Роман Арбитман
«МУЗЕЙ ЧЕЛОВЕКА»
|
СТАТЬИ О ФАНТАСТИКЕ |
© Р. Арбитман, 1991
Литературная газета (М.).- 1991.- 3 июля.
Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2002 |
"МУЗЕЙ ЧЕЛОВЕКА". Фантастические повести и рассказы. "Всесоюзный центр кино и телевидения для детей и юношества". М.
Что это - сборник фантастической сатиры или сатирической фантастики? Честный филолог в денном случае, боюсь, не сможет поработать острым ножиком точных определений, рассечь живое целое и установить, кто из авторов книги фантаст, кто сатирик и кто в какой степени прихватил себе сопредельной жанровой территории. А простому смертному до всех этих тонкостей и дела нет. Он (простой смертный), прочитав сборник, с удивлением не находит в нем ни привычной НФ-атрибутики (космических кораблей, роботов, бластеров и прочего громыхающего железа), ни привычных сатирико-политических эскапад.
Находит же нечто другое: множество вполне ирреальных происшествий, берущих начало непосредственно в нашей повседневности, - к примеру, историю о "среднестатистическом" Игоряше, любимом персонаже анкет, опросов и социологических исследований, который с легкостью вытесняет из жизни Игоряшу обыкновенного ("Музей человека" Виталия Бабенко). Читатель обнаруживает головокружительную смену ракурсов - мир то глазами бройлерной курицы, задумавшейся о смысле жизни ("Затворник и Шестипалый" Виктора Пелевина), то глазами рассудительного таракана, озабоченного, как и все мы, решением продовольственной проблемы ("Из последней щели" Виктора Шендеровича); показательно и калейдоскопическое разнообразие мест действия - от провинциальной "зоны" ("Сладкие песни сирен" Михаила Кривича и Ольгерта Ольгина) до "коридоров власти" ("Как у нас в номенклатуре" Михаила Успенского)...
И все это пестрое разнообразие неожиданно составляет довольно стройную картину. Причем нам хорошо знакомую. То самое время, пока в пылу дискуссий решался важнейший вопрос - умер ли уже соцреализм или его просто никогда не существовало? - авторы сборника деловито продемонстрировали нам нетипические характеры в совершенно экзотических обстоятельствах. И оказалось: вот она, наша жизнь, без всяких преувеличений. С какой стороны ни возьмись - наша, родная. Писатель Владимир Михайлов, рецензируя сборник из Мюнхена по "Свободе", посетовал, правда, на недостаточную оперативность авторов в оценке именно сегодняшних событий; мне же, напротив, это представляется достоинством: все равно при той стремительности, которая присуща общественной жизни, и при теперешнем состоянии полиграфии прозаику петушком бежать за прогрессом - дело суетное и даже бессмысленное.
В книге "Музей человека" речь идет о проблемах не сиюминутных. Ключевым здесь выглядит рассказ Виктора Пелевина "Оружие возмездия", хотя он внешне вообще не о нашем отечестве, а о "третьем рейхе". О том, как геббельсовская пропаганда раз за разом вколачивала в менталитет странные сказки, добиваясь, чтобы они стали былью, и как они действительно стали былью... Сон разума, как известно, рождает чудовищ - чем глубже сон, тем омерзительней чудовища и тем меньше шансов проснуться. Увы, это и нас касается. Это мы сами помогали обрести плоть и мифам об "оружии возмездия", и сами терпели любой нелепый официоз (как в "Человеке с плаката" Виктора Шендеровича), и собственными руками выстроили все девять кругов бюрократического ада, котором увяз герой повести М. Успенского "В ночь с пятого на десятое", и выпустили на свет божий "добропорядочную" нежить, которой устроить книжное аутодафе или определить нормального человека в "психушку" (как происходит в "Шестой главе "Дон Кихота" Бориса Штерна) - одно удовольствие. Авторы книги справедливо полагают, что с многочисленными химерами, порожденными кипением когда-то возмущенного разума, тоже будет справиться труднее, нежели с реальными супостатами. Вот почему в сборнике немало сарказма и "черного юмора" и маловато оптимистичного...
И на этом фоне выделяется вдруг рассказ Вячеслава Пьецуха "Новый Завод", завершающий сборник, - этакая прекраснодушная греза о возникшей островком среди моря безделья, апатии и принудительного, нелюбимого труда своего род" Телемской обители, где все свободны, добродетельны и трудолюбивы. В концепцию книги рассказ совсем не вписывается, из реальности очевидно, "выпирает", интонация его - вполне умиротворенная. Но по-человечески составителей понять можно: в финале, наверное, есть смысл сатире чуть отступить, а фантастике - слегка подвинуться. Утопия (а у Пьецуха именно утопия в миниатюре) - не панацея от всех бед и никогда не будет таковой. Однако надежда... Всем нам так хочется надежды.
|