ЗОЛУШКА

ЛЮБОЙ критик, пожелавший сегодня написать о состоянии дел в отечественной фантастике, попадет в ситуацию довольно парадоксальную.

С одной стороны, можно брезгливо оглядеть анилиновую яркость коммерческих лотков, вкусно ругнуться, обнаружив до смешного безграмотный перевод Саймака или Гаррисона, а тем паче сделанный "под Гаррисона" боевичок местного розлива со звездолетчиком Ваней, близким родственником какого-нибудь астронавта Джонни из американской сайнсфикшн сорокалетней эдак давности; можно перелистать, не отходя от прилавка, доморощенную "Людоедку Ярты", хлебнуть "Сатанинского зелья", едва не вляпаться в "Постель дьявола-искусителя" - после чего посетовать на упадок нравов и на оскудение литературного вкуса, вздохнуть об ушедшей "эпохе спокойствия", где по крайней мере все было ясно, и объявить о нынешнем глубоком кризисе фантастики. И это будет правдой.

А можно, наоборот, вспомнить недобрым словом те же самые спокойные годочки со всеми их прелестями - устойчивой дискриминацией фантастики как жанра, сознательным занижением и без того низких тиражей, книгами, пущенными под нож трусами-редакторами и услужливыми рецензентами; с официальной установкой на "конструктивность мечты", с крылатой фразочкой, пущенной заведующим крупнейшего издательства насчет социальной фантастики, для которой-де лично он видит у нас только два пути - в корзину или в КГБ. А потом срезу представить себе сегодняшнее отсутствие цензуры, ненасытный рынок, изобилие имен, названий, новых серий, научно-фантастических газет, альманахов, журналов - и смело вести речь о расцвете жанра. И это тоже будет правдой.

КРИЗИС ЖАНРА? Ну, разумеется: вырвался на свободу целый легион вчерашних двоечников, отшлифованных годами литстудий, авторов фантастических сочинений, высокая лояльность которых все равно не могла перевесить их неудобочитаемость. Раньше выход в свет подобных книг был все-таки вынужденно ограничен - даже печально известная серия "Библиотека советской фантастики" издательства "Молодая гвардия" имела право выставить в год не более пяти-шести наименований. Теперь же плотину прорвало: издавать НФ стало разрешено везде и всюду, а уж под крылом "Молодой гвардии" и вовсе возникла мощная фирма, всего за несколько лет выпустившая более сотни коллективных сборников и отдельных книг.

Правда, "молодые творцы с... огромным желанием писать" (цитирую предисловие к одному из сборников), обладающие "оптимистической верой в человека и его будущее" (это уже из другого предисловия), чаще всего не располагали ничем иным, кроме желания и оптимизма. Но пока спрос на фантастику превышал предложение, книги по-прежнему могли заполняться дежурным коктейлем из тунгусских метеоритов, коварных головоногих пришельцев, империалистических вредителей с нейтронными бомбами в скрюченных лапках и мудрыми патриотическими старичками-всеведами, чьи туески были доверху наполнены Эзотерическим знанием далеких Предков (то ли арийцев, то ли этрусков - на выбор). "Пусть не хватает еще профессионализма, - ободряло между тем еще одно предисловие, - не всегда оригинален сюжет, зато есть главное - искренность и чистота помыслов". Наверное, "искренность и чистота помыслов" авторов должны были убедить читателей, что "высокомерие и непомерная гордость", "амбиции", "непомерная американская гордыня" - первый признак жителей Западного полушария (повесть Ю. Глазкова "Дорога домой") или что древние бритты имеют непосредственное отношение к гитлеровскому плану "Морской лев", меч короля Артура - к численности британской авиации, а все вместе, разумеется, к Шамбале, махатмам, царю Ашоке и т. п. (повесть В. Щербакова "Меч короля Артура"). Что войну на мирной планетке может развязать непременно поэт, да еще с неарийским имечком Кирш (повесть В. Забирко "Войнуха"), или что возмездие за грехи рэкетирам, неверным невестам и нечестным милицейским генералам нагрянет едва ли не из космоса (повесть Ю. Медведева "Яко вертоград во цветении"; впрочем, это уже не новая тема для автора - в его ранней повести "Чаша терпения" американскую военщину тоже достает тяжелая рука инопланетян...).

Стиль творцов "с огромным желанием писать" мог быть прихотлив, как узор на расшитой подушечке ("...резко, как ятаган сарацина, вспарывал ажурное покрывало заката короткий, кровь леденящий вопль, исполненный угрозы и неизъяснимой муки. Взметался ввысь, стремясь испить лунного мерцания..." и т. п. - повесть Л. Вершинина "Сказание о рыцаре Гуго"); а мог быть суров, как инструкция по технике безопасности ("Тревожно было на сердце Окатона: уже не первый раз ему сообщали, что неспокоен Центральный Энергоатрон... Звездные корабли Фаэтона бороздили Дальние и Ближние Миры, закладывая на планетах с белковой жизнью Код Разума. Но Тианорк зафиксировал непонятные пульсации..."* - повесть Э. Малышева "Трагедия Атлантиды"). Особой разницы не было. Массовый поток НФ как бы "привел к общему знаменателю" все расхожие темы и сюжеты фантастики. Даже секс - прежде запретный плод - лишился в такой литературе какой-либо привлекательности. "Колеина секс-бомбы коснулась живота Нормана. Всё животное и мужское заклокотало а нем...": в книжках-минутках автора под псевдонимом Вилли Конн все изложено сурово и прямолинейно - вид сверху, вид снизу, вид сбоку, наезд камеры, панорама, крупный план, рапид, дубль, еще дубль... В повести "Лили" одно и то же описание просто-напросто повторено два раза одними и теми же словами; в прочих книжечках, наподобие "Похождений космической проститутки", все эти "кинематографические" находки жанра "жесткое порно" чуть варьируются, однако в целом все упрощено донельзя, слеплено в единый утомительный ряд.

Казалось, дай свободу - и даже самый невзрачный фантаст-воробышек сможет найти в себе умение издать хоть несколько соловьиных трелей. Расставание с былыми заблуждениями оказалось трагикомичным. Да, А. П. Казанцев, с 1936 года боровшийся с поджигателями войны по ту сторону Атлантики, наконец-то нашел несколько недобрых слов по поводу "сталинского самовластья", которому он, как писатель-романтик, всегда-де противостоял. Да, талантливый Кир Булычев "отметил" тему лагерей и репрессий далеко не самым своим удачным рассказом "Утешение". В остальном же массовая армия пишущих фантастов снятия с плеч тяжкого креста как бы и не заметила.

В повести В. Рыбина "Золото храма", где важная миссия воссоздания храма Христа Спасителя возложена автором на выходцев из грядущих столетий, есть любопытный, в духе времени, разговор. Да, признается один из героев, ломали "и храмы, и традиции, и культуру", случалось, и свои же. А кто подтолкнул на злое дело? "Кто? - Будто не знаешь?" - слышится в ответ. "Масоны, дружок... - продолжает начатый разговор персонаж повести С. Ковякина "Дьявольская субмарина". - Дела их тайны и непонятны. Внешне обычные люди, но имеют пароль свой, и язык особый, и страшную цель. Но не ведают того, что являются только маской-личиной более темных сил, перчаткой для дьявола..." Повесть, написанная, судя по всему, под впечатлением всенародной борьбы с "зеленым змием", вся пронизана подобными намеками: водка содержится в "дьявольских сосудах", а на судьбах пьяниц лежит "печать потусторонних сил".

В галерею злодеев, созданных фантастами, хорошо вписываются и горбоносый очкарик с именем, похожим на библейское, который чеканит свои профили на шестигранных монетках и захватывает звездолет - символ светлого будущего (роман Н. Советова "В изгибе развития"), и коварные хазары - нечто вроде древнейших сионистов (роман С. Плеханова "Заблудившийся всадник"), причем и легендарный Соловей-разбойник, оказывается, тоже из этих, из хазар, и не Соловей он, значит, а не то Соломон, не то Самуил... Короче - разбойник.

Самое любопытное, что массовая НФ, литература Потока, даже отстаивая самобытность и громко обличая западный "космополитизм", продолжала машинально использовать традиционные схемы американских фантастических романов тридцати-, сорокалетней давности, периода "золотого десятилетия". Эксперименты "новой волны", заката "новой волны", все эти впечатляющие поиски западной фантастики, отраженные в романах Олдисса и Дика, Болларда и Дилэни, прошли как бы мимо нас, не задевая нас. Сегодня забавно наблюдать, как из-под живописных опереточных лохмотьев, из-за стилизованного "ой ты, гой-еси" неожиданно проступает знакомый сюжетный каркас, выстроенный на приключениях сильных, решительных парней и хрупких платиновых блондинок.

Одним словом, кризис, упадок жанра фантастики у нас сегодня видны невооруженным глазом, и с этим, кажется, трудно спорить.

НЕ МЕНЕЕ ясно видны все признаки РАСЦВЕТА ЖАНРА НФ - и тоже именно сегодня.

Расцвета? Ну конечно: никогда еще фантасты не чувствовали такого подъема, такого редкого дружелюбия со стороны издателей. Чуть более десяти лет назад, незадолго до кончины генсека, Союз писателей впервые милостиво одарил семинар молодых писателей-фантастов двухнедельным пребыванием в осенней Малеевке (через два года семинар перевели в Дубулты). Кажется, это был единственный из семинаров, по итогам которого выпустить сборник было задачей непосильной: все попытки наталкивались на внушительное "нельзя". Причем чем выше по "гамбургскому счету" оценивалась вещь, тем меньше было шансов увидеть свет. По сути, эти встречи молодых и почти никому не известных фантастов становились чем-то вроде "31-го отдела" из известного романа Пера Вале: общество отвергало талантливых людей, не нуждалось в их труде, хотя и снисходительно позволяло этим людям общаться друг с другом, собираясь вместе. Литература "двоечников" и любителей уворовать сюжет-другой у Гаррисона и Шекли на этих семинарах как-то тушевалась, уходила в тень; тон задавали прежде всего социальная фантастика, а также антиутопии, фантастика сатирическая, психологическая, лирическая, авантюрная - все многоцветье возможностей жанра.

И вот десять лет спустя все то, о чем молодые фантасты жарко спорили на прокуренных кухнях, осуществилось. Каждый получил возможность легко опубликовать произведения из своих "запасников", но, к счастью, они не остановились на достигнутом вчера.

К примеру, петербуржец Вячеслав Рыбаков после безусловного успеха фильма "Письма мертвого человека" (он был одним из авторов сценария) и "постядерной" повести "Первый день спасения" мог легко и дальше конструировать имидж пророка Большой Катастрофы, но неожиданно опубликовал тонкий, нервный, какой-то пронзительно щемящий фантастический роман о любви "Очаг на башне" и повесть "Не успеть". Повесть взывала к людскому благоразумию в пору, когда "мир расшатался". Роман москвича Владислава Задорожного "Защита от дурака", созданный еще в начале 80-х отнюдь не под влиянием Замятина или Оруэлла, безоговорочно отвергался издателями вплоть до самого начала 90-х: для фантастики это было чересчур саркастично, для сатиры - слишком много реалий из богатого арсенала НФ. Между тем призрак мира в романе, где умники объявлены дураками, а дураки - умниками, по-прежнему витает над нами, он никуда не исчез. У того же В. Задорожного в небольшой антиутопии "Государство как бурьян" (опубликована в минувшем году в новом журнале "SOS") мировой Гармонии достаточно легкого толчка в виде обнаруженного в отдаленном архиве нелепого закона, запрещающего кричать вслед уходящему поезду, - и идиллия рушится за какой-то месяц; и вот уже прямая и ясная дорога в безоблачное Завтра перегораживается танками и бэтээрами, размалеванными зеленой камуфляжной краской. Становится очевидно, что подобная Гармония еще менее реальна, чем развеселый социум-психушка, придуманный красноярцем Михаилом Успенским в повести "Чугунный всадник". Успенский не строит холодновато-умозрительных моделей мира (или "антимира"): он просто доводит до абсурда, до логического предела наши нынешние проблемы, причем ухитряется сделать не апокалипсически мрачно, а смешно.

В предыдущей повести М. Успенского "В ночь с пятого и" десятое" герой-правдолюб отправлялся в поход против ненавистной бюрократии, вооружившись сосудом с керосином. Прошло совсем немного времени - и выяснилось, что супостат не вовне, а внутри каждого, и зловещий Чугунный Всадник, неожиданно откопанный на территории Заведения, только напоминал всем об этом. Когда компания законопослушных бездельников, четко исполняя бредовое распоряжение руководства (позднее оказывается, что элементарно ошиблась машинистка при перепечатке приказа), отправляется на соревнования по гребле "... 1237-й год - это хоть и забавно, но понятно. (юмористическая повесть волгоградцев Любови и Евгении Лукиных "Пятеро в лодке, не считая Седьмых"). Но вот когда прекрасный ученый и порядочный человек, герой повести киевлянина Бориса Штерна "Записки динозавра" готов - ради благого деле, конечно! - хоть с дьяволом союз заключить - это уже грустно и горько.

Что-то непоправимо изменилось в душе каждого из нас. Не всегда эта внутренняя метаморфоза видна - как в маленькой повести москвича Эдуарда Геворкяна "До зимы еще полгода", где о человеческом внутреннем "я" легко могут рассказать следы, оставленные на странном нетающем снегу, - но так или иначе она обязательно отразится в поведении. Повесть москвича Владимира Покровского "Танцы мужчин" - редкий и драгоценный сплав захватывающего динамического действия с полноценной психологической прозой. Реалии здесь намеренно условны, но они никого не обманывают. Патрульные-"скифы" (это служба наподобие нынешнего ОМОНа - с фантастическими поправками на жанр, конечно) показаны автором не "рыцарями без страха и упрека", но и не холодными, безжалостными негодяями, готовыми применять оружие без раздумий, а просто растерянными, закомплексованными мужиками, у которых ни родных, ни близких, а приказ и долг, долг и приказ, и ничего кроме. Один усиленно изображает из себя прожженного интригана, другой - самовлюбленного нарцисса, третий выдумал себе целую Вселенную и удаляется в нее мысленно в перерывах между дежурствами, четвертый принужден нести на плечах тяжкий имидж всеобщего любимца, национального героя.

В повести Виктора Пелевина "Принц Госплана" на глазах у читателей исчезает граница между компьютерной игрой - привычным атрибутом сегодняшних учрежденческих будней - и самой жизнью. Это выглядит вполне естественно, поскольку компьютерные забавы серьезных дядечек - прежде всего форма бегства из опостылевшего настоящего в мир, где не существует быта, где жизнь может быть короткой, но яркой. Стекло дисплея в повести легко становится проницаемым, и вот уже в госплановском буфете коллеги чествуют какого-нибудь Кузьму Ульяновича Старопопикова, который "сбил над Ливией свой тысячный МИГ" и получил за это от Конгресса орден "Пурпурное сердце". Автор ироничен, однако не намерен осуждать своих "хомо люденс": в конце концов кто может поручиться, что та наша жизнь, которую мы считаем истинной, с ее ценами, очередями, суетой, не есть тоже всего лишь забавная компьютерная игра, записанная на чьей-то дискете?

РЫБАКОВ, Задорожный, Успенский, Штерн, Геворкян, Лукины, Покровский, Пелевин - названы лишь некоторые имена сегодняшних "тридцати-, сорокалетних" фантастов, но уже заметно, что противопоставить массовому "валу" есть что. Нынешний кризис НФ - это нормальный кризис перепроизводства, рано или поздно законы конкуренции отсекут совсем уж беспомощное, да и "троечники" должны будут приспосабливаться.

Но все это - проблемы уже другого уровня, нежели раньше. Полвека назад Александр Беляев, автор "Человека-амфибии" и "Звезды КЭЦ", печально называл фантастику Золушкой - имея в виду ее незавидное положение среди литературных сестер. И вот справедливость восторжествовала: принц-читатель не найдет отныне никаких преград между собой и Золушкой. Популярный жанр получил свободу. Можно примерять хрустальный башмачок и вести Золушку под венец. Ну, а какой принцессой будет вчерашняя Золушка, покажет время. Немного терпения, читатель!