как на сюжет. Перед ним стали вырисовываться контуры его ненормального везения; некоторые эксперименты показали, что он действительно храним какой-то незримой силой. Подозрение, что семейное счастье, писательские успехи и многое другое есть чей-то обман, а ничего своего и реального у него уже не осталось, подвигло Подопечного на рискованную попытку контакта с опекунами. Те, разумеется, пришли в ужас: страшно было даже представить, какого масштаба катастрофа разразится, если Подопечный внезапно потеряет смысл существования. И все стали думать, какой же неудачи пожелать искусственному счастливчику, – страстно, в свою очередь, желавшему убедиться, что и он способен поскользнуться на банановой кожуре.

Весь роман Владимира Ильина – это анфилада иллюзорных реальностей, причем одна и только одна из всех непременно настоящая. Писатель создает для героев проблемы нравственного выбора поистине «стругацкой» остроты. Можно ли совершить для блага человечества такую гнусную подлость, после которой перестаешь себя уважать? Можно ли десятилетиями жертвовать не только судьбой Подопечного, но и судьбами рядовых опекунов? Не становится ли в конце концов сама Опека таким ядром безнравственности, которое в метафизическом плане так же пагубно, как любой Чернобыль?

Надо отдать должное Владимиру Ильину (между прочим, нашему земляку, родившемуся в Златоусте и дебютировавшему много лет назад в «Уральском следопыте»): он мастерски строит интригу, создает очень интересное чтение – и вместе с тем делает настоящую литературу. Основная идея романа: человек и человечество – равноправные партнеры. Автор показывает, что есть такие гуманитарные параметры, где количественный показатель (число возможных и реальных жертв) не обязательно самый надежный. Идея, в принципе, не принадлежит одному Владимиру Ильину, а восходит к «слезинке ребенка» Федора Достоевского. Но данная вариация на тему оказалась плодотворной.

Максим Шерстюгов